‑ Жан‑Клод сделал вам щедрое предложение, Малькольм. Согласно вампирскому закону, он мог бы просто уничтожить вас и всю вашу паству.
‑ А как бы отнеслись к такой резне власти, и вы, как федеральный маршал?
‑ Вы хотите сказать, что мой статус человека‑слуги Жан‑Клода ограничивает его возможности?
‑ Он ценит вашу любовь, Анита, а вы не смогли бы любить мужчину, убившего моих последователей.
‑ Последователей… а как насчет вас?
‑ Вы ‑ официальный истребитель вампиров, Анита. Если я нарушу человеческие законы, вы сами убьете меня. И вы не стали бы обвинять Жан‑Клода в моем убийстве, если бы я действительно преступил закон.
‑ Вы считаете, что я просто позволила бы ему вас убить?
‑ Я считаю, что вы сделали бы это для него сами, если бы посчитали нужным.
Какая‑то часть меня захотела возразить, но Малькольм был прав. Я считалась опытной истребительницей, как и все те, кто занимается этим больше двух лет и успешно прошел экзамен по стрельбе. Федеральными маршалами нас сделали не только для того, чтобы мы могли свободно пересекать границы штатов, но и чтобы лучше нас контролировать. Пересечение границ и полицейский значок ‑ это замечательно, а насчет контроля ничего наверняка сказать не могу. Да, еще я была единственной истребительницей, которая одновременно с этим встречается с Мастером города. Многие склонны видеть в этом конфликт интересов. Честно говоря, я и сама принадлежу к их числу. Но что тут можно поделать?
‑ Вам нечего возразить, ‑ заметил Малькольм.
‑ Я просто не могу решить, считаете ли вы меня сдерживающим Жан‑Клода фактором, или наоборот.
‑ Когда‑то я видел в вас его жертву, Анита. Сейчас я уже не уверен в том, кто из вас жертва, а кто мучитель.
‑ Мне на это обидеться?
Малькольм просто смотрел на меня, не ответив.
‑ В последний раз, когда я была у вас в церкви, вы заклеймили меня злом и обвинили в использовании черной магии. Жан‑Клода вы назвали развратником, а меня ‑ его шлюхой, если я ничего не запамятовала.
‑ Вы пытались увести одного из моих людей, чтобы убить его без суда и следствия. И вы расстреляли его прямо на церковной земле.
‑ Он был серийным убийцей. А у меня был ордер на ликвидацию любого, кто уличен в подобных преступлениях.
‑ Любого вампира, вы хотите сказать.
‑ Вы намекаете на то, что в том деле были замешаны люди или оборотни?
‑ Нет, но если бы и были, вы не стали бы расстреливать их, да еще с помощью полиции.
‑ Раньше мне выдавали ордера на оборотней.
‑ Но не так часто, Анита, а на людей такие ордера вообще не выдают.
‑ Смертную казнь никто не отменял, Малькольм.
‑ Для людей этот приговор приводится в исполнение только после суда и апелляций, тянущихся годами.
‑ А что вы от меня‑то хотите, Малькольм?
‑ Справедливости.
‑ Законы создаются не ради справедливости, Малькольм. Ради законности.
‑ Она не совершала того преступления, в котором ее обвиняют, и наш блудный брат, Эвери Сибрук, также невиновен в преступлении, за которое его задержали.
«Блудными» Малькольм называл тех прихожан, которые переметнулись к Жан‑Клоду. Тот факт, что у вампира Эвери была еще и фамилия, означал его совсем недавнюю смерть и говорил о том, что Эвери ‑ американец. Обычно у вампира было только одно имя ‑ как Мадонна или Шер, ‑ и только один вампир в стране имел право носить его. За право пользования именами нередко велись дуэли. Так было до недавнего времени, так было до Америки. У нас вампиры обо всех этих тонкостях ничего не знают и спокойно носят фамилии.
‑ Я проверяла Эвери. Официально, хотя и не обязана была.
‑ Да, но вы вполне могли бы сначала пристрелить его, а затем обнаружить, что ошиблись, и по закону ничего бы вам за это не грозило.
‑ Не я писала этот закон, Малькольм. Я лишь исполнитель.
‑ И не вампиры писали этот закон, Анита.
‑ Верно, но человек не способен околдовать другого человека, так, чтобы он сам помог себя похитить.
‑ Верно, но человек не способен околдовать другого человека, так, чтобы он сам помог себя похитить. Люди не улетают по воздуху со своими жертвами в руках.
‑ И что, это узаконивает наше уничтожение?
Я снова передернула плечами. Этот довод я собиралась оставить без комментария, поскольку мне и самой эта часть моей работы не слишком нравилась. Я больше не считала вампиров монстрами, поэтому мне стало труднее их убивать. Убивать же неспособных к сопротивлению вампиров казалось просто чудовищным, и монстром в этом случае была я.
‑ Малькольм, что, по‑вашему, я могу предпринять в данной ситуации? У меня есть ордер, в котором значится имя Салли Хантер. Свидетели видели ее выходящей от миз Левито, которая оказалась убитой вампиром. Я точно знаю, что ни один из вампиров Жан‑Клода этого преступления не совершал. Остаются ваши.
Черт, да у меня вместе с ордером имелась и фотография из ее водительского удостоверения. Следует признаться, что наличие этой фотографии заставляло меня чувствовать себя наемной убийцей. Им ведь всегда передают фото объекта, чтобы они могли ликвидировать того, кого нужно.
‑ Вы абсолютно в этом уверены?
Я неторопливо прищурилась в его сторону, давая себе время на то, чтобы обдумать ответ, не выдавая при этом бешеную работу мысли.
‑ На что вы намекаете, Малькольм? Я плохо понимаю намеки, так что просто скажите то, ради чего вы сюда пришли.
‑ На прошлой неделе в мою церковь проникло что‑то могущественное… кто‑то очень могущественный. Они пришли инкогнито. Я не смог найти их среди новых членов своей паствы, но я знаю, что там был кто‑то, обладающий невероятной силой. ‑ Тут Малькольм наклонился вперед, маска спокойствия на его лице заметно пообтрепалась по краям. ‑ Вы в состоянии понять, насколько могущественными они должны быть, если я, почуяв их присутствие, используя все свои силы для поиска, так и не смог их обнаружить?
Я задумалась. Малькольм не был Мастером города, но он, скорее всего, входил в пятерку самых сильных вампиров в Сент‑Луисе. Не будь он так высокоморален, смог бы добиться намного большего. Совесть иногда подрезает крылья. Осторожно облизнув губы так, чтобы не стереть помаду, я кивнула. Затем спросила:
‑ Вы полагаете, они хотели, чтобы вы их обнаружили, или это произошло случайно?
Мой вопрос удивил его, и удивление отразилось на его лице, хотя Малькольм и поспешил это скрыть. Ему слишком много приходится играть на публику для масс‑медиа, и потому он начал терять ту невыразительность мимики, что присуща старым вампирам.
‑ Не знаю, ‑ даже голос выдавал его волнение.
‑ Вамп сделал это для того, чтобы поддразнить вас, или из презрения к вашим силам?
‑ Не знаю, ‑ повторил Малькольм, покачав головой. И тут меня озарило.
‑ Вы пришли сюда, потому что считаете, что Жан‑Клоду что‑то должно быть известно, но не можете позволить себе открыто прийти к Мастеру города. Это разбивает все ваши доводы о свободе воли.
Малькольм откинулся на спинку кресла, безуспешно стараясь скрыть явно читающуюся на лице злость. Он испуган еще сильнее, чем я думала, раз показывает слабость перед тем, кого сильно недолюбливает. Черт, да он же пришел ко мне за помощью. Он, должно быть, в отчаянии.
‑ А ко мне вам прийти ничто не мешает, раз я федеральный маршал. Тем более что я все равно расскажу об этом Жан‑Клоду.
‑ Думайте, что хотите, миз Блейк.
Итак, мы снова называем друг друга по фамилии. Надо иметь в виду.
‑ Итак, большой и страшный вамп пробрался в вашу церковь. Ваших вампирских умений не хватило на то, чтобы выкурить его оттуда, и вот вы приходите ко мне, а фактически ‑ к Жан‑Клоду и всей его безнравственной структуре власти. К тем самым людям, которых вы, по вашим словам, ненавидите.
Малькольм вскочил на ноги.
‑ Преступление, в котором обвиняют Салли, случилось менее, чем через двадцать четыре часа после его… их… появления в моей церкви.