========== Часть 1 ==========
Первые подозрения о том, что я не такой, как все, у меня появились лет в десять. Вернее, тогда это были лишь намеки и недоумение. Никак не мог понять, чем расстроил родителей? Почему меня передали старшему воспитателю и увезли в какой-то медицинский центр?
Хотя по возвращении я почувствовал, что мама всем довольна. Вот это свойство ощущать настроение и желания окружающих меня людей, как оказалось, и стало причиной моей очередной проверки на возможность владения телепатией.
– Глэнни, ты, как всегда, слишком придирчива, – ворчал отец за ужином. – Рэй послушен и воспитан.
– Слишком послушен, – зорко окинула меня взглядом мама.
– Его генный набор исключает любую агрессию и неповиновение, – возражал отец.
Тогда я с трудом понимал, чем им не угодил. И только через три года стал лучше разбираться в ситуации. Спасибо, что мой старший брат Истор меня просветил. Наследника и старшего ребенка в семье воспитывали несколько иначе. Брат имел не только свободу, но и учился в пансионе, а потом в корпусе.
Истор как раз закончил кадетский корпус и поступил в высшую летную академию. Но на несколько дней домой заскочил. Брат мне рассказал еще про то, что родители в очередной раз решились на суррогатное материнство. И снова ребенок родился телепатом. Секрет дальше личного врача и женщины-носительницы не ушел. Но это уже третий малыш, которого пришлось убить.
– Нам с тобой повезло, что, несмотря на все генетические преобразования, мы никаких сверхспособностей не заимели, – потрепал меня по макушке Истор.
Вот тогда я впервые задумался. То, что не телепат, я и так знал. Мысли не читаю. Но что-то во мне было другое, о чем я побоялся рассказывать даже брату. Разница в пять лет для меня казалась огромной. Истор в свои восемнадцать казался мне взрослым и серьезным. Вдруг он решит, что я порочу честь семьи?
Неоднократная проверка излучения мозга не выявила у меня склонности к телепатии, но и не обнаружила ничего другого. Подходящего слова для своих навыков я подобрать не мог. Искать информацию или у кого-то спрашивать боялся. Слишком это отличалось от того, что было принято в нашем обществе.
Проявлялись мои способности в том, что я безошибочно улавливал настроение собеседника. Пока был малышом, просто понимал. А потом интуитивно начал подстраиваться. В чем-то мама оказалась права, когда подозревала меня в скрытых способностях.
Я ведь не просто был послушным, а точно знал, каким меня хотят видеть взрослые. Именно так и вел себя. Тихий, послушный, усидчивый – «изображал» я себя в обществе мамы и основной массы учителей. Наедине с отцом позволял себе быть немного любознательным, но ненавязчивым. Брату нравилось, когда я улыбался. Так же любила мои улыбки и некую восторженность в глазах наша кухарка.
Но если в детском возрасте я интуитивно подстраивался под ощущения и пожелания окружающих меня людей, то будучи подростком, абсолютно сознательно выстраивал свою линию поведения. Даже с любимым братом я был «хамелеоном». Как-то у меня никогда не возникало мысли, насколько это этично или нет. Всю свою жизнь я только и делал, что реагировал на эмоции других людей и копировал их.
В ответ я получал тоже что-то непонятное. И если от родителей шёл общий спокойный фон, то после общения с братом меня накрывала волна тепла и нежности. Именно его эмоции я любил больше всего и «впитывал» в себя. Конечно, кухарка Нерта тоже обдавала меня волной любви, но ее волна отличалась от братской. Хотя мне это тоже нравилось.
Родителей я старался видеть как можно реже. Собственно, мы встречались на традиционных семейных ужинах в первый выходной каждой декады. Обычно это случалось летом. Поскольку я был на домашнем обучении, то в нашем столичном особняке не появлялся месяцами.
Мама же, напротив, всю зиму блистала в светском обществе и редко возвращалась в усадьбу. Лично меня все устраивало. Ровный, немного безразличный фон, что исходил от учителей и воспитателей, дискомфорта не доставлял. Слуги в усадьбе были приветливы, а с кем-то из посторонних я не общался.
Впервые меня стали приглашать на те приемы, что устраивала наша семья, когда мне минуло шестнадцать лет.
С удивлением я ощутил новые эмоции, которые при этом начали исходить от мамы. Мне понадобилось немало времени, чтобы понять, что это не просто злость, а еще и зависть. Чему завидовала родительница, я долго не мог понять, пока на одном из приемов кто-то из гостей не обронил случайно фразу, что, мол, младший из Вардов необычайно хорош. И по красоте превосходит Глэнни.
Честно говоря, я до этого считал маму эталоном совершенства. Утонченные черты лица, красивые глаза чуть миндалевидной формы, мраморная безукоризненная кожа и шикарная фигура. Именно за фигурой мама следила больше всего. Никого из детей сама она не рожала. Да и все генетические преобразования проще проводить у зародыша при суррогатном материнстве.
Безусловно, на родителей я был похож, но, похоже, мне достались все лучшие черты. Правда, роста и стати отца я не получил. Но к этому родители и не стремились. В семье был наследник, который после военной карьеры будет и дальше представлять интересы Вардов.
Мне же изначально отводилась роль второго супруга в мужской паре. Учитель биологии последние года два более чем подробно просвещал меня на эту деликатную тему.
Каких-то предубеждений я не испытывал. И вообще, своего мнения на этот счет не имел. Знал, что родителей такая перспектива радует. А я привык подстраиваться под эмоции окружающих. Хотя на этих светских мероприятиях сильно уставал.
Раньше в усадьбе мне не доводилось испытывать такой эмоциональный поток. Но уже через год я перестал воспринимать близко к сердцу все эмоции. Логично рассудил, что на чужих людей мне наплевать. А вот отец должен быть доволен. На его фон и реагировал в первую очередь. Хотя искренне изумлялся тому разнообразию эмоций и фальши, что царила на этих приемах. Все эти знатные и родовитые люди мило улыбались, говорили друг другу комплименты, а внутри испытывали совершенно противоположные эмоции.
Кажется, я такого актерского мастерства достигну еще не скоро. У меня имелся специальный преподаватель, что помимо риторики как раз давал знания, как «держать лицо» на публике. При этом этикету и поведению в обществе отводилась большая часть времени. Правда, историю мне тоже давали в огромном количестве. Наш особняк проектировал один из известных дизайнеров. При проектировании было использовано сочетание древних стилей, таких, как ампир и современные космо-технологии. От меня требовали знаний в области всей истории искусств.
Оттого я мог легко поддержать беседу на тему архитектурных стилей. Честно говоря, мне самому это обилие хрустальных люстр, бра, позолоченных вензелей на потолках и прочих украшательств совсем не нравилось. Но я вежливо терпел то, что окна моей личной спальни закрывали тяжелые гардины из натуральных тканей. Не забывал похвалить маму за ее безупречный вкус, когда она появлялась в моих апартаментах.
Гостям семейства Вард нравилось беседовать со мной на тему искусства. Я же не забывал упомянуть, что у нас в особняке совсем нет роботов, а всю работу по дому выполняют живые люди. Между прочим, я как-то услышал слова управляющего, что как раз отчитывал одного слугу. Якобы месячная зарплата нашей прислуги приравнивается к годовому доходу среднего менеджера. Наша семья запросто могла позволить себе такие траты.
Но чем старше я становился, тем больше опасался, что мой секрет кто-то раскроет. Про телепатов я и смотрел, и много чего читал. Опять же преподаватель биологии не мог обойти эту тему стороной. Он и просветил меня о том, что у таких, как я «искусственников», вероятность приобретения способностей телепатии составляет более шестидесяти процентов.
Еще лет сто назад нашу планету сотрясали войны, причиной которых были телепаты. Сейчас правительство придерживается жесточайших правил. Пусть не совсем гуманных, но нужных. Хорошо, что исходящие излучения от телепатов легко распознают приборы. Всех новорожденных подвергают обязательной проверке.
Но случается и так, что у людей со слабыми способностями к телепатии она может проявляться позже. В подобных ситуациях они всегда могут пройти еще одну проверку в центре профилактики.
Со мной эту процедуру проделывали три раза. Первый раз при рождении, а потом еще два раза возили в центр. Когда я впервые понял, что меня могли убить там, в центре, а родители только поддержали бы это решение врачей, несколько дней не мог прийти в себя. Кажется, только брат и расстроился бы в случае моей смерти. Остальным было без разницы, жив я или мёртв.
Вернее, для моих родителей разница как раз была. У них имелись на этот счёт соответствующие планы. И пусть наша семья богата, но маме хотелось еще больше влияния, особенно в политических кругах. А отец супругу во всем поддерживал. Военная карьера Истора в эту схему вписывалась идеально.
От меня же требовалось только стать послушным мужем. Идею моей женитьбы на женщине отчего-то никогда не рассматривали. Вернее, это мама не хотела еще одну даму в семью, чтобы оставаться единственной и неповторимой. Напоминать об этом и не забывать делать комплименты маме я научился давно. Но в последнее время эмоция зависти, исходящая от мамы, преобладала.
– Не нужны ему лишние украшения, – решительно отбирала родительница все заколки, что слуга пытался закрепить у меня на волосах.
– Мальчику пойдут аквамарины, они хорошо оттеняют его глаза, – возражал наш стилист.
– Он сам себя украшает, – еле сдерживала клокочущую внутри злость мама. – Белая рубашка навыпуск, маленький бриллиант в ухо, и хватит, – припечатала госпожа Вард.
И все равно каждый раз на вечере я оказывался в центре внимания. Отчего-то все считали меня приятным собеседником. Честно говоря, многое из того, о чем беседовали на приемах, я даже не знал. Опять же интуитивно улавливал, какой ответ от меня ждут и какую эмоцию отобразить на лице.
– Ну что за милый котенок! – восхищалась мной очередная мамина приятельница. – Обязательно приезжайте всей семьей на весенний бал Правителя.
– Сыну еще рано появляться на балах, – чуть не скрипя зубами от злости, но сохраняя милую улыбку, ответила мама.
Она бы меня и из усадьбы не выпустила. Только далеко идущие планы заставляли её демонстрировать «младшенького». Но до восемнадцати лет мне всё же удавалось оставаться в тени, насколько это было возможно. Кроме тех приемов, что давала наша семья, я нигде не бывал. Даже в оперу меня не возили.
Зато грандиозный бал во дворце Правителя в преддверии Нового года пропустить мы не могли. Плюс Истор прилетел в отпуск. Его тоже решили взять на бал. Брат хоть и не испытывал на сей счет особого восторга, но пререкаться с родителями не смел.
Я же внутренне трепетал. Ощущения переполняли меня. А еще внутри жило предчувствие, что моя жизнь скоро изменится.
========== Часть 2 ==========
Бал меня ошеломил сразу и по нескольким причинам. Одно дело прием в нашем особняке, куда обычно приезжает несколько десятков «друзей», и другое - подобное скопище уважаемых, богатых и значимых личностей.
В первые минуты я был потрясен этим шквалом эмоций, что обрушились на мою голову. Казалось, я разом оглох и ослеп.
Истор, видя мое состояние, попытался отвлечь. Именно беспокойство, исходящее от брата, и помогло мне справиться с ситуацией. Мама испытывала только досаду. Досаду на то, что сейчас начнут делать комплименты, но не ей. Как ни крути, но на мероприятие такого уровня пришлось меня достойно принарядить.
Семейные драгоценности украшали мои запястья, шею, уши. Стилист разбудил меня в шесть утра, чтобы начать свои процедуры. Три помощника парикмахера и два камердинера суетились весь день, чтобы вечером предоставить меня на суд этой публике.
Мама, конечно, тоже не осталась без внимания. Но на меня потратили гораздо больше сил. Неожиданно я и сам понял, что все те генетические преобразования, которым мое тело подвергли еще в утробе суррогатной матери, действительно дали ошеломляющий результат.
– Ты прекрасен, – чуть сжимал мою руку брат, подбадривая.
Собственно, об этом говорил каждый, кто приближался к нашей семье, чтобы поприветствовать. Мама от такого внимания к моей персоне зверела. Хотя внешне продолжала мило улыбаться.
Кого-то из собеседников родителей я знал, кого-то видел впервые. Но комплименты выслушивал терпеливо. Многие выражали восхищение вполне искренне. Постепенно у меня получилось чуть абстрагироваться от этого эмоционального окружения. Вернее, я стал выискивать хоть кого-то со спокойным или скучающим фоном и прислушивался к таким людям.
Даже от эмоций Истора пытался закрыться. Любящий брат серьезно переживал за меня. Каждый раз, слушая комплимент в мой адрес, он мрачнел. Эмоций брата я не мог понять. Но пока что не было желания разбираться в этом.
Наконец, мне удалось отыскать трех или четырех людей, что стояли неподалеку. Их скучающий и откровенно равнодушный фон привлек меня больше всего. Телохранитель какого-то сноба, слуга, разливающий вино, и кто-то еще помогли мне справиться со своими эмоциями.
Жаль, что я не умел полностью отгораживаться. И вообще это свойство своего организма узнал не так давно, поэтому в полной мере пользоваться пока не научился.
Только-только я успокоился, как меня ОКАТИЛО! Такого шквала смеси восхищения, радости, нежности и чего-то еще непонятного я в жизни не испытывал. Порой от брата исходили похожие волны, но не так же сильно! Мало того, оглядеться и посмотреть, кого это я так «сразил» своей красотой, возможности так и не предоставилось. Маман узрела кого-то в противоположном конце зала и сообщила, что нам срочно нужно познакомиться до того, как объявят танцы.
– Господин сенатор, – заворковала мама, как только мы приблизились к искомому объекту.
– Лайс, просто Лайс. Я же столько раз просил называть меня по имени, – склонился перед мамой и поцеловал протянутую кисть мужчина. Отца он тоже поприветствовал. А затем ему представили и нас с братом.
Ей богу, ноздри сенатора буквально затрепетали, как только он увидел меня.
– Какой редкостный цветок вырос в вашей семье, – тут же сообщил сенатор.
Мамин фон показал раздражение. Зато отец буквально купался в эмоциях удовлетворения.
– Отчего раньше не демонстрировали своего мальчика? – продолжал выспрашивать мужчина. – Скрывать такую редкую красоту – настоящее преступление.
– Он у нас на домашнем обучении и буквально неделю назад отпраздновал восемнадцатилетние, – поведал отец.
– Право, Глэнни, я считал, что нет более совершенного существа, нежели ты, – расточал комплименты сенатор. – Но этот малыш буквально покорил меня.
– Лайс, не стоит забывать, что ты женат, и такое открытое проявление симпатии не пойдет на пользу твоему имиджу, – игривым голосом заметила мама.
Мужчина рассмеялся. Я же анализировал свои ощущения. То, что маман бесится, и так было понятно. Как же, она теперь здесь не самая красивая! Другой вопрос, что эмоций сенатора я понять не мог. Или, что вероятнее всего, никогда в жизни не «слышал» таких эмоций. Похоть, радость, удовлетворение. Но поверх всего этого что-то такое, отчего мне стало страшно. Да и волнение со стороны брата подсказывало мне, что господин не так прост и не так добродушен, как это хочет показать.
– Поскольку моя супруга осталась на Геонике, – сообщил сенатор, – то на первый танец я приглашу Рэя.
Танцевать с этим господином мне пришлось половину вечера. Пару раз меня приглашал брат и буквально «утопил» в своих переживаниях. Почему Истор так разволновался, я понять не мог. А еще мне не давали покоя те волны, что исходили от неизвестного почитателя. Настолько мощные и яркие, что перекрывали весь фон зала. Жаль, отследить в этой толпе источник не представлялось возможным.
Но все хорошее или плохое когда-нибудь заканчивается. Бал во дворце Правителя тоже подошёл к концу.
– Увы, я улетаю на Геонику через два дня, – поведал сенатор. - Но по возвращении обязательно вас навещу.