Цыганка направила на меня длинный, навевавший фрейдистские мысли микрофон, и сказала с обаятельным напором:
– Несколько слов для регионального радио, пожалуйста. Передача «Ярмарка вакансий» проводит опрос населения. Вы не слишком спешите?
Трудно отказать девушке, которая умеет так улыбаться. Но я собрал бы волю в кулак и смог бы. Спешу на работу, дескать. Смог бы, но… Но не сегодня. Сегодня в радость любая отсрочка от ожидающей Голгофы.
Я тоже улыбнулся – поощрительно. Цыганка восприняла улыбку как сигнал к атаке:
– Как вас зовут?
– Сергей.
Фамилия и прочие анкетные данные ее не заинтересовали.
– Скажите, Сергей, вы довольны своей работой?
Ну и вопрос… За пять минувших лет служба в Конторе вызывала у меня самые разные чувства. А уж сегодня… Ладно, не буду врать ни себе, ни региональному радио.
– Доволен, – заявил я твердо.
– Вы довольны своим служебным положением?
М-да… Звание младшего агента и должность уполномоченного оперативного отдела – не предел карьерных мечтаний, что и говорить. Но если меня сегодня упекут на год в «наружку», то и наш отдел покажется райским местечком. И опять же – кто мешал подать рапорт на поступление в Академию? Никто не мешал. Наоборот, начальство не раз намекало – пиши, поддержим… Да всё как-то не складывалось…
– Доволен, – сказал я, не балуя «Ярмарку» разнообразием ответов.
– Вы довольны своим начальством? – с милой улыбкой резанула по живому девушка.
Я представил Шмеля, изучающего мой покаянный отчет о деле «Детей Сумрака»… И размышляющего, какие меры применить к автору отчета. Вздохнул:
– Доволен…
Но вот начальство мною… увы…
– А своей зарплатой довольны? – цыганка явно почувствовала слабину и поспешила нанести удар с другого фланга.
Вопрос не по адресу. Его стоило бы задать моей дражайшей теще, мадам Гришняковой. Уж она-то высказала бы всё, что думает и о моей зарплате, и о моих умственных и физических способностях, не позволяющих зарабатывать больше… Заодно присовокупила бы особое мнение о наивной доверчивости собственной дочери Светланы, отвергнувшей многие выгодные партии и связавшейся с этаким растяпой… И назло теще я заявил уверенно и твердо:
– Доволен!
Девушка удивленно приподняла бровь. Словно изумилась, как такой всем довольный человек до сих пор жив и на свободе. Спросила без прежнего напора:
– Сергей, вы не хотели бы поменять работу? – Тут уж удивился я:
– По-моему, вопрос излишен – после четырех предыдущих ответов. Нет, не хотел бы.
– Вы хотели бы прожить до ста лет?
Па-а-анятно… Вот вам и региональное радио… Угораздило попасть под очередной виток рекламной кампании «Уральского Чуда». И, сообразив, что в распространители новомодной панацеи я не пригоден, цыганка начала тестировать меня как потенциального покупателя.
– До ста – кто бы отказался? – пожал я плечами, теряя интерес к разговору.
– А сохранить до ста лет потенцию? – Судя по интригующему тону девушки, потенция в столетнем возрасте – мечта любого мужчины.
– Ни к чему, – отрезал я. – Кому интересен столетний дед с этой самой потенцией? Какой-нибудь замшелой восьмидесятилетней бабке?
Цыганка замешкалась. Надо понимать, маркетологи и рекламщики «Чуда» такой поворот беседы не предусмотрели.
– Извините, спешу на работу, – быстро заполнил я возникшую паузу. – Желаю успехов региональному радио.
И торопливо пошагал дальше.
В двухэтажное здание, украшенное неброской солидной вывеской «Уральская инвестиционно-финансовая компания», я вошел с пятиминутным опозданием. Ладно, семь бед – один ответ.
В здании, как вы уже догадались, обитает наша Контора. Солидная вывеска – чистейшей воды дезинформация, финансистов у нас не густо… Знающие люди именуют Контору иначе – «Уральско-Сибирский филиал». Но и они не добавляют, филиал чего именно… Потому что название «Новая Инквизиция» вслух произносить не рекомендуется.
2
Мой напарник и сосед по кабинету Генка Мартынов (иначе говоря – младший агент Мартин) уже сидел за своим рабочим столом и делал вид, что внимательно изучает какой-то документ.
– Опаздываете, сэ-э-э-р! – сообщил он, неудачно пародируя знаменитого дворецкого Бэрримора. Как будто я сам не знаю, что опаздываю…
– А тройка для рассмотрения твоего персонального дела уже собралась! – продолжил информировать агент Мартин.
Он всегда приходил на работу раньше положенного и все новости умудрялся узнавать первым в отделе.
– Почему тройка? – удивился я. – Мне бы хватило и одного Шмеля, честное слово.
Генка сделал непроницаемое лицо:
– Скоро сам всё узнаешь.
И включил свой раздолбанный двухкассетник. Сторонний человек и слов-то не разобрал бы в затертой до дыр записи, но мы знали их наизусть:
Город древний, город длинный,
Минарет Екатерины,
Даже свод тюрьмы старинной
Здесь положен буквой «Е».
Здесь от века было тяжко,
Здесь пришили Николашку,
И любая помнит башня
О Демидовской семье…
В золотые времена моего школьного детства песенка стала неофициальным гимном нашего города. Но Генка крутил ее каждое – без исключений! – утро отнюдь не оттого, что страдал уральско-республиканским патриотизмом. Лишь как напоминание об одной неприятной истории. Стряслась она несколько лет назад, когда финансирование весьма урезали зато разрешили филиалам Конторы подрабатывать на стороне, по договорам с частными и государственными структурами. И агент Мартин решил проявить инициативу. Тогда как раз шла великая пря вокруг романовских останков: где хоронить? Причислять ли к лику? Да и вообще – подлинные ли?
А Генку осенило: медицинские спецы Трех Китов без проблем, легко и быстро, подтвердят или опровергнут идентичность «Николаши» и всего царского семейства, есть у них методы…
Чем не приработок? Шмель, уже тогда занимавший должность начальника филиала, запретил. Не объясняя причин. Геннадий обозвал его ретроградом, не понимающим рыночной экономики, и – в полном соответствии с уставом – послал рапорт вышестоящему начальству.
Ответ получился быстрым и неадекватным. Можно сказать, асимметричным. Прикатившая из Москвы комиссия два месяца перетряхивала все былые дела агента Мартина. И, заодно уж, – личную жизнь.
С тех пор о судьбе последнего самодержца Мартынов не заговаривал ни с кем и ни разу – но каждое его утро начинается с этой песенки… У Генки вообще хватает странностей. Например, таскает в кармане кастет – память о хулиганском детстве. Говорит – сувенир, на счастье…
Я решительно нажал клавишу «СТОП». И спросил о насущном:
– Слушай, что за тройка такая? Ты меня не на пушку берешь часом?
– Уже трепещешь? Правильно делаешь. Во-первых, сам Шмель. Во-вторых, суб-командор, дорогой наш Альберт Иванович…
Он сделал зловещую паузу, чтобы я проникся.
Да уж… Не думал, что моими прегрешениями заинтересуется заместитель начальника Оперативного управления, курирующий наш филиал. Этак дело грозит закончиться не годом в «штрафбате»…
– Может, не по мою душу? – тоскливо предположил я.
– Может быть, может быть… – легко согласился Мартынов. – Прилетел попить водочки со Шмелем, потолковать за жизнь…
– А кто третий? – вспомнил я.
Генка округлил глаза и сообщил таинственным шепотом:
– Во-о-о-т такенная клизма! Трехведерная!
Тьфу… Высказать мнение об уровне юмора агента Мартина помешал телефонный звонок. Трубку я поднял с нехорошим предчувствием – и оно немедленно оправдалось.
– Зайдите ко мне, агент Хантер! – И Шмель дал отбой, не дожидаясь моего ответа.
Когда я уходил, Мартынов вновь запустил свой шлягер всех времен и народов:
Мостовые здесь видали
Марш победы, звон кандальный,
Жены верные рыдали,
Шли на каторгу вослед…
И я поплелся к начальству, как на каторгу. Под кандальный звон. Стать полным провидцем барду помешало лишь отсутствие рыдающей верной Светланки и злорадно улыбающейся мадам Гришняковой.
3
Трехведерная клизма в кабинете начальника филиала не обнаружилась. По крайней мере от порога в глаза не бросалась. Но и мой непосредственный шеф – начальник оперативного отдела суб-координатор Шаман – в заседании не участвовал. Тройка оказалась-таки двойкой.
Плохи дела. Шаман мог бы замолвить за меня словечко… Тем более что санкцию на операцию дал именно он. Хотя – каюсь, каюсь, каюсь – формулировку «провести профилактические мероприятия» я истолковал более чем вольно.
– Проходите, агент Хантер, присаживайтесь, – ледяным тоном пригласил Шмель.
Прошел. Присел. Суб-командор изучал меня с откровенным любопытством. Шмель, наоборот, так пристально уставился на раскрытую папку, словно она вместо служебных документов скрывала от посторонних взглядов журнал «Плейбой».
Я тоже изучал Альберта Ивановича, разве что не с таким явным интересом. Всех, кто считает, что столичные суб-командоры – двухметровые мускулистые супермены с саженным разворотом плеч и волевым подбородком, наш куратор разочаровал бы. Роста он был среднего, плечи вполне соответствовали росту. А подбородок… Обычный подбородок. Чисто выбритый, с ямочкой. И глаза, как в том анекдоте, – добрые-добрые.
Пауза затягивалась. Нарушил ее Шмель, оторвавшись наконец от «Плейбоя»:
– Докладывайте, агент Хантер. О вашей последней операции. Все узловые моменты, без мелких подробностей.
Как будто агент Хантер не набивал ему три часа отчет! Самолично, двумя пальцами… Но с начальством у нас спорить не положено.
И я начал докладывать о моем ночном позоре, стараясь излагать суть дела на отборнейшем канцелярите. Как ни странно, но даже самые авантюрные поступки приобретают некую весомость и осмысленность – если облечь их в сухие казенные формулировки.
Рассказал, как два года назад обнаружил в Интернете сайт, где виртуально тусовались эти самые «Дети Сумрака» – изображающие из себя персонажей романчика, довольно популярного среди старшего школьного возраста:
4
– Я считаю, что операцию «Дети» можно было бы включать в учебники… если бы она увенчалась успехом, – сказал Альберт Иванович. – Но она провалилась. Вопрос: что теперь делать?
Вопрос глобальный, с лету не ответишь… Но я попытался, предчувствуя, что сейчас прозвучит второй классический вопрос: «Кто виноват?» – причем с заранее известным ответом. Заодно стоит проверить, так ли страшен наш куратор, как его малюют…
– Может, скорректируем финал для учебников? – предложил я с самым невинным видом. – Дескать, всё закончилось по плану, как и было задумано. Учебники истории, например, именно так и пишут.
Ох, зря… Суб-командор ни слова не ответил на безответственное предложение, но его тяжелый, давящий взгляд подействовал лучше любых гневных тирад. «Тяжелый» и «давящий» в данном контексте отнюдь не образные эпитеты – я физически ощутил давление и покалывание в висках. Вопреки всем установлениям Конторы Альберт Иванович демонстративно попытался применить к сотруднику суггестию… Недаром говорится, что уставы пишут для подчиненных.
Впрочем, лишь попытался. Внешние симптомы быстро исчезли. А Шмель торопливо вступил в разговор:
– Принято решение по вашему делу, агент Хантер. Вы назначаетесь резидентом в город Лесогорск.
Я взглянул на карту, украшавшую стену кабинета. Название города ничего не говорило. Значит, какая-то тьмутаракань у черта на куличках, резидентура третьего ранга… Именно в таких медвежьих углах служат резидентами сотрудники, уже не способные ввиду преклонного возраста к оперативной и аналитической работе. Но и для ссылки проштрафившегося агента Хантера лучшего места не придумать. Уж там-то операцию не провалишь… Не случаются в Лесогорсках операции.
Шмель проследил направление моего тоскливого взгляда. Взял со стола лазерную указку. По карте поползло фиолетовое пятнышко.
– Вот он, Лесогорск…
Ох… Подозрения полностью оправдались. Не иначе как Шмель при помощи линейки и циркуля долго вычислял наиболее удаленный от Екатеринбурга городок. Зона ответственности нашего филиала протянулась от Урала до Енисея – далее на восток начинается епархия Восточно-Сибирского филиала с центром в Иркутске. Крохотный кружочек, изображавший Лесогорск, обнаружился почти на границе с территорией восточных соседей.