Рядом с гостиницей играли дети. При виде Вольфа они брызнули врассыпную. Один с трудом поспевал за товарищами: ему мешала изуродованная нога. Вольф поднялся по некрашеной деревянной лестнице, протиснувшись мимо усевшегося на нижней ступеньке старика. Тот неторопливо, с выражением абсолютного фатализма на лице, раскладывал карты Таро и даже не поднял на Вольфа глаза.
Вольф вошел в темное фойе, и над дверью звякнул колокольчик.
Внезапно справа и слева выросли двое верзил в черной форме секретной полиции.
– Вольфганг Ганс Мбикана? – Вопрос прозвучал заученно и буднично: ответ полицейский знал и так.
– Пройдемте, – приказал второй.
– Произошла какая-то ошибка, – возразил Вольф.
– Нет, сэр, никакой ошибки, – спокойно ответил верзила, распахивая дверь. – После вас, мистер Мбикана.
Сидевший на ступеньках старик окинул их прищуренным взглядом, отвел глаза и тут же сполз с крыльца.
Полицейские отвели Вольфа в древнее правительственное здание. Втроем они поднялись по истершимся за долгие века мраморным ступеням, прошли через пустой холл и, поплутав по коридорам, наконец замерли у ничем не примечательной двери.
– Вас ожидают, – сказал первый полицейский.
– Прошу прощения?
Но они просто ушли, а терзаемый дурными предчувствиями Вольф постучал в злополучную дверь и, не дождавшись ответа, вошел.
В комнате за письменным столом сидела женщина в современном наряде, но покрытая вуалью. Возраст ее определить было невозможно. Взмахом руки и глазами секретарша указала Вольфу на открытую дверь, ведущую в кабинет. Все это приключение походило на луковицу – слой за слоем разворачивалась тайна.
В кабинете ждал коренастый мужчина в традиционном американском костюме и галстуке. Однако в его выразительном подвижном лице и цепких глазах, уставившихся на Вольфа, не было ничего старомодного.
– Присаживайтесь, – проворчал он, указывая на стул с мягким сиденьем. – Чарльз Ди Стефано. Начальник северо-восточного региона. Мбикана, правильно?
– Да, сэр, – отозвался Вольф, с опаской опускаясь на довольно грязный стул.
Совершенно очевидно, Ди Стефано – как раз один из тех, чье внимание он безуспешно пытался привлечь все эти месяцы. По всей видимости, самая важная здесь персона.
– Я представляю…
– Юго-Западную Африканскую торговую компанию, – закончил за него Ди Стефано, перебирая на столе какие-то бумаги. – Здесь говорится, что вы готовы предложить, помимо всего прочего, данные о ресурсах с «Койота» – североамериканского спутника, занимающегося съемкой поверхности Земли. А в обмен хотите послать своих студентов в Университет Джонса Хопкинса. Я нахожу это предложение весьма странным.
– Это мои документы, – возмутился Вольф. – Я гражданин Юго-Западной Африки и не привык к подобному обращению.
– Послушай, парень, я человек занятой, мне некогда трепаться о твоих правах. Документы у меня, я их прочел. Те, кто тебя послал, именно на это и рассчитывали. Я знаю, чего вы хотите и что предлагаете взамен. И хочу знать почему.
Вольф смешался. Он привык к более цивилизованному подходу. Старики из ЮЗАТК предупреждали, что здесь дела ведутся иначе, но он не распознал их намеков. Вольфу неприятно было осознавать, что получил он это – весьма хорошо оплачиваемое – назначение лишь потому, что более опытные специалисты от него отказались.
– Америка пострадала сильнее прочих, – пояснил он, – но Катастрофа затронула весь мир.
Надо ли объяснять этому типу принципы корпоративной социальной ответственности, на которых держится африканский бизнес? Наверное, Ди Стефано знает, а если не знает, то значит и не хочет знать.
– У нас до сих пор некоторые проблемы. Высокий процент врожденных отклонений – Африка ведь экспортировала яды, химикаты, пестициды и напичканную адской смесью консервантов еду. Мы хотим разобраться с этими проблемами. Если предпринять решительные действия, можно очистить генофонд лет за сто. Но для этого требуются профессионалы – специалисты по евгенике и эмбриональные хирурги. У нас есть такие специалисты, но не очень высокого класса. Лучшие из лучших обучаются в ваших медицинских университетах.
– Мы не можем никого вам уступить.
– Мы не собираемся воровать у вас врачей, но предоставим собственных студентов, подготовленных медиков, которым лишь требуется специальное образование.
– В университете Хопкинса не так-то много свободных мест, – протянул Ди Стефано. – Да и в университетах Пенсильвании и Вермонта тоже, если уж на то пошло.
– Мы готовы… – начал было Вольф, но потом одернул себя. – Все это есть в бумагах. Мы заплатим столько, сколько нужно, чтобы увеличить количество мест. Этого хватит, чтобы дать образование в два раза большему числу студентов, чем требуется нам.
В комнате было темно и душно. Вольф весь взмок.
– Вполне возможно. Но учителей за деньги не купишь.
Мбикана молчал.
– К тому же мне совершенно не хочется близко подпускать ваших людей к нашим медикам. Что, если вы начнете сулить им деньги и земли – то, чего наша страна предложить не может? А нам без своих врачей не обойтись. Сейчас только очень богатые граждане могут позволить себе необходимую коллективную хирургию.
– Если вы боитесь, что мы похитим ваших специалистов, можно предпринять соответствующие меры. Например, подписать соглашение…
Вольф наконец-то почувствовал себя в своей стихии. Все сдвинулось с мертвой точки. Если бы они не готовы были заключить сделку, разговор никогда бы не зашел так далеко.
Приближался вечер. Ди Стефано вызвал помощников, а потом отослал их. Дважды он посылал за напитками. Один раз они прервались на ланч. Становилось все жарче, и в конце концов пребывание в комнате сделалось совершенно нестерпимым. Но потом свет за окном померк, и жара начала спадать.
Ди Стефано разложил документы на две стопки, одну протянул Вольфу, а вторую спрятал в ящик стола.
– Еще раз все посмотрю, а потом отдам на растерзание нашим юристам. Вряд ли возникнут трудности. Об окончательном решении сообщу, скажем, через месяц. Двадцать первого сентября. Я буду в Бостоне, но меня там легко найти.
– Через месяц? Но я думал…
– Месяц, – твердо повторил Ди Стефано. – Совет торопить нельзя. Мисс Кори!
На пороге тут же возникла женщина в вуали:
– Да, сэр.
– Выковыряйте-ка Каплана из кабинета. Скажите, у нас тут одного парнишку нужно обслужить по первому классу. Может быть, устроить шоу. Это касается Хопкинса. Надо же ему отрабатывать жалованье.
– Да, сэр.
Женщина мгновенно растворилась.
– Спасибо, – отозвался Вольф. – Но мне не нужно…
– Парень, послушай моего совета: пользуйся любыми доступными привилегиями. Видит бог, их осталось не так много. Велю Каплану через час зайти за тобой в гостиницу.
Каплан оказался худощавым лысеющим мужчиной. Он нервно дергал руками. Чем-то там он занимался в администрации Хопкинса – Вольф так и не понял чем. Каплан же, в свою очередь, не понял, что собой представляет Вольф, и тот, испытывая некоторое злорадство, не стал ничего объяснять, чтоб хоть отчасти расквитаться за украденные документы.
Каплан вел Вольфа по вечерним улицам. Солнце садилось, толпа значительно поредела.
– Мы не станем выходить за пределы электрифицированной зоны, – пояснил Каплан. – Ночью этого делать не стоит. Там полно безухих дженни.
– Безухих дженни?
– Немые. Отбросы разные. Совсем пропащие. Некоторые и днем не вылезают – изменения даже в комбинезоне заметны. Или в чадре, если речь идет о женщине.
Лицо Каплана исказилось, на нем быстро промелькнуло едва заметное похотливое выражение, от которого словно остался липкий след.
– Куда мы идем? – спросил Вольф, быстро меняя тему. Что-то подсказывало: подробностей о Каплановых похождениях лучше не знать.
– Место называется «У Пибоди». Слышали про Дженис Джоплин? Нашу знаменитую певицу?
Вольф кивнул, хотя, разумеется, ничего такого не слышал.
– В этом шоу мы пытаемся воссоздать ее выступления. Женщина по имени Мэгги Горовиц превосходно изображает Дженис. Лучше всех на моей памяти. Билеты достать практически невозможно, но университет Хопкинса на особом положении, потому что… Ага, вот мы и пришли.
По бетонным ступенькам они спустились в подвал грязного кирпичного здания. И очутились в книжном магазине. От неожиданности Вольф на мгновение растерялся. Вокруг нависали полки с книгами и журналами, громоздились ящики, лежали кипы бумаги.
Вольфу хотелось задержаться и покопаться в древних томах – останках далекой культуры, постепенно превращающейся в миф. Но Каплан прошествовал мимо, не удостоив полки даже мимолетным взглядом. Пришлось бежать следом.
Они прошли через второй заваленный книгами зал, потом через коридор. Человек с серым лицом вытянул шишковатую руку и сказал:
– Билеты, пожалуйста.
Каплан отдал ему два чистеньких картонных приглашения, и они вошли в третий зал.
Там располагалось кабаре. Вокруг столиков, на каждом из которых горела свеча, стояли деревянные стулья. Вверх устремлялись потолочные балки, а одну из стен целиком занимал погасший камин. Вторую стену, по всей видимости, снесли, чтобы влезла небольшая сцена. Разнообразные плакаты и памятные вещицы, скопившиеся тут, видимо, за целый век, висели на стенах и болтались на балках, словно какие-то варварские трофеи, добытые в завоеванной империи.
– «У Пибоди» – сугубо местное заведение, – сказал Каплан. – В двадцатом веке во времена сухого закона здесь подпольно торговали спиртным. Тут выпивал сам Генри Луис Менкен. – (Вульф кивнул, хотя имя это слышал первый раз в жизни.) – Снаружи – книжный магазин, а выпивку подавали вот здесь, в задней комнате.
В зале так и веяло прошлым – теми давними временами, когда Америка была сильнейшей в мире державой. Будто вот-вот на пороге появится Теодор Рузвельт или Генри Киссинджер. Вольф пошутил на эту тему, и Каплан самодовольно заулыбался.
– Тогда вам понравится шоу, – сказал он.
Официант принес заказ, но они едва успели пригубить. Сцену осветили два прожектора, разошелся в стороны занавес.
Там стояла девушка. На руках у нее болтались многочисленные браслеты, на шее висели яркие аляповатые ожерелья. На ней было длинное бесформенное цветастое платье и большие черные очки. Сквозь ткань платья отчетливо просвечивали соски. Вольф уставился на них со смесью удивления и ужаса. Сосков было четыре.
Она стояла совершенно неподвижно, а Вольф все пялился: дело было даже не в количестве сосков, а в том, что их подобным образом выставили напоказ. Он уже успел привыкнуть к местным табу.
Девушка запрокинула голову и рассмеялась, потом положила одну руку на бедро, вызывающе вильнула им и поднесла микрофон к губам.
– С год эдак назад, – заговорила она резким скрежещущим голосом, – жила я в домишке в Ньюарке, ну? На третьем этаже. И все-то у меня вроде как ладилось. Но что-то не очень. Не хватало мне… веселья. Улавливаете, о чем я? Ни одно ко мне не захаживало дарование. А дальше по улице жила девица одна, ни кожи ни рожи, но у нее-то с радостями не было никаких проблем. Вот я и говорю себе: Дженис, что с тобой не так? Почему же ей все, а тебе ничего? Решила проверить: что же у нее такого есть, чего нет у меня. Встала однажды спозаранку, выглянула в окошко – смотрю: а девица-то тут как тут! Улавливаете, полдень, а она уже на улице! Вот я и говорю себе: Дженис, золотце, а ты ведь плохо стараешься. Хочешь веселиться – старайся. О да. Старайся получше.
Внезапно словно из ниоткуда зазвучала музыка, и девица затянула:
– Стара-а-айся, ста-а-арайся получше…
Пела она неожиданно хорошо. Ничего подобного Вольф раньше не слышал, но тут же проникся музыкой, почти интуитивно. Это была универсальная песня, понятная всем.
Каплан впился пальцами ему в локоть и зашептал прямо в ухо:
– Видите? Видите?
Вольф нетерпеливо стряхнул его руку – он хотел послушать.
Концерт длился целую вечность, но закончился до невозможности быстро. Взмокший Вольф чувствовал себя совершенно опустошенным. Женщина на сцене словно излучала энергию – танцевала и вышагивала с важным видом, в ее песнях звучала почти нечеловеческая мощь. Вольф не слышал оригинальную Дженис Джоплин, но был уверен: копия идеальна. Это чувствовалось.
Зрители были от нее без ума. Трижды певицу вызывали на бис. В четвертый раз она вышла и, тяжело дыша, прохрипела в микрофон:
– Любимые вы мои, я вас обожаю. Правда обожаю. Но больше не могу. Не могу – и все тут.
Послав слушателям воздушный поцелуй, она ушла со сцены.
Все, и Вольф в том числе, аплодировали стоя. Ему на плечо опустилась чья-то рука, и он раздраженно обернулся.
– Пошли, – сказал раскрасневшийся Каплан и потянул Вольфа прочь от беснующейся толпы – за сцену в маленькую гримерку; туда набилась куча народу, и дверь стояла приоткрытой.
Певица с растрепанными мокрыми волосами смеялась и размахивала руками, в одной из которых была зажата бутылка, явно старинная, с этикеткой «Саузерн комфорт». В ней плескалась какая-то янтарная жидкость.
– Дженис, позвольте вам представить… – начал было Каплан.
– Мэгги, – весело прощебетала она, – Мэгги Горовиц. Я тебе не какая-нибудь там дохлая блюзовая певичка. И не смей об этом забывать.
– Мэгги, это ваш поклонник. Из Африки, – кивнул на Вольфа Каплан.
Мбикана нерешительно выступил вперед, смущенно улыбаясь людям, которым пришлось при этом потесниться.
– Опа! – удивилась Мэгги и глотнула прямо из бутылки. – Будем знакомы, Ас. Что-то ты для африканца светловат.
– Народ моей матери ведет свой род от немецких поселенцев.
Его и отправили сюда еще и поэтому: светлокожего представителя обидчивые американцы восприняли бы лучше. Но об этом Вольф говорить не стал.
– Как тебя величать, Ас?
– Вольф.
– Вольф! – радостно воскликнула Мэгги. – Волчок. Да, золотце, ты похож на сердцееда. Мне бы поостеречься, да? Вскружишь голову и лишишь невинности бедную девушку? – Она подтолкнула его локтем. – Шучу, Ас.
Вольф поражался этой женщине: она была в десятки раз более живой, чем ее соотечественники. По сравнению с ней остальные американцы казались ходячими мертвецами. А еще Вольф ее немножечко боялся.
– Как тебе мои песенки?
– Превосходно. Это было… – Он замолк, не в силах подобрать слова. – В моей стране музыка тише и совсем не такая эмоциональная.
– Ага. Ну, я-то думаю, что пела просто офигительно, Ас. Я в прекрасной форме, лучше не бывало. Каплан, скажи им там, в Хопкинсе. Скажи, я стою вбуханных в меня денег.
– Конечно, – согласился Каплан.
– Будь я проклята. Слушайте, да здесь же как в мертвецкой! Прочь из этой каморки. Вперед! По барам! Устроим вечеринку.
Она вытолкала их из гримерки, по коридору, на улицу, и маленькая шумная толпа отправилась на поиски бара.
– В той стороне есть один, через квартал, – сказала Мэгги. – Айда. Ас, познакомься с Синтией. Греховодница Синтия, Вольф. Мы с ней как сиамские близнецы. Не раз с одним и тем же дарованием прыгали в постель. Да? – проворковала она и ухватила Синтию за зад.
– Мэгги, заканчивай, – улыбнулась та.
Синтия была высокой, стройной и очень красивой.
– Эй, да в этом городишке все, что ли, поперемерли? – Последнее слово Мэгги выкрикнула во все горло, а потом приложила палец к губам, чтобы все услышали эхо. – Ну вот и он.
Она махнула рукой, и все завалились в первый бар.
После третьего Вольф сбился со счета. В какой-то момент он распрощался с честнóй компанией и нетвердым шагом отправился в гостиницу. Последнее, что он помнил, – Мэгги кричала ему вслед:
– Эй, Ас, ну не порти веселье. Ладно, черт тебя дери, завтра только не забудь прийти.
Почти весь день Вольф провалялся в кровати у себя в комнате – пил воду и дремал. Вечером жара начала потихонечку спадать, и похмелье почти прошло. Он вспомнил о полушутливом приглашении Мэгги, но отмел эту идею и вместо концерта отправился в клуб.