Кажется, нашел, сообщил задумчиво. Что у вас есть по периоду от Смутного времени до Петра Первого?
Много.
Нужны книги разных историков. В том числе иностранных.
Иностранные большей частью на языке оригинала. Не всех перевели. Есть французские, немецкие, английские.
Давайте всех.
Подивившись, библиотекарь спорить не стал, и вскоре перед мастеровым выросла стопка книг. Обслуживая других читателей, библиотекарь время от времени заходил в зал, где бросал взгляды на необычного посетителя. Тот ЧИТАЛ именно так, прописными буквами. Книги листал профессионально, то есть заглядывал в содержание, находил нужную главу, после чего впивался глазами в текст. Пробегал его быстро и брал следующую книгу. Причем, как заметил библиотекарь, не важно, на каком языке. Проходя мимо, он увидел, что мастеровой штудирует сочинение английского историка. Ладно бы француза или немца эти языки библиотекарь худо-бедно знал, но англичанина? Кто их читает в России? И это мастеровой?! Или рядится под такового? Революционер, живший за границей? Но зачем тому история России? Они больше сочинения иностранных философов спрашивают разных там Прудонов с Марксами. Не похож посетитель на ряженого. Тех выдают руки и манеры. Держатся, как господа, руки у них гладкие, с ухоженными ногтями. У этого хоть и острижены коротко, но черная каемка под ногтями имеется. Да и кожа темная от въевшегося машинного масла. Странная фигура, очень странная.
В середине дня мастеровой вышел пообедать, попросив книги со стола не убирать, потому как обязательно вернется. Что и сделал, явившись через час. Вновь читал, затем пересел к столу с подшивками газет. Просидел над ними до закрытия, встав, когда об этом напомнили.
Нашли, что хотели? поинтересовался библиотекарь.
Можно сказать и так, кивнул мастеровой. Хотя досконально не выяснил. Любит люд ученый разводить турусы на колесах. Ладно. У вас есть книги по обработке металлов?
Нет, покачал головой библиотекарь. Это в технической библиотеке. Лучшая при Московском инженерном училище, но туда посторонних не пускают. Вам, простите, зачем?
Так я токарь, пожал плечами посетитель. Хочу совершенствоваться в профессии.
Ясно, кивнул библиотекарь. Если так, то рекомендую книги купить. Вы ведь будете пользоваться ими постоянно.
Точно, согласился посетитель.
Позвольте поинтересоваться, не удержался библиотекарь. Вы, вроде, мастеровой, но читаете на иностранных языках. Это не все выпускники университетов могут.
В приюте выучился, ответил посетитель. Опекала меня там инокиня Агафия. Добрая душа, Царствие ей Небесное, он перекрестился. Вот и обучила. Много знала, посетитель вздохнул. Да и склонность к языкам у меня имеется.
Что же дальше учиться не пошли? С такими-то способностями?
Кому нужен сирота? вновь вздохнул мастеровой. Кто за него станет хлопотать? Покровительница умерла, а меня отдали в фабричную школу. Так и стал мастеровым. Спасибо вам и до свидания.
Библиотекарь проводил его долгим взглядом. «Ой, не ладно с твоим происхождением, подумал. Просто так обучать сироту языкам не станут. Не чужим ты инокине приходился. А способность к языкам у простеца? Не смешите. А вот у Осененных это запросто. Точно чей-то бастард. Для того и книги по истории брал искал про деяния предков. Гербовник[14] не спросил значит, род свой знает. Интересно, из каких будет?» Ответа на этот вопрос библиотекарь не нашел и выбросил мысль из головы. Разные люди к нему захаживают.
А странный мастеровой в библиотеке более не появился
* * *
Для чего мы смотрели книги? спросил Федор на обратном пути.
Разобраться хотел, пояснил Друг. Этот мир похож на мой. Ну, как я это представляю жил-то веком позже. Похож, да не тот. У нас не было Осененных, и они не играли такую роль в обществе. Князья с графьями имелись, как и прочие аристократы, но без этих ваших штук льдом кидаться. Захотел узнать, как и почему.
Удалось?
Вроде. Осененные появились еще в Смутное время. Есть запись о бояриче Момчило, который бил ляхов огнем, а поплечник[15] Хвост ледовым дробом. После колдунов как бы не было, но скорей всего таились. Церковь подобное хулиганство не приветствовала. Дескать, бесовщина, козни дьявола. А вот Петр I колдунов приветил. У него было свое отношение к религии он и колокола с церквей снимал, чтобы перелить на пушки. Так возник полк Осененных Благодатью, Друг хмыкнул. Мундиры Петр им даровал черно-желтые, оттого и стали звать колдунов Осами. Правильно сделал, между прочим. Если уж огнем швыряться, то во врага. При нем все по уму было, а потом пошло не так. Человек животное ленивое, ему воевать влом. Идти в поход, терпеть стужу и лишения на фига такое счастье? Да еще ядром по кумполу можно получить. В Петербурге на балах рассекать приятнее. Царь Ос в кулаке держал, а как умер, все и поползло. Осененные стали возводить на трон монархов. Это интереснее, да и плюшек больше. Превратились в паразитов.
Так они все офицеры! удивился Федор. При армии числятся.
Сколько ты служил?
Три года.
Часто видел?
Один раз. Приезжали на учения.
Вот тебе и ответ. Ваши Осененные в иностранных ресторанах золотом сорят. Покупают там дома, шлюх, драгоценности для них, разъезжают по курортам. Наша знать тоже так себя вела, в результате потеряла все, зачастую вместе с жизнью. Революция их смела. Как бы здесь не повторилось.
Не похоже, возразил Федор. Социлисты у нас есть, только мало. Их полиция ловит и в Сибирь. На завод к нам как-то приходил один, к забастовке призывал. А с чего нам бастовать? Платят хорошо, получку не задерживают. Штрафами не мучают, а ну выпишут так за дело. Так что взяли социлиста и свели в участок.
Ты участвовал?
Без меня справились.
Вот и не лезь!
Федор обиженно замолчал. Друг тоже притих. Показался трамвай, идущий к Пресненской заставе, Федор забрался в вагон и доехал им до нужной остановки, заплатив кондуктору пятак. Вышел и потопал к заводу.
Не сердись, внезапно раздалось в голове. Я бываю резок. Характер такой.
И у меня не сахар, вздохнул Федор.
Не хочу, чтобы ты лез в политику, объяснил Друг. Пустая трата времени. Нам с тобой много сделать предстоит. А для этого учиться и учиться.
Ладно, согласился Федор, учиться буду. Мне понравилось читать на иностранных языках. Раньше ведь не знал, а тут гляжу и понимаю.
Значит, знания передаются, заключил Друг. Это хорошо будет легче. А то времени в обрез.
Почему?
Война будет.
С кем?
С Германией.
Пусть попробует! хмыкнул Федор. Мы их враз!
Шапками закидаем, вздохнул Друг. В моем мире тоже так считали. Мобилизовали унтеров, и всех в строй. Было их так много, что на отделение приходилось по нескольку вместо одного[16]. В первых же боях положили цвет армии, а потом выяснилось, что солдат учить некому. Унтер он важнее офицера, без него все сыплется. Тебя сразу призовут запас первой очереди, и убьют тут же. Нам такой хоккей не нужен. Следует уцелеть и стране пользу принести. Понял?
Да, сказал Федор. Смешно было слышать, как ты библиотекарю сказал, что в приюте языкам обучили. Не было того. В приюте было голодно и холодно. За малейшую провинность секли.
Он вздохнул.
Не тушуйся, Федя! ободрил Друг. Мы им всем еще покажем. А сейчас неплохо бы выпить чарочку и закусить.
Федор согласился и зашел в знакомый трактир как раз показался на пути. Заказал селянку на мясном бульоне и котлету с кашей. Половой принес графинчик водки и наполнил из нее стопку. Федор влил жгучую жидкость в рот, крякнул и принялся за еду. Горячая, ароматная селянка проваливалась в желудок, наполняя рот мясным, острым вкусом. Опустошив миску, Федор налил еще стопку, выпил и принялся за котлету. Держа ее за косточку, обгладывал сочное мясо. За этим занятием и застал его городовой тот самый, что приходил на завод. Зайдя в трактир, городовой окинул зал взглядом и решительно направился к Федору.
Добрый вечер! поздоровался с ним мастеровой и отложил котлету. Присаживайся, Семеныч! Водки выпьешь?
А давай! махнул рукой городовой и устроился напротив.
Федор наполнил стопку из графинчика. Городовой взял ее двумя пальцами, посмотрел на свет и опрокинул в рот. Крякнув, разгладил усы.
Закусить желаете? спросил мастеровой. Сейчас полового кликну.
Сыт, покачал головой Семенович. Лучше скажи, где шлялся целый день? Заходил в казарму, а твои и говорят: как ушел утром, так и не появлялся.
По Москве гулял, пожал плечами Федор. В цирк зашел на клоунов посмотреть. Лошадки там ученые. В трактире посидел. Что не так, Семенович?
Пристав[17] наказал за тобой смотреть, вздохнул городовой. Не нравишься ты его помощнику. Говорит: дерзкий. А мне, понимаешь, делать больше нечего, как за тобой ходить. Сам-то знаю, что человек справный, ни в чем дурном не замечен, но начальству не прикажешь. Съехал бы ты, что ли?
Эт куда? удивился Федор.
На другой участок. Я бы так и доложил: объект более не проживает. Пусть у других голова болит.
Соглашайся! раздался в голове Федора голос Друга. Это выход. Здесь оставаться нельзя, но съезжать было бы подозрительно. Тут же сами предлагают. На заводе так и скажешь: полиция велела.
Съеду, сказал Федор городовому. Сам думал взять расчет мало платят. Добрый токарь на заводе сто рублев может получать, коли мастерством владеет.
Вот и ладно, обрадовался Семеныч. Прощай, Федор! Благодарствую за угощение.
Он встал и пошел к выходу. Федор проводил его взглядом, после чего доел остывшую котлету и кашу. Расплатился и вышел из трактира.
И куда поедем? спросил Друга за порогом.
В Тулу, сообщил тот.
Почему туда? удивился Федор.
Там Императорский оружейный завод, объяснил Друг. У меня есть, что им предложить. Мастеровых оттуда призывать не будут в войну понадобится оружие.
А возьмут? засомневался Федор.
Если правильно себя подать, успокоил Друг. Слушайся меня, и мы заставим этот мир вздрогнуть!
3
Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых[18] купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой люд мастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный[19] костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногах ботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.
Свободен, шеф? спросил мужчина, ставя чемодан на землю. Или ждешь кого?
Что такое «шеф», извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.
Двугривенный в любой конец, буркнул хмуро.
Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, пообещал потенциальный седок. Только чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?
Разве что на Миллионной, почесал в затылке извозчик. Доходный дом советницы Хвостовой[20]. Но там дорого.
Ничего, сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. Трогай, шеф!
Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу[21], заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любил был из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.
Зачем гривенник переплатил! возмущался Федор. Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.
Успокойся, Федя! отвечал Друг. Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.
А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, продолжал ворчать Федор. Ладно, полотняный в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.
В шерстяном запаришься, возражал Друг. Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя мода телу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильное кальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.
Это что? удивился Федор.
Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.
Кожа от штанин зудеть будет, не одобрил Федор.
Если ткань шерстяная, возразил Друг, ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.
Дом захотел дорогой, не отстал Федор. На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно, примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.
Предоставь это мне, успокоил Друг. На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги Сколько из-под камня достал?
Шесть сотенных.
Твое жалованье за год.
Больше ста уже потратили, буркнул Федор.
Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить
Пока длилась эта перепалка, коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.
Доходный дом Хвостовой, объявил, указав кнутом. С вас три гривенника.
Свободные квартиры здесь имеются? поинтересовался седок.
Сами спросите, буркнул извозчик и протянул ладонь. Деньги!
Седок спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.
«Ну, ну! подумал злорадно. Заждались вас здесь».
Но, пошла! прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.
* * *
Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радость наконец, освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежки тю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.
Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отец учитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смирилась лучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное место госпожа коллежская советница[22]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешься этикет.