– Что выдал? – Я никак не могла прийти в себя.
– Что у него была женщина, еще до мамы, потом у этой женщины родился сын, так вот, этот сын и есть Костя!
– Погоди, у Кости есть отец, – вспомнила я.
– Не отец, а отчим. У Кости фамилия его матери, по фамилии наш папочка и догадался.
– Да, но у вас разница – всего ничего.
– Почти год. – Лиза пожала плечами.
– Выходит, он эту женщину бросил беременную, а наша мама ничего не знала! Ну, папаша!
Лиза нахмурилась:
– Ты ничего не понимаешь! – отчеканила она.
– Зато ты много понимаешь! – огрызнулась я.
Наш разговор вот-вот готов был превратиться в обычный скандал, которым заканчивались все наши попытки поговорить. Я же предупреждала: мы с Лизкой совсем разные. До сих пор удивляюсь, что наша мама нашла в нашем отце?
Лизка говорит: любовь!
Какая любовь, если они все время ругались. Они не могли спокойно переброситься даже парой слов.
На это сестра отвечает: мол, она помнит, что было и по-другому.
Что значит – было? Когда было? Было да сплыло?
– Ну и что, – вступается за отца Лизка, – была страсть, понимаешь, всепоглощающая, такая, когда зубы сводит! А потом она прошла, эта страсть, умерла, удовлетворенная, понимаешь? Они еще пытались что-то спасти, даже тебя родили как гарантию, как новую связь между ними. Но... Ты должна понять, такие совершенно разные люди не могут жить по привычке или из-за детей. Так всем было бы только хуже!
– Откуда ты все это знаешь? Папочка рассказал? – сквозь зубы спросила я.
– Я уже и сама не девочка, – гордо вскинув голову, ответила она.
– Вот именно, нашла чем хвалиться. – Мне стало смешно.
Лизка покраснела:
– Рита, я не знала, что ты можешь быть жестокой, – с горечью проговорила она.
– Это ты мне говоришь?! – Я просто вскипела. – Ты, которая в девятнадцать лет неизвестно от кого родила ребенка, а потом подбросила его нам и сбежала. Ты, которая довела мать до гипертонического криза! Из-за тебя я вынуждена была бросить школу. Ты хоть знаешь, каково это: в пятнадцать лет пойти работать официанткой? Ты хоть представляешь себе как это: когда тебя лапают и говорят сальности пьяные мужики? Ты знаешь, что мы все вытерпели и пережили? Или снова скажешь, что мы друг друга не понимаем, потому что очень разные и все такое. Но, если тебе было наплевать на нас, если для тебя наш замечательный папа – авторитет, так почему же ты к нему не побежала? Что же он не помог любимой дочке?
Я так завелась, что почти кричала. Я вскочила со стула и стояла над сжавшейся, словно в ожидании удара, сестрой, я орала, не замечая ни своих, ни ее слез. Лизка беззвучно плакала, положив голову на руки.
Я опомнилась только тогда, когда услышала плач маленькой Даши, доносившийся из соседней комнаты.
– Дашка проснулась, – сообщила я. У меня дрожали руки. Я недоуменно рассматривала сестру и прислушивалась к себе. Неужели это я была сейчас, здесь и все это говорила? Что на меня нашло?
– Прости, – Я коснулась Лизкиного плеча.
Она вздрогнула, посмотрела мне в глаза.
– Дашка плачет, – снова напомнила я.
– Да-да, – Лизка вскочила, – пойдем, она тебе обрадуется.
Через некоторое время мы уже втроем, спокойные и улыбающиеся, снова сидели на кухне, Лизка кормила Дашу завтраком, и мы изо всех сил делали вид, что между нами нет и быть не могло никаких размолвок.
– Сейчас гулять пойдем, – ворковала Лизка, – у нас тут так красиво, покажем тете Рите наш город, правда, Дашенька?
Дашка пускала пузыри, тянула ко мне маленькие ручонки и гулила. От недавней вспышки моего праведного гнева не осталось и следа.
Испуганная Лизка все твердила:
– Я очень виновата, я виновата...
Мне это надоело, и я остановила ее:
– Ладно, я тоже погорячилась, в конце концов, мы же родные сестры, а кто поможет, если не я, не мама, не бабуля... И потом, бабуля тоже руку приложила, скрыла от нас твое местонахождение.
– Знаешь, я замуж выхожу, – неожиданно призналась Лизка.
– Ну, ты даешь! – Я уже устала удивляться новостям, но тут снова вынуждена была растеряться.
– Я выхожу замуж за Дашиного отца, – пояснила сестра.
– Так вы помирились?
– Мы и не ссорились, – сказала Лизка, – просто тогда, когда все это случилось, он ведь не знал ничего. Он приезжал на каникулы Москву. Вообще-то он студент, учится здесь в институте. Это еще одна причина, почему я убежала в Питер.
– Понятно...
Признаться, ничего мне не было понятно, у Лизки разве хоть в чем-то можно разобраться!
– Слушай, – я встрепенулась, вспомнив о главной новости, – я рада, что у тебя все налаживается, у Дашки будет отец и все такое... Но ты мне вот что объясни: ведь был же у тебя разговор с Костей, был, я помню. Вы, кажется, очень хорошо поговорили, расставили, так сказать, все точки над «i». Но почему ты не сказала ему правду?
Лизка задумалась, опустила голову. Щеки и уши у нее покраснели. Вот, всегда так, все время мне приходится вытягивать из нее все эти дурацкие признания в ее дурацких поступках.
– Я не смогла, – обреченно вздохнула Лизка.
– Значит, не смогла, – подчеркнула я.
Дашка сидела в своем высоком стуле и крутила головенкой, с любопытством прислушиваясь к нашему разговору. Ее мордашка была перепачкана кашей, но Лизка словно забыла о присутствии дочери. Я машинально взяла салфетку, вытерла личико племянницы, Дашка недовольно сморщилась, захныкала.
– Знаешь, он мне тут на днях в любви объяснился, – сообщила я сестре.
– Кто? Костя?
– А кто же еще! Ты ведь меня за этим позвала? Разузнать, что да как у нас с ним. Тебе небось и мама говорила, что мы с Костей дружим?
– Говорила, – вздохнула Лизка.
– Как у тебя все запутано, сестра! Вечно ты попадаешь в какие-то, мягко говоря, странные истории. Мало того, и других запутываешь!
– Я хотела рассказать ему, честно! – воскликнула Лизка. – Но, все не знала, с чего начать... Так и уехала тогда.
– Хорошо, допустим, мы не знали. Папаша не сказал, а потом сказал, но только тебе и то потому, что нельзя было не сказать. Но Костина мама? Разве она не знала? Ты была у них когда-нибудь дома? Она тебя видела?
– Она тоже не знала, – ответила сестра, – точнее, она знала, конечно, что Костин отец на ком-то женился, наверное, знала, что у него есть дети, но как она могла предположить? Ведь не знакомил же ее отец с нашей мамой. Да они и не общались, даже не созванивались никогда.
– Костина мама твою фамилию не знает?
– Нет...
– Тогда понятно...
– Слушай, – взмолилась Лизка, – поговори с Костей сама, а? Ты сможешь, я уверена...
Мне стало смешно:
– Поговорю, конечно, что же мне еще остается.
Лизку словно подменили. Она вскочила, подхватила дочку, закружилась с ней по кухне, запела:
– Вот и отлично-о! Вот и хорошо-о! Прямо груз с плеч долой! – радостно сообщила она, остановившись. Глаза ее блестели. От избытка чувств она принялась подбрасывать и тормошить Дашку, та смеялась, и мне, хочешь не хочешь, пришлось улыбнуться. А как же, ведь семья, родная кровь.
Больше нам поговорить не удалось. Откуда-то из глубин странной Лизкиной квартиры зазвонил телефон. Передав мне Дашу, сестра побежала отвечать. Это оказалась мама, она, естественно, беспокоилась, как я добралась, да все ли у нас нормально. Едва мы закончили разговор с мамой, как телефон разразился новым звонком: это был Санек. Поболтали и с ним. Потом сразу же прорвались мои подруги: Светка с Дашкой, они пытались выяснить, когда меня встречать. И, в довершение ко всему, раздался звонок в дверь...
– Ой, это, наверное, Денис пришел! – воскликнула Лизка и бросилась открывать.
Прижимая к себе маленькую Дашу, я пошла следом за сестрой, встречать гостя.
Дверь распахнулась, и я увидела его...
Глава 5
Он!
Последующие события я помню плохо. Опомнилась уже в поезде, когда он, набирая обороты, стремительно уносил меня назад, в Москву, прочь от моей первой, страшно рухнувшей на меня любви.
Туман и слезы застилали мои глаза, слезы, которые мне приходилось теперь прятать в скудную вагонную подушку, чтобы их не увидели соседи по купе. Соседей я тоже не помню. Помню только, что они были, – и все.
Я лежала на узкой полке, с головой укрывшись одеялом, и беззвучно молилась о том, чтобы образ Дениса исчез из моей памяти. Я клялась сама себе никогда больше не встречаться с ним, я хотела забыть. Я не понимала, как и почему это случилось со мной. Отчего, когда я увидела Дениса, пол поплыл у меня под ногами, и я едва удержалась, чтобы не упасть. Я прислонилась к стене и все смотрела на него, как он улыбался широко навстречу Лизке. Кажется, она что-то говорила, кажется, она прыгнула и повисла у него на шее, и Дашка тоже тянулась к нему... только я замерла у спасительной стены, не смея, не веря, чувствуя себя беспомощной и бессильной. Как сквозь вату слышала я Лизкин смех и его негромкий голос:
– Денис, ты же еще не знаком, это Рита – моя сестра, младшая...
– Привет...
Он склонился ко мне, коснулся губами загоревшейся щеки, взял на руки счастливую Дашку.
– Марго, ну что ты стоишь столбом, поздоровайся хотя бы!
Я с трудом разлепила пересохшие, непослушные губы:
– Привет...
– А ты выросла, – сказал Денис.
– Разве ты ее видел? – удивилась Лизка.
– Один раз, издалека, – ответил он. – Только, твоя сестра тогда была совсем маленькой.
Потом она потащила его на кухню, завтракать. Я побрела следом, с трудом переставляя ноги...
Разве это всегда – так? Отчего никто не предупредил меня? Почему никто не сказал, что любовь – это мука мученическая, а вовсе не безмерное счастье, о котором пишут во всех книжках. И почему это случилось со мной? Что я сделала? Какое совершила преступление?
– Ты чего скисла? – тормошила меня неугомонная счастливая Лизка.
Что я должна была ответить ей? Когда напротив его внимательные серые глаза, густая шапка светлых волос, чуть насмешливая, добрая улыбка... Я с трудом отвела взгляд, ком стоял в горле, мешал говорить. Дашка сидела у него на коленях, я стала смотреть на нее, и тут меня словно ударило током: я снова видела Дениса, его глаза, его нос, губы... Так вот на кого похожа моя племянница!
– Сколько тебе лет? – спросил Денис.
– Шестнадцать, – за меня ответила Лизка.
– Мне уже почти семнадцать, – добавила я.
Он был совсем взрослым, наверное, лет на шесть старше меня. Совсем мужчина. Раньше мне казалось, что все, кому больше восемнадцати, – старики. А теперь я понимала, что мои ровесники по сравнению с ним просто глупые дети, гадкие неоперившиеся утята. Он был настоящим! И все остальные меркли и терялись перед ним.
– Лиза говорила, что ты потеряла целый год в школе из-за того, что вынуждена была помогать маме и быть с Дашей, – сказал Денис. – Мы, то есть я, конечно, очень обязан тебе. Если нужна помощь, только намекни. – Он улыбнулся. – Я очень благодарен тебе, Рита.
– Видишь, какой он славный! – засмеялась Лизка, подскочила к нему, обвила его шею руками и звонко чмокнула в макушку.
Я прикрыла глаза. Мозг лихорадочно искал решение и не находил.
– Да что с тобой! – возмутилась сестра.
– Ребята, вы очень классные, – тихо сказала я, – но мне надо сегодня уехать.
– Вот еще! – Лизка пожала плечами. – Придумала тоже! Ты же собралась остаться до завтра.
– Нет, не могу, я только что вспомнила, у меня есть неотложное дело.
– Она всегда так, – пожаловалась сестра Денису, – что-то там себе придумала и выдала без объяснений.
Мне захотелось крикнуть: «Что я должна тебе, дуре, объяснять? Что я влюбилась без памяти в твоего мужа, отца твоей дочери и моей племянницы? Что мне рядом с тобой находиться опасно, потому что из сестер мы вот-вот станем злейшими врагами? Это ты хочешь услышать?»
Конечно, я ничего такого не крикнула, а тихо сказала:
– Лиза, мне надо, пойми! Когда-нибудь, возможно, я тебе расскажу. Но не сейчас.
Что-то такое, наверное, промелькнуло в моем лице или голосе, но Лизка неожиданно согласилась.
– Ну, если надо... что ж...
Она развела руками, посмотрела на Дениса.
– Мы скоро сами приедем, – пообещал он.
Вот так. Я позвонила в справочную, узнала расписание поездов, хотела тут же улизнуть, но мои невольные мучители удержали меня, потому что у меня еще было несколько часов до отправления. И эти несколько часов показались мне вечностью.
Но все когда-нибудь кончается. Кончилась и эта пытка, как потом миновала и бессонная ночь в поезде.
Я вышла в пустынную воскресную Москву ранним весенним утром. Никто не встречал меня, ведь все думали, что я приеду только в понедельник утром. Я в метро забилась в уголок сиденья и, закрыв глаза, покачиваясь вместе с вагоном, все гнала и гнала от себя воспоминания. Боль потихоньку отступала, притупилась, засела где-то глубоко-глубоко тупой занозой: если не ворошить, она постепенно успокоится, уснет, отстанет...
Удивленная мама ждала меня: Лизка сообщила о моем поспешном отъезде.
– Что-то случилось? Вы поссорились?
– Нет, мам, все нормально... Мне надо поспать, я устала...
– Ты видела этого парня?
– Видела...
– Как он тебе?
– Он очень хороший, мама!
– Ты не заболела? – Мама с беспокойством положила мне ладонь на лоб.
– Нет, я не заболела, просто устала, можно я пойду спать?
– Да, конечно, – она смотрела на меня, словно пыталась проникнуть в мои мысли, – потом поговорим, отдохни...
Я пошла к себе в комнату, а мама – звонить Лизке, чтоб сообщить, что я доехала благополучно.
Я плотно прикрыла дверь комнаты, бросила в угол сумку и как была, не раздеваясь, рухнула на диван. Мне казалось, что сил у меня ни на что не осталось, а надо было еще плестись в ванную и придумывать причину моего поспешного отъезда из Питера. Все равно мама будет допытываться, поэтому объяснение должно быть очень правдоподобным. А что могло такого произойти в Москве, чтобы я в свои законные весенние каникулы не могла остаться с единственной сестрой хотя бы на два дня?
Школа отпадает, однозначно... Друзья? Но мои друзья уверены в том, что я приеду в понедельник... Надо позвонить Дашке и посоветоваться. Но что я ей скажу? Ах, да! Ну, конечно! Спасительное решение внезапно появилось у меня в голове и засверкало, как новогодняя гирлянда.
Костя! Я совсем забыла о главной новости! Ведь теперь мне предстоял нелегкий разговор с Костей о нашем с ним родстве. И, разумеется, сначала я должна все рассказать своим близким: маме, бабуле, может быть, Дашке...
Господи! Моя внезапно вспыхнувшая любовь начисто лишила меня способности мыслить. Неужели все так глупеют, стоит только влюбиться? Я горько усмехнулась.
Вот оно – решение. На мою неокрепшую детскую психику так повлияло сообщение Лизки, что я не смогла остаться с сестрой, а должна была срочно вернуться. Звучит вполне правдоподобно. Никто не сомневается в моей детской, несформировавшейся психике. Понятное дело: я в шоке. Лизка сможет это подтвердить, она видела мое состояние, но не могла его объяснить, теперь ей все станет понятно, и... Денису тоже... О нем лучше не думать, не думать...
Мне казалось, что я падаю в глубокий колодец, но падаю медленно, как осенний лист: кружусь, кружусь... Я почему-то была уверена, что не разобьюсь, таким плавным был мой полет-падение.
Внезапно колодец наполнился глухими звуками и голосами, словно кто-то звал меня, эти звуки не давали сосредоточиться и отдаться прелести медленного кружения. Я открыла глаза и посмотрела вниз. Там меня ждала зияющая чернота, она плотоядно вздыхала и, казалось, причмокивала. Я вскрикнула и рванулась, из безвольного листа превратившись в чайку. Наверх, наверх!
Несколько взмахов окрепших крыльев и вот он – долгожданный свет! Голос, звавший меня, стал отчетливее: