— Надо же, — сказала она с легким трепетом. — Сколько знаний… Сколько человеческих судеб и страданий… Сколько уже навсегда ушедших жизней…
Под таким углом я еще ни разу не рассматривал нашу библиотеку, видя в ней только удобный инструмент для пополнения своих знаний, удивился, но ничего не сказал.
Следующие три этажа мы прошли довольно быстро. На третьем этаже в захудалом и запущенном Отделе Предсказаний и Пророчеств самовозгораться было просто нечему, на четвертом стоял мой Алдан, где я и так проводил все свое время, а на пятом, в Отделе Абсолютных Знаний фактически никто и не работал.
Зато 6 этаж — вотчина Жиано Жиакомо и его Отдела Универсальных Превращений — встретил нас довольно подозрительным шорохом.
Я приложил палец к губам и девушка покорно замерла, с легким любопытством посматривая на меня.
Под влиянием ее восхищенного взгляда я распрямил плечи и мы крадущимися шагами, словно индейцы, приблизились к лаборатории Витьки Корнеева. Набрав побольше воздуха в легкие я резко распахнул дверь.
— Ага, попались! — как можно решительнее крикнул я, щурясь от яркого света.
— Фу, черт! Сашка! Напугал! — воскликнула одна из сотрудниц, роняя стеклянную колбу на пол. Шум и суета в лаборатории быстро стихли, сменившись гнетущей тишиной.
— Вы это прекратите! — как можно строже сказал я, внутренне веселясь. — Что это за нарушения?!
Недовольно оторвавшись от своего любимого дивана-транслятора, под напряженные взгляды сотрудников, ко мне неторопливо подошел грубый Корнеев, удивив меня каким-то нездоровым выражением азарта в его глазах.
— Саня, ты пойми, у нас опыт, совсем немного осталось. Не бросать же! Мы и так не смогли дотерпеть до утра. Имей совесть.
— А порядок? — парировал я. — А разнос от Камноедова кто из нас получит?
Я привел довольно весомый, можно сказать — запретный, довод и Витька только развел руками, насупившись и беспомощно оглядываясь. И тут его глаза остановились на Маргарите. С минуту в его голове варились какие-то несвойственные ей мысли, а потом он лукаво и хитро улыбнулся. Я внутренне напрягся и отступил на шаг.
— Ну хоть вы заступитесь за нас, — обратился он к моей спутнице, состроив наивно-доверчивую гримасу. — Всем отделом умоляем. А хотите — встанем на колени.
Маргарита, с детским весельем наблюдая за всем происходящим, мягко улыбнулась и вдруг шутливо слегка прижалась ко мне. Я тут же замер и на мгновение потерял дар речи.
— Ну пожалуйста! — произнесла она с такими интонациями, что мне тут же стало жарко, и все эти нарушения и разнос у Модеста Матвеевича показались совершенно незначительными пустяками.
— Ну хорошо, — быстро сдавшись, промямлил я, потупившись при этом.
— Ура! — дружно разнеслось по лаборатории. А Витка хлопнул меня по плечу.
— Старик, у тебя, оказывается, есть шанс стать человеком. Еще не все потеряно.
— Ну спасибо, — обиделся я.
Но Витька меня уже не слушал. Все разошлись по своим местам и, занятые серьезным и по-настоящему интересным делом, перестали обращать на нас внимание. Нам тоже было интересно узнать, чем все это закончится, тем более, что я, как лицо ответственное за все происходящее, должен был присутствовать, и мы остались, незаметно присев в углу на какие-то коробки и стараясь никому не мешать.
— Что они хотят получить? — тихо спросила меня Маргарита, наклонившись к моему лицу и ее мягкое дыхание и волосы нежно коснулись моей щеки, заставив учащенней забиться сердце.
— Сейчас не знаю, — так же шепотом, волнуясь, ответил я. — Но вообще-то Витька хочет превратить всю воду на Земле в живую.
— Да!? А это возможно? — слегка удивленно переспросила она и недоверчиво, но с большим интересом посмотрела на Корнеева.
Зазвонил телефон и, так как все были заняты, я осторожно взял трубку.
Это была Верочка.
— А, привет! — бодро сказал я.
— Привет. Как жизнь? Виктор у вас? Позови мне его. Очень нужен. По личному… — быстро проговорила она.
Я помахал Витьке трубкой, но он даже не обратил на меня никакого внимания.
— Он очень занят, — сказал я.
— Ах, занят… — недобро раздалось в трубке. — Тогда передай ему, что если он считает, что мне гораздо интереснее общаться с его дублями, а не с ним, то пусть больше не появляется…
— Вера, постой, — в расстройстве крикнул я, но она уже повесила трубку.
— Плывет, смотрите, плывет! — закричал вдруг кто-то и все присутствующие в лаборатории, на секунду замерев, бросились к обыкновенной стеклянной банке, где весело плескался маленький карасик.
— Ах ты мой миленький! — с несвойственными ему нежными интонациями проговорил Витька, бережно поднимая банку над головой. — Ну как ты нас всех обрадовал!
Мы тоже подошли, сопереживая общему ликованию и еще не до конца понимая торжественность момента, но уже предчувствуя, что случилось что-то неординарное.
Минут десять продолжалось всеобщее ликование, громкие крики, радостные возгласы, хлопанье по плечам… А потом как-то само собой сдвинулись и освободились от всего лишнего столы, кто-то уже доставал из шкафа чистые колбы, кто-то создавал закуску и вино (— Не забудь завтра заплатить. — Да помню. Не первый раз.) Заиграла легкая музыка. Под дружные крики и визги девчонок хлопнули пробки шампанского. Кто-то сунул нам две полукруглые пенящиеся через край емкости. Виктор поднял свою колбу. — Тихо, тихо! — веером пронеслось по лаборатории и все стихло.
— Я предлагаю тост, — немного помедлив, голосом классического трагика, начал Витька. — За то, чтобы вернувшаяся жизнь этого карася дала начало новой эре человеческого развития.
Громко чокнулись лаборантской посудой. За будущее, сказал кто-то негромко. Все выпили, а Маргарита с непривычки — навыков организма все-таки еще не было — задохнувшись в пузырьках углекислого газа, но мужественно, не закашлявшись, чтобы не портить торжественности момента, добросовестно выпила все до дна и замерла, старательно пытаясь глотнуть воздух и с мольбой глядя на меня сквозь затянувшиеся влагой ресницы.
Я осторожно хлопнул ее по ровной спине.
— Ну что? — спросил Витька, обведя всех шальными от радости глазами. — Танцы?
И неожиданно для меня он подошел к Маргарите, щелкнув на ходу пальцами. Где-то заиграла музыка.
— Не возражаете? — грубовато спросил Витька, чуть наклонив голову и из подлобья внимательно глядя на девушку.
— Да нет, — весело кивнула она, ставя свою рюмку на стол, которая, не имея плоского дна, тут же радостно покатилась по ровной поверхности. — Пожалуйста.
И они вышли на середину лаборатории, а сердце мое сжалось в черной тоске.
Они непринужденно танцевали медленный танец под какую-то быструю мелодию, она чуть прижималась к Витьке, позволяя гладить себя по спине, и соблазнительно смеясь его тихим словам.
Я неподвижно стоял у стола и молча пил подливаемое мне шампанское, постоянно успокаивая себя одной и той же мыслью — она такой же человек, как и я, и вольна делать все, что ей захочется. Да и кто я для нее? Всего лишь один из многих…
Но вот быстрый ритм сменился на медленный и они непринужденно перешли на легкий вальс.
Я подошел к танцующим.
— Тебе Вера звонила, — сказал я, стараясь не глядеть на Маргариту. Впрочем, она тоже на меня не смотрела, положив свою голову ему на плечо.
— Ну и что? — не оборачиваясь, вяло спросил Витька, продолжая танцевать.
— Обиделась, — ответил я. — Сказала, чтобы ты больше не приходил.
— Ну хорошо, — кивнул он и замолчал. Его партнерша тоже молчала. Я почувствовал себя лишним и вернулся на место у стены.
— Это и есть идеал женщины? — спросил меня кто-то, подавая шампанское. Я кивнул и молча осушил свой стакан.
— А я себе представлял это как-то иначе, — сказал тот же голос, снова наливая мне шампанское.
— Я тоже, — ответил я и снова осушил свою колбу. Но шампанское меня сегодня почему-то не брало.
Кто-то из симпатичных девчонок корнеевской лаборатории пригласил меня танцевать, но я почему-то отказался, продолжая упрямо стоять возле стола.
А тут и медленный танец закончился и сменился на быстрый и я вздохнул с облегчением, но они все равно продолжили свое музыкальное уединение, и во мне вдруг что-то сломалось.
Совершенно равнодушно, словно робот, я аккуратно поставил свою неровную полукруглую рюмку на стол, да так, что она даже не шелохнулась, и молча пошел к дверям.
— Шура, вы куда? — спросила меня симпатичная брюнетка.
— Да мне еще надо виварий проверить, — начал оправдываться я суровым голосом. — Альфреда проконтролировать. А то перепьет чаю — бегай потом за сиренами по всему институту.
Девушка кивнула и отвернулась, меня никто не стал удерживать, а эта пара так вообще ни на что не обращала никакого внимания, и я, больше никем не задерживаемый, ушел.
Когда я, пешком спустившись по лестнице, вошел в каптерку Альфреда, старый вурдалак, взглянув на меня, вдруг вздрогнул и непроизвольно попятился.
— У меня это… Все в порядке… — забубнил он, неуклюже пытаясь спрятать чайник под стол и разбив при этом стакан. — Вроде бы… — добавил он, покраснев и потупившись. Мне стало его жалко, но я тут же решительно подавил в себе эту слабость.
— А на самом деле? — надвигаясь, спросил я.
— Так вроде и на самом деле все в порядке, — ответил Альфред, стараясь ногой незаметно задвинуть осколки под стол.
— Так-так-так, — протянул я многозначительно и он сжался. — А это что такое? — зловеще указал я на чайник.
Он смутился еще больше, но ничего не ответил, насупившись и уткнув глаза в землю.
— Будем составлять докладную? — проговорил я зло и решительно, сам себя не узнавая.
Он еще более обреченно кивнул, еще больше сгорбившись при этом. И тут откуда ни возьмись выскочила женщина с кожей голубовато-серого оттенка, взлохмаченная и в короткой юбке.
— Он не виноват, — быстро заговорила она, старательно строя мне глазки и пытаясь интимно прижаться ко мне грудью. — Это все я принесла. У нас сегодня ведь праздник — День святого Валентина.
Я поморщился, непроизвольно отстраняясь от этих знаков внимания.
— Ну и что? — непреклонно спросил я.
— Но ведь праздник… — жалобно промолвили, невесть откуда повылазившие домовые, вампиры и черти.
Я нерешительно отступил под этим натиском, чувствуя, как что-то размягчается у меня в глубине души.
— Ну хоть по стаканчику, а? — просительно заглядывал мне в глаза Альфред.
Я сурово сдвинул брови. Все замерли.
— Праздник все-таки… — вдруг раздался у меня за спиной волнующий голос Маргариты. Я резко обернулся. Она была одна, с серьезной задумчивостью глядя мне прямо в глаза. И я окончательно размяк.
— Хорошо, но только по одному, — сказал я под громкие крики «ура». А Маргарита, запрыгав вместе со всеми, неожиданно поцеловала меня в щеку.
— Ну тогда и вы с нами, — радуясь, прямо мне в ухо кричал старый Альфред, в то время как я старался заслонить прижавшуюся ко мне девушку от наседающей нечисти. — Уважьте с дамочкой наш праздник.
Тут же возникли граненые стаканы, наполненные, словно кровью, густым красным вином.
Я вопросительно посмотрел на Маргариту. Она чуть виновато улыбнулась мне и несмело кивнула. Я взял стакан и расправил плечи.
— Ну что ж, — сказал я. — За святого Валентина… Пусть у него все будет хорошо…
Нечисть радостно засмеялась, звякнули стаканы, и мы все выпили до дна. К тому же вино оказалось на редкость сладким и пьянящим.
Здесь тоже была музыка, но своя, нестандартная и своеобразная, но тем не менее Маргарита вдруг обернулась ко мне, сунув свой пустой стакан кому-то в руки.
— Саша, можно вас пригласить на танец?
В горле у меня пересохло.
— Конечно, — хрипло и еле слышно выдавил я из себя и неловко обнял ее за талию. Она снова виновато улыбнулась и чуть прижалась ко мне. Кровь у меня забурлила и вампиры радостно зацокали языками.
Мы танцевали в самом центре тесной каптерки, одни, хоть и было кругом много народу, никого не замечая. Она осторожно держала меня за плечи и молчала, волнуя мою шею своим нежным теплым дыханием. Я млел от ее близости и вообще ничего не замечал вокруг. Мир был светел, розов и приятен, и мечтать мне больше ни о чем не хотелось.
А потом тролли заиграли какую-то свою, быструю, кельтскую музыку и все закружились в общем веселом хороводе.
Маргарита весело плясала в самой гуще этой странной компании, смеясь от всей души. Ей, казалось, все было интересно, и никакие проблемы в жизни ее не тревожили — ей просто было интересно жить. А я внимательно и с каким-то странным чувством наблюдал за ней, неожиданно про себя подумав — А ведь это я ее создал, — и тут же испугался своим мыслям.
Перекрывая всеобщий шум и веселье громко пробили старинные настенные часы.
— Ладно, — сказал я Альфреду, возвращаясь к реальной действительности. — Пойду дальше.
— Путь добрый, — сказал Альфред с готовностью.
Усталые, но довольные, мы поднялись ко мне в отдел.
— Как я устала! — радостно сказала она, потягиваясь с грацией кошки. — Давно мне так не было весело.
Я пожал плечами, стоя как истукан.
— У вас интересно, — продолжила она, прохаживаясь по вычислительному залу. — Я вам всем завидую.
Я снова пожал плечами. Она засмеялась.
— Ладно, на сегодня хватит, — сказала она вполне довольным тоном. — Все, ложусь спать.
— Ложись, конечно, — согласился я. — Время уже позднее…
Она с какой-то чертовщинкой в глазах лукаво взглянула на меня.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, — подавленно ответил я.
— Увидимся утром, — снова сказала она.
— Конечно, — кивнул я. — Я буду рядом.
Она ничего не ответила, только открыто, по-дружески, улыбнулась и скрылась за модулем памяти.
Я сел за монитор. Минут двадцать я пытался сосредоточиться на своей задаче, но у меня так ничего и не получилось. К тому же я то и дело оглядывался, ожидая снова увидеть ее в дальнем кресле. Но кресло на этот раз упрямо оставалось пустым.
Я встал, прошелся по залу. Осторожно заглянул за модуль. Она спала как младенец, уютно подоткнув плед и смяв подушку. Ее сон был легок и свеж, и мне почему-то стало грустно.
Я вышел в коридор и до самого утра бесцельно слонялся по этажам, вызывая удивление у ночных духов и обуреваемый всякими противоречивыми мыслями. И на душе у меня было очень уж неспокойно.
Глава 6. Первые конфликты
Утром я быстренько поднялся на шестой этаж, собираясь предупредить Выбегаллу о рассказанной Маргарите легенде, но его куда-то вызвали и он уже уехал, торопливо собрав папки с графиками и чертежами.
Маргарита еще спала. Я не стал ее будить — наверняка грядущий день не сулит ей ничего хорошего, так что пусть ее неведение и спокойствие продлятся как можно дольше.
Следующий день после дежурства по графику был выходной. Я неторопливо собрал разбросанные по столу бумаги в голубую папку, тщательно завязал тесемки, и собрался уже было уходить, но почему-то медлил. А ведь она останется совсем одна, вдруг понял я причину своей нерешительности, и без всякой поддержки. И я остался.
Она проснулась бодрая и энергичная. Пока она умывалась, я, поляризовав вектор магистатум, сотворил ей пару бутербродов и чашечку кофе. Бутерброды получились на редкость удачными и симпатичными — тонкий слой масла на белом свежем хлебе, ломтик ветчины, ровный пластик вареного яйца и поверх всего этого огурчик; а кофе было очень ароматным, так что у меня при виде всего этого потекли слюнки, я тут же вспомнил, что сам еще не завтракал и тут же сотворил еще парочку — уже для себя. Моя партия оказалась почему-то простой и примитивной — кривой ломоть хлеба с докторской колбасой и без всякой экзотики, а кофе ничем не отличалось от столовского. Я обреченно пожал плечами и решил не ломать голову над этим парадоксом.
— Доброе утро! — весело сказала Маргарита, заходя за модуль памяти и присаживаясь на теперь уже свой диванчик. — Какое все замечательное! — восхищенно произнесла она, оглядев журнальный столик.