Аркадий Аверченко, Виктор Драгунский, Эдуард Успенский и др
Ёлки зелёные!
Весёлые новогодние истории, рассказанные классными классиками
и классными современниками (сборник)
© Авторы, наследники, текст, ил., 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
В оформлении обложки использованы рисункиЮлии Межовой, Анны Сладковой, Светланы Соловьёвой
Классные классики
Аркадий Аверченко
Продувной мальчишка
Рождественский рассказ
Художник Анна Власова
В нижеследующем рассказе есть все элементы, из которых слагается обычный сентиментальный рождественский рассказ: есть маленький мальчик, есть его мама и есть елочка, но только рассказ-то получается совсем другого сорта Сентиментальность в нем, как говорится, и не ночевала.
Это рассказ серьезный, немного угрюмый и отчасти жестокий, как рождественский мороз на севере, как жестока сама жизнь.
* * *
Первый разговор о елке между Володькой и мамой возник дня за три до рождества, и возник не преднамеренно, а, скорее, случайно, по дурацкому звуковому совпадению.
Намазывая за вечерним чаем кусок хлеба маслом, мама откусила кусочек и поморщилась.
Масло-то, проворчала она, совсем ёлкое[1]
А у меня елка будет? осведомился Володька, с шумом схлебывая с ложки чай.
еще чего выдумал! Не будет у тебя елки. Не до жиру быть бы живу. Сама без перчаток хожу.
Ловко, сказал Володька. у других детей сколько угодно елков, а у меня, будто я и не человек.
попробуй сам устроить тогда и увидишь.
Ну и устрою. Большая важность. еще почище твоей будет. Где мой картуз?
Опять на улицу?! И что это за ребенок такой! Скоро совсем уличным мальчишкой сделаешься!.. Был бы жив отец, он бы тебе
Но так и не узнал Володька, что бы сделал с ним отец: мать еще только добиралась до второй половины фразы, а он уже гигантскими прыжками спускался по лестнице, меняя на некоторых поворотах способ передвижения: съезжая на перилах верхом.
На улице Володька сразу принял важный, серьезный вид, как и полагалось владельцу многотысячного сокровища.
дело в том, что в кармане Володьки лежал огромный бриллиант, найденный им вчера на улице, большой сверкающий камень, величиной с лесной орех.
На этот бриллиант Володька возлагал очень большие надежды: не только елка, а пожалуй, и мать можно обеспечить.
«Интересно бы знать, сколько в нем карат?» думал Володька, солидно натянув огромный картуз на самый носишко и прошмыгивая между ногами прохожих.
Вообще, нужно сказать, голова Володьки самый прихотливый склад обрывков разных сведений, знаний, наблюдений, фраз и изречений.
В некоторых отношениях он грязно невежествен: например, откуда-то подцепил сведение, что бриллианты взвешиваются на караты, и в то же время совершенно не
знает, какой губернии их город, сколько будет, если умножить 32 на 18, и почему от электрической лампочки нельзя закурить папироски.
практически же его мудрость вся целиком заключалась в трех поговорках, вставляемых им всюду, сообразно обстоятельствам: «Бедному жениться ночь коротка», «Была не была повидаться надо» и «Не до жиру быть бы живу».
последняя поговорка была, конечно, заимствована у матери, а первые две черт его знает у кого.
Войдя в ювелирный магазин, Володька засунул руку в карман и спросил:
Бриллианты покупаете?
Ну, и покупаем, а что?
Свесьте-ка, сколько каратов в этой штучке?
да это простое стекло, усмехнувшись, сказал ювелир.
Все вы так говорите, солидно возразил Володя.
Ну вот, поразговаривай тут еще. проваливай! Многокаратный бриллиант весьма непочтительно полетел на пол.
Эх, кряхтя нагнулся Володя за развенчанным камнем. Бедному жениться
ночь коротка. Сволочи! Будто не могли потерять настоящий бриллиант. Хи! Ловко, нечего сказать Ну что ж Не до жиру быть бы живу. пойду, наймусь в театр.
Эта мысль, надо признаться, была уже давно лелеяна Володькой. Слыхивал он кое от кого, что иногда в театрах для игры требуются мальчики, но как приняться за эту штуку он совершенно не знал.
Однако не в характере Володьки было раздумывать: дойдя до театра, он одну секунду запнулся о порог, потом смело шагнул вперед и для собственного оживления и бодрости прошептал себе под нос: «Ну, была не была повидаться надо».
подошел к человеку, отрывавшему билеты, и, задрав голову, спросил деловито:
Вам мальчики тут нужны, чтоб играть?
пошел, пошел. Не болтайся тут.
подождав, пока билетер отвернулся, Володька протиснулся между входящей публикой и сразу очутился перед заветной дверью, за которой гремела музыка.
Ваш билет, молодой человек, остановила его билетерша.
Слушайте, сказал Володька, тут у вас в театре сидит один господин с черной бородой. у него дома случилось несчастье жена умерла. Меня прислали за ним. позовите-ка его!
Ну, стану я там твою черную бороду искать иди сам и ищи!
Володька, заложив руки в карманы, победоносно вступил в театр и сейчас же, высмотрев свободную ложу, уселся в ней, устремив на сцену свой критический взор.
Сзади кто-то похлопал по плечу.
Оглянулся Володька: офицер с дамой.
Эта ложа занята, холодно заметил Володька.
Кем?
Мною. Рази не видите?
Дама рассмеялась, офицер направился было к капельдинеру, но дама остановила его:
Пусть посидит с нами, хорошо? Он такой маленький и такой важный. Хочешь с нами сидеть?
Сидите уж, разрешил Володька. Это что у вас? программка? А ну, дайте
Так сидели трое до конца первой серии.
Уже конец? грустно удивился Володька, когда занавес опустился. Бедному жениться ночь коротка. Эта программка вам уже не нужна?
Не нужна. Можешь взять ее на память о такой приятной встрече.
Володька деловито осведомился:
Почем платили?
Пять рублей.
«Продам на вторую серию», подумал Володька и, подцепив по пути из соседней ложи еще одну брошенную программку, бодро отправился с этим товаром к главному выходу.
Когда он вернулся домой, голодный, но довольный, у него в кармане вместо фальшивого бриллианта были две настоящие пятирублевки.
* * *
На другое утро Володька, зажав в кулак свой оборотный капитал, долго бродил по улицам, присматриваясь к деловой жизни города и прикидывая глазом во что бы лучше вложить свои денежки.
А когда он стоял у огромного зеркального окна кафе, его осенило.
Была не была повидаться надо, подстегнул он сам себя, нахально входя в кафе.
Что тебе, мальчик? спросила продавщица.
Скажите, пожалуйста, тут не приходила дама с серым мехом и с золотой сумочкой?
Нет, не было.
Ага. Ну, значит, еще не пришла. Я подожду ее. И уселся за столик.
«Главное, подумал он, втереться сюда. Попробуй-ка выгони потом: я такой рев подыму!..»
Он притаился в темном уголку и стал выжидать, шныряя черными глазенками во все стороны.
Через два столика от него старик дочитал газету, сложил ее и принялся за кофе.
Господин, шепнул Володька, подойдя к нему. Сколько заплатили за газету?
Пять рублей.
Продайте за два. Все равно ведь прочитали.
А зачем она тебе?
Продам. Заработаю.
О-о да ты, брат, деляга. Ну, на. Вот тебе трешница сдачи. Хочешь сдобного хлеба кусочек?
Я не нищий, с достоинством возразил Володька. Только вот на елку заработаю и шабаш. Не до жиру быть бы живу.
Через полчаса у Володьки было пять газетных листов, немного измятых, но вполне приличных на вид.
Дама с серым мехом и с золотой сумочкой так и не пришла. Есть некоторые основания думать, что существовала она только в разгоряченном Володькином воображении.
Прочитав с превеликим трудом совершенно ему непонятный заголовок: «Новая позиция Ллойд Джорджа»[2], Володька, как безумный, помчался по улице, размахивая своими газетами и вопя во всю мочь:
Интер-ресные новости! Новая позиция Ллойд Джорджа цена пять рублей. Новая позиция за пять рублей!!!
А перед обедом, после ряда газетных операций, его можно было видеть идущим с маленькой коробочкой конфет и сосредоточенным выражением лица, еле видимого из-под огромной фуражки.
На скамейке сидел праздный господин, лениво покуривая папиросу.
Господин, подошел к нему Володька. Можно вас что-то спросить?..
Спрашивай, отроче. Валяй!
Если полфунта конфет 27 штук стоят 55 рублей, так сколько стоит штука?
Точно, брат, трудно сказать, но около двух рублей штука. А что?
Значит, по пяти рублей выгодно продавать? Ловко! Может, купите?
Я куплю пару, с тем чтобы ты сам их и съел.
Нет, не надо, я не нищий. Я только торгую да купите! Может, знакомому мальчику отдадите.
Эх-ма, уговорил! Ну, давай на керенку[3], что ли
Володькина мать пришла со своей белошвейной работы поздно вечером
На столе, за которым, положив голову на руки, сладко спал Володька, стояла крохотная елочка, украшенная парой яблок, одной свечечкой и тремя-четырьмя картонажами[4], и все это имело прежалкий вид.
У основания елки были разложены подарки: чтобы не было сомнения, что кому предназначено, около цветных карандашей была положена бумажка с корявой надписью:
«Дли Валоди».
А около пары теплых перчаток другая бумажка с еще более корявым предназначением:
«Дли мами»
Крепко спал продувной мальчишка, и неизвестно где, в каких сферах витала его хитрая купеческая душонка
Аркадий Аверченко
Рождественский день у Киндяковых
Художник Анна Власова
Одиннадцать часов. утро морозное, но в комнате тепло. печь весело гудит и шумит, изредка потрескивая и выбрасывая на железный лист, прибитый к полу на этот случай, целый сноп искр.
Нервный отблеск огня уютно бегает по голубым обоям.
Все четверо детей Киндяковых находятся в праздничном, сосредоточенно-торжественном настроении. Всех четверых праздник будто накрахмалил[5], и они тихонько сидят, боясь пошевелиться, стесненные в новых платьицах и костюмчиках, начисто вымытые и причесанные.
Восьмилетний Егорка уселся на скамеечке у раскрытой печной дверки и, не мигая, вот уже полчаса смотрит на огонь.
На душу его сошло тихое умиление: в комнате тепло, новые башмаки скрипят так, что лучше всякой музыки, и к обеду пирог с мясом, поросенок и желе.
Хорошо жить. Только бы Володька не бил и, вообще, не задевал его. Этот Володька прямо какое-то мрачное пятно на беспечальном существовании Егорки.
Но Володьке двенадцатилетнему ученику городского училища не до своего кроткого меланхоличного брата. Володя тоже всей душой чувствует праздник и на душе его светло.
Он давно уже сидит у окна, стекла которого мороз украсил затейливыми узорами, и читает.
Книга в старом, потрепанном, видавшем виды переплете, и называется она: «Дети капитана Гранта». перелистывая страницы, углубленный в чтение Володя, нет-нет да и посмотрит со стесненным сердцем: много ли осталось до конца? Так горький пьяница с сожалением рассматривает на свет остатки живительной влаги в графинчике.
Проглотив одну главу, Володя обязательно сделает маленький перерыв: потрогает новый лакированный пояс, которым подпоясана свеженькая ученическая блузка, полюбуется на свежий излом в брюках и в сотый раз решит, что нет красивее и изящнее человека на земном шаре, чем он.
А в углу, за печкой, там, где висит платье мамы, примостились самые младшие Киндяковы
Их двое: Милочка (Людмила) и Карасик (Костя). Они, как тараканы, выглядывают из своего угла и всё о чем-то шепчутся.
Оба еще со вчерашнего дня уже решили эмансипироваться[6] и зажить своим домком. Именно накрыли ящичек из-под макарон носовым платком и расставили на этом столе крохотные тарелочки, на которых аккуратно разложены: два кусочка колбасы, кусочек сыру, одна сардинка и несколько карамелек. даже две бутылочки из-под одеколона украсили этот торжественный стол: в одной «церковное» вино, в другой цветочек, всё, как в первых домах.
Оба сидят у своего стола поджавши ноги и не сводят восторженных глаз с этого произведения уюта и роскоши.
И только одна ужасная мысль грызет их сердца: что если Володька обратит внимание на устроенный ими стол? для этого прожорливого дикаря нет ничего святого: сразу налетит, одним движением опрокинет себе в рот колбасу, сыр, сардинку и улетит, как ураган, оставив позади себя мрак и разрушение.
Он читает, шепчет Карасик.
Пойди, поцелуй ему руку Может, тогда не тронет. Пойдешь?
Сама пойди, сипит Карасик. Ты девочта. Буквы «к» Карасик не может выговорить. Это для него закрытая дверь. Он даже имя свое произносит так:
Тарасит.
Милочка со вздохом встает и идет с видом хлопотливой хозяйки к грозному брату. Одна из его рук лежит на краю подоконника; Милочка тянется к ней, к этой загрубевшей от возни со снежками, покрытой рубцами и царапинами от жестоких битв, страшной руке Целует свежими розовыми губками.
И робко глядит на ужасного человека.
Эта умилостивительная жертва смягчает Володино сердце. Он отрывается от книги:
Ты что, красавица? Весело тебе?
Весело.
То-то. А ты вот такие пояса видала?
Сестра равнодушна к эффектному виду брата, но чтобы подмазаться к нему, хвалит:
Ах, какой пояс! Прямо прелесть!..
То-то и оно. А ты понюхай, чем пахнет.
Ах, как пахнет!!! Прямо кожей.
То-то и оно.
Милочка отходит в свой уголок и снова погружается в немое созерцание стола. Вздыхает
Обращается к Карасику:
Поцеловала.
Не дерется?
Нет. А там окно такое замерзнутое.
А Егорта стола не тронет? Пойди и ему поцелуй руту.
Ну вот еще! Всякому целовать. Чего недоставало!
А если он на стол наплюнет?
Пускай, а мы вытирем.
А если на толбасу наплюнет?
А мы вытирем. Не бойся, я сама съем. Мне не противно.
В дверь просовывается голова матери.
Володенька! К тебе гость пришел, товарищ.
Боже, какое волшебное изменение тона! В будние дни разговор такой: «Ты что же это, дрянь паршивая, с курями клевал, что ли? Где в чернила убрался? Вот придет отец, скажу ему он тебе пропишет ижицу[7]. Сын, а хуже босявки!»
А сегодня мамин голос как флейта. Вот это праздничек!
Пришел Коля Чебурахин.
Оба товарища чувствуют себя немного неловко в этой атмосфере праздничного благочиния и торжественности.
Странно видеть Володе, как Чебурахин шаркнул ножкой, здороваясь с матерью, и как представился созерцателю Егорке:
Позвольте представиться, Чебурахин. Очень приятно.
Как все это необычно! Володя привык видеть Чебурахина в другой обстановке, и манеры Чебурахина, обыкновенно, были иные.
Чебурахин, обыкновенно, ловил на улице зазевавшегося гимназистика, грубо толкал его в спину и сурово спрашивал:
Ты чего задаешься?
А что? в предсмертной тоске шептал робкий «карандаш»[8]. Я ничего.
Вот тебе и ничего! По морде хочешь схватить?
Я ведь вас не трогал, я вас даже не знаю.
Говори: где я учусь? мрачно и величественно спрашивал Чебурахин, указывая на потускневший, полуоборванный герб на фуражке.
В городском.
Ага! В городском! Так почему же ты, мразь несчастная, не снимаешь передо мной шапку? Учить нужно?
Ловко сбитая Чебурахиным гимназическая фуражка летит в грязь. Оскорбленный, униженный гимназист горько рыдает, а Чебурахин, удовлетворенный, «как ТИГР (его собственное сравнение) крадется» дальше.
И вот теперь этот страшный мальчик, еще более страшный, чем Володя, вежливо здоровается с мелкотой, а когда Володина мать спрашивает его фамилию и чем занимаются его родители, яркая горячая краска заливает нежные, смуглые, как персик, Чебурахинские щеки.
Взрослая женщина беседует с ним как с равным, она приглашает садиться! Поистине, это рождество делает с людьми чудеса!
Мальчики садятся у окна и, сбитые с толку необычностью обстановки, улыбаясь, поглядывают друг на друга.
Ну, вот хорошо, что ты пришел. Как поживаешь?
Ничего себе, спасибо. Ты что читаешь?
«Дети капитана Гранта». Интересная!
Дашь почитать?
Дам. А у тебя не порвут?
Нет что ты! (пауза). А я вчера одному мальчику по морде дал.