— Говорит Блюмкин. Почему до сих пор не вылетели самолеты? Работа наша может сорваться. Мы провели несколько разведок, но без результата. Без самолета мы не выполним задание.
Красноярск отвечал:
— Самолеты были задержаны для выполнения срочного задания. Сегодня утром к вам вылетел гидроплан, пилотируемый летчиком Махоткиным. Завтра на другой машине вылетает пилот Бабочкин.
И тут же, как бы подтверждая сообщение из Красноярска, в воздухе показался гидроплан. Он сделал круг над факторией и, развернувшись, пошел на посадку. Все бросились к берегу. Лева, сматывая шнур, кричал в микрофон:
— Говорит радист Переплетчик! Самолет, посланный вами, садится на реку! Горячее спасибо от всей экспедиции! Передачу прекращаю…
На другой день состоялась первая воздушная разведка. Так как самолет был двухместный, то с пилотом полетел один Владимир Иванович.
Вздымая каскады брызг, гидросамолет взлетел над рекой и стал набирать высоту.
На запад и юго-запад от фактории виднелись одинокие становища оленеводов-эвенков, у дымящихся чумов паслись оленьи стада. В северном и северо-восточном направлениях, куда неоднократно стремилась проникнуть экспедиция, тянулись сплошные леса. Здесь нигде не было видно ни малейших признаков человеческого жилья.
— Пойдем в этом направлении! — махнув рукой на северо-восток, прокричал Владимир Иванович летчику. — Будьте внимательны!
Местность тут напоминала гигантскую воронку, окруженную с запада грядою гор. В глубине долины курилась непонятная дымка.
— Что за черт, мерещится мне, что ли? — пробормотал Махоткин, протирая очки и пристально всматриваясь вперед.
— Профессор, смотрите прямо перед собой, — проговорил он в трубку телефона. — Что вы там видите?
— Вижу туман, хотя это и невероятно, — удивленно отвечал профессор. — Ведь солнце-то печет вовсю. Откуда же быть туману?
Махоткин пожал плечами и прибавил газу.
Прыжок в неизвестность
На следующий день прибыл второй самолет, и теперь на разведку вместе с Блюмкиным смог вылететь и Кочетов. Оставшиеся молча провожали глазами две точки, медленно таявшие в небе.
Туман, обнаруженный вчера в долине, не только не рассеялся, а стал еще плотнее, гуще. Видимо, он держался над землей на высоте не более двухсот метров. Самолеты, снизившись, стали медленно кружить над пеленой тумана в надежде найти хотя бы небольшой просвет. Но увы — безуспешно. Туман лежал густой, плотной массой.
— Попробуем еще снизиться, — предложил Владимир Иванович Махоткину.
Самолет словно нырнул в молоко. Летчик тронул руль высоты, и машина выскочила из тумана. Лететь в этой мгле было опасно.
Вечером, когда все собрались за ужином, состоялось обсуждение итогов полета, и Кочетов предложил отказаться от наблюдений с воздуха.
— Пусть летчики доставят меня в зону тумана, — заявил он, — и я прыгну с парашютом.
В комнате наступило молчание. Прыгнуть в туман, в неизведанную таежную чащу? Не приведет ли этот прыжок лишь к ненужной жертве?
— Захвачу с собой продуктов, оружие и побольше аммонала, — продолжал Кочетов. — Предварительно обследовав местность, произведу небольшой взрыв.
После этого сигнала кто-то должен будет спуститься ко мне.
Взвесив все «за» и «против», профессор вынужден был принять этот план. Ведь надо же было что-то делать.
Ранним утром Кочетов, тепло простившись со всеми и выслушав последние указания Махоткина, сел в кабину. Летчик дал газ, и самолет заскользил по реке.
Потянулось время томительного ожидания. На вышке непрерывно дежурили, ожидая условного сигнала.
Но наступило утро следующего дня, а Кочетов не подавал никаких признаков жизни. Тайга молчала.
Одно за другим возникали и тут же отвергались самые разнообразные предположения. Только в одном все сходились. Кочетов жив, но ему необходима срочная помощь.
Как же можно было помочь Кочетову? Отправиться на розыски пешком нечего было и думать — тайга непроходима. Искать на самолетах вообще не имело смысла: сверху ничего, кроме тумана, не увидеть. Оставалось одно: не дожидаясь условленного взрыва, прыгнуть к Кочетову с парашютом. Первыми вызвались летчики. После обеда они пришли к Владимиру Ивановичу.
— Нужно разыскать Кочетова, — заявил молчаливый Махоткин. — Разрешите прыгнуть мне или Бабочкину.
Профессор ничего не успел ответить: вмешались Костя, Михаил и Лева.
— Последовать за Кочетовым должен кто-нибудь из нас, — настаивали они. — Нельзя оставлять самолеты без пилотов!
Владимир Иванович встал.
— Вы правы, — согласился он. — Нужно помочь Кочетову и выяснить, что же там творится, в этой проклятой долине. По всей вероятности, лучше всего это удастся сделать… — он обвел глазами всех присутствующих, — мне, дорогие друзья!
Такой оборот несказанно поразил всех. В комнате поднялся невообразимый шум. Но профессор был непреклонен.
— Я твердо решил стать парашютистом, когда-то даже прыгал с вышки, — пошутил он, когда шум поутих. — Поэтому не пытайтесь меня разубеждать! На время моего отсутствия начальником экспедиции остается Санин. Если через два дня мы с Кочетовым не вернемся, то немедленно сообщите в Красноярск. Но я не думаю, чтобы это случилось… А обо мне не беспокойтесь.
Утро было безветренное.
Условились, что Махоткин выбросит Владимира Ивановича в том же месте, что и Кочетова. Поэтому летчик в полете все время поглядывал на часы и компас. Альтиметр показывал высоту 900 метров. «Пора», — решил, наконец, Махоткин и передал по телефону:
— Приготовьтесь к прыжку.
Владимир Иванович не без труда выбрался на крыло. Самолет пошел на снижение.
Владимир Иванович посмотрел вниз и ничего не увидел. Тогда он поправил лямки парашюта и бросил пристальный взгляд на летчика. Тот указал ему пальцем на кольцо и махнул рукой.
— Пошел! — по движению его губ прочел Владимир Иванович и соскользнул вниз.
Ощущение невесомости в первое мгновение затмило все остальное. Владимир Иванович рванул кольцо, заранее зажатое в руке. Шелк с мягким шелестом скользнул из-за спины. Профессора сильно дернуло, швырнуло куда-то в сторону, и в следующий миг Владимир Иванович почувствовал себя сидящим в гигантских качелях. Он поднял голову и увидел над собою разноцветный купол парашюта. А выше кружил самолет Махоткина.
Внезапно все вокруг окутал сырой, влажный туман. Видимость исчезла.
«Опуститься на согнутые ноги и сейчас же свалиться на бок», — вспомнил профессор наставления пилота. Сотрясая воздух, где-то рядом раздался взрыв.
«Это, наверное, Кочетов», — успел еще подумать Владимир Иванович, ударяясь о что-то твердое.
«Нуждаемся в помощи…»
Взрыв был услышан на фактории.
Костя Нормаев потребовал немедленно отправиться в тайгу. Кочетов и профессор, без сомнения, уже нашли друг друга и направляются в сторону фактории. Задача оставшихся — выйти им навстречу.
С этим предложением все согласились. Выступать решили на рассвете. Сигнал к подъему должна была дать Наташа: она всегда просыпалась раньше всех.
И действительно, только блеснули лучи солнца, как она уже была на ногах. Наташа решила вначале разбудить Тропота. Еще с вечера они уговорились приготовить на дорогу хороший, сытный завтрак. Дверь в дом Тропота была открыта. «Неужели он проснулся раньше меня?» — подумала Наташа и по скрипящим доскам взбежала на крыльцо.
— Можно? — спросила Наташа, остановившись у открытой двери. Никто не отвечал. Тогда она шагнула через порог и остановилась как вкопанная.
Тропот лежал мертвый на развороченной кровати. Кругом были видны следы борьбы: опрокинутый стол, разбросанные книги, поломанный стул. Наташа откинула одеяло, закрывавшее голову убитого, и дико вскрикнула. Лицо Тропота было изуродовано до неузнаваемости.
Наташа опрометью бросилась назад и растолкала спящих. Те, пораженные ее перекошенным от ужаса лицом, торопливо выскакивали наружу. Скоро все население фактории собралось у домика Тропота. Не доставало только Иванова. Заведующий факторией бесследно исчез.
Подавленные происшедшим, люди сходились к утреннему столу. Есть никому не хотелось. Облик Тропота стоял у всех в глазах. Кому понадобилась жизнь этого незаметного человека? Почему убийца так зверски изуродовал его? Куда скрылся Иванов? Эти вопросы задавал себе каждый и… не находил ответа.
Санин подошел к письменному столу, вынул из ящика бумагу и стал что-то писать. Скоро он подал Леве два листа и угрюмо проговорил:
— Передай это в Красноярск. Но Лева отрицательно качнул головой и грустно сообщил:
— Радиоаппаратура кем-то сломана
— Так, — проговорил Санин, и губы его упрямо сжались. — Товарищ Бабочкин, — обратился он к летчику, — немедленно вылетайте в Красноярск. Это письмо передадите в исполком.
Бабочкин бережно сложил листки, спрятал в боковой карман и, надевая на ходу шлем, вышел.
Неожиданная встреча
Владимир Иванович пришел в себя в низком сыром помещении, походившем на обычный подвал. У самого потолка, почти не давая света, еле теплилась оплывшая свеча.
Понемногу Владимир Иванович привык к царившему тут полумраку и осмотрелся. Подвал, очевидно, был выбит прямо в скале и кое-где обшит досками. Внутри он был совершенно пуст, если не считать какой-то темной кучи в дальнем углу. Владимир Иванович приблизился и увидел человека, уткнувшегося лицом в ладони. Профессор тронул человека за плечо, и тот с трудом повернулся к свету.
— Кочетов! — вырвалось у Владимира Ивановича.
— Профессор! Как вы сюда попали?
— Так же, очевидно, как и вы, — ответил профессор.
— Они били вас? — с участием спросил Кочетов.
— Но кто это — «они»?
— Шайка авантюристов, — с негодованием произнес Кочетов. — Едва я достиг земли, они скрутили меня и бросили в этот подвал. Потом, когда узнали, кто я такой, пытались обратить в свою «веру». Я, конечно, наговорил грубостей. Избили…
— Но кто же произвел взрыв? — спросил профессор.
— А вы его слышали? — оживился Кочетов.
— Да, но слишком поздно!
— Значит, не все среди них мерзавцы! — с жаром сказал Кочетов. — В этой компании есть один русский. Он здесь, как мне показалось, не по доброй воле. Когда он однажды принес мне пищу, я украдкой от часового попросил его произвести взрыв, предупредив, что от этого зависит моя жизнь. Он вышел, ничего не ответив, И вот…
Кочетов не договорил: дверь с грохотом распахнулась, и в подвал втолкнули нового пленника. От сильного толчка он пролетел через все помещение и с глухим стоном ударился о стену. Владимир Иванович и Кочетов бросились к нему.
Подтащив незнакомца ближе к свету, они стали приводить его в чувство. Кочетов принес из угла банку с водой и тщательно обмыл залитое кровью лицо.
— Владимир Иванович! — воскликнул Кочетов. — Да это наш друг, о котором я вам только что рассказывал. Незнакомец глубоко вздохнул и открыл глаза.
— Ох, изуродовали, идолы, — с усилием пошевелив рукой, проговорил он. — Дайте напиться.
Разглядев Блюмкина, настороженно спросил:
— Откуда вы? Кто вы?
— Мы из Москвы, — ответил Владимир Иванович. При этих словах незнакомец поднялся. Лицо его оживилось, он схватил Владимира Ивановича за руку и хотел что-то сказать, но тут же со стоном повалился на пол.
Тщетно Владимир Иванович и Кочетов пытались привести его в чувство, прикладывая мокрые тряпки ко лбу. Незнакомец в бреду срывал повязки. Несколько раз он пытался встать и бежать куда-то.
Принесли пищу. Профессор хотел заговорить с часовым, но тот грубо оттолкнул его и молча вышел.
Наступила ночь. Ученые, прижавшись друг к другу, тоскливо размышляли о своей участи. Трудно было предположить, что их ждет впереди. Что за люди, у которых они в плену? Что они делают тут, в советской Сибири? Чем привлек их этот дикий и суровый край? И главное — как вырваться из плена?
Единственной надеждой был этот незнакомый русский. Он один мог помочь во всем.
А тот метался по убогому ложу, поминутно что-то выкрикивая, — то подавая команду, то с кем-то споря и ругаясь.
К утру утомление взяло свое, и он затих. Уснули и Владимир Иванович с Кочетовым.
Крепкий сон сделал то, чего не могли сделать примочки. Наутро незнакомец очнулся и попросил пить. Кочетов с радостью напоил его и стал осторожно кормить оставшимся с вечера хлебом и консервами.
Когда банка с консервами опустела, незнакомец опять попросил пить.
— Расскажите нам о себе и об этих… — произнес Владимир Иванович, указывая на дверь.
Незнакомец судорожными глотками отпил воду, лег поудобней и закрыл глаза, собираясь с мыслями.
Рассказ незнакомца
— Зовут меня Иван Жук, — начал свой рассказ незнакомец. — Я сибирский партизан из отряда Антонова. Это имя вам, конечно, незнакомо, ведь наш отряд погиб весь, до последнего человека. В живых я остался один. Вот как это произошло.
Колчаковцы направили против нас японский «союзнический» отряд. Он насчитывал четыреста солдат, тогда как у нас вместе с ранеными и больными было чуть больше сотни.
Не вступая в затяжные бои, мы стали быстро отходить на северо-запад, в надежде натолкнуться на селение эвенков.
Противник почувствовал нашу слабость и шел по пятам. Каждый день у нас выбывало два-три бойца. Были съедены остатки сухарей, мало осталось патронов. Стало ясно, что мы погибаем.
Однажды в тайге мы наткнулись на огромный вывал леса, и, что удивительно, деревья, вырванные с корнем, лежали в одном направлении. По такому странному бурелому мы отступали еще полдня, пока не наткнулись на гигантскую воронку. Здесь мы и решили дать последний бой. Рассыпавшись по краю, мы приготовились встретить врага. Но вдруг самый младший из нас, разведчик Никитка, спустившийся в глубь впадины, закричал:
— Ребята, смотрите, что за диковинная штука! Мы обернулись на его крик и разинули рты: внизу лежал громадных размеров металлический снаряд. Кое-кто из нас бросился было к диковинному снаряду, но в это время раздались неприятельские выстрелы, и Антонов, командир отряда, дал команду приготовиться к бою.
Впадина сослужила нам большую службу. Притаившись за поваленными деревьями, мы были почти неуязвимы, тогда как спускавшийся с пригорка неприятель представлял собой прекрасную мишень. Получив отпор, японцы залегли и начали планомерную осаду. Один за другим гибли наши бойцы. Оставшиеся в живых сгрудились в тесную кучку и поделили поровну патроны. Их пришлось на каждого по шесть штук. Только у меня, как у пулеметчика, осталась половина ленты. Мы попрощались друг с другом и стали ждать последнего часа.
Неприятель, догадавшись, что патроны у нас на исходе, пошел в атаку. Я открыл огонь. Японцы тоже начали яростный обстрел. Одна пуля сорвала с меня шапку, другая угодила в плечо. И вот замолчал пулемет: все!
Цепь солдат с торжествующим ревом приближалась ко мне. Теряя сознание, я выхватил из-за пояса гранату, сбросил кольцо и, сунув гранату за пазуху, упал к пулемету.
Очнулся я на другой день со связанными за спиной руками. Граната, которую я хранил на протяжении всего похода, подвела меня и не сработала…
С тех пор я безвыходно здесь. Как пленного меня приставили к пяти японцам. В отряде был сын одного японского ученого, и я слышал, что именно он настоял на том, чтобы здесь, у таинственного снаряда, оставалась их небольшая группа… Чем занимался я? Кормил и обслуживал их. Дважды пробовал бежать, но за мною зорко следили… Потом неведомо какими путями начали прибывать сюда японцы. Причем, военные и ученые. А меня по-прежнему держали, как собаку…
Эти люди ведут здесь какие-то работы. То место, где лежит снаряд, обнесено высокой и прочной оградой, туда допускается только несколько лиц. Что там творится — неизвестно.