4
На следующий день я ходил как сомнамбула и никого не слушал. Кажется, у нас была контрольная по грамматике. Кажется, мы играли в спортивном зале в волейбол и мне долбанули мячом по кумполу. Было ли больно? Пришлось ли мне на некоторое время выйти из игры? Хоть убей, не помню.
На уроке музыки мисс Джейке застукала меня за тем, что я с отсутствующим видом пялился в окно. Она решила, что это последствия волейбольной травмы. И даже решила отправить меня в медкабинет. Но я сказал, что со мной все в порядке, у меня ничего не болит, просто я замечтался. Я не стал объяснять, что у меня из головы не идет эта чертова камера, спрятанная в доме Коффмана. Что я думаю только об одном: как проникнуть в дом после ужина? Для этого надо забраться на велике вверх по холму, а там уже рукой подать до заброшенного дома. Потом прокрасться тихонько в нижний этаж и вытащить камеру из тайника в стене.
Я вам докажу, мистер Козий Сор, что в камере — само зло. Докажу, что вы поступили неправильно и нечестно!
Я все думал и думал.
Я докажу этим идиотам, Брайану и Донни, и всем другим ребятам, которые потешались над моим рассказом. Я получу за него пятерку, а не двойку.
Я ломал голову, как все это лучше устроить. И еще я думал о Шери, Майкле и Чиве. Я не винил своих друзей за то, что они сдрейфили. Я и сам боялся. Я обещал себе быть как можно осторожнее.
Я принесу ее в школу, но не буду ни с кого делать снимков. А как доказать мистеру Сору, что камера несет зло?
Я и так и эдак ломал голову. Скажем, я сделаю снимок пустого класса. Или столовой. Или спортзала, когда там никого не будет. И как только мистер Сор изменит мою отметку на пятерку, я тут же отнесу камеру на место. Снова положу ее в тайник. И больше никогда в жизни не притронусь к ней. Так я обещал себе.
После занятий я решил найти Шери. Мы живем по соседству, поэтому возвращаемся из школы вместе. Но ее нигде не было видно.
Я перешел улицу футболя крышку от бутылки, которую нашел на тротуаре. И все думал и думал. Все размышлял над своим планом. Насчет этой камеры.
Я прошел уже полквартала, когда услышал сзади крик:
— Грег! Эй! Грег!
Две лапищи ухватили меня за плечи и круто развернули. Брайан Вебб.
Грег, мы с Донни ходили в дом Коффмана! — заорал он, подмигивая и выпуская меня из своих лап. — Мы нашли твою злую камеру!
Улыбнись! — крикнул Донни. Он навел на меня фотоаппарат и щелкнул.
5
Я издал дикий вопль и закрыл глаза от яркой вспышки.
«Теперь со мной случится что-то ужасное, — решил я. — На снимке я буду корчиться от боли. Буду при смерти. В какой-то страшной ситуации. А потом все сбудется!»
Когда я открыл глаза, Брайан и Донни покатывались со смеху и хлопали друг друга по пятерне.
Я уставился на камеру в руках у Донни. Желтая «мыльница». Из тех дешевых игрушек, что на один раз. Это не злая камера. Не та ужасная штука, что в доме Коффмана.
Отличная шутка, парни! — сказал я с сарказмом, а сам мигал, пытаясь отделаться от желтых пятен, мельтешащих перед глазами. — Ну, ребята, развеселили.
Это ты нас развеселил, — парировал Брайан. — Ты такую развеселую телегу гнал нам на английском!
Угу, круто, — поддакнул Донни. — Мы все чуть животы не надорвали.
Я со злостью смотрел на них. Сердце тяжело забилось. Сумо Один и Сумо Два. Две глыбы. Они солнце загородили!
Я понимал, что им хочется развлечься за мой счет. Может, даже довести дело до драки. Только некогда мне было с ними драться.
— Посмотрим, как вы посмеетесь завтра, — пробормотал я, повернулся и двинулся домой.
За ужином я уставился в тарелку. Есть я совсем не мог. Ничего в горло не лезло, словно кишки в узел завязали.
Передай картошку, — попросил меня Терри.
Это не картошка, это репа, — поправила его мама.
Терри пожал плечами.
Все равно. — Он положил себе целую кучу на тарелку и принялся за нее.
Не так быстро, Терри, — испугался папа. — Ты так быстро работаешь вилкой, что даже разобрать не можешь, что именно ешь.
То есть как это? — возмутился Терри. — Я ем ужин!
Мама с папой так и покатились со смеху.
Мы с Терри страшно похожи. У меня такие же пшеничные волосы, зеленые глаза, дурацкая улыбочка. Мы вполне сошли бы за близнецов, не будь он на четыре года старше: ему шестнадцать.
— А куда это ты так торопишься? — спросила его мама.
Терри посмотрел на нее в упор.
Ах, прости, мама, — сказал он, облизывая пальцы. — Мне надо на работу. Сегодня завал спецзаказов. Я обещал мистеру Кремеру поработать внеурочно в лаборатории.
Ты, должно быть, многому научился в области фото за это время, верно? — заметил папа.
— Это точно.
А я подумал: ради бога, только не говорите о фотографии! Ведь я же после ужина должен во что бы то ни стало залезть в этот жуткий заброшенный дом. Мне не хотелось лишний раз думать о фотокамерах и фотографии.
Стул с грохотом отодвинулся, и Терри выскочил из-за стола. Бросил на стол замызганную салфетку пробормотав:
Ну ладно, я побежал. До скорого! — и к двери.
У тебя домашние задания на сегодня есть? — спросила вдогонку мама.
Неа! — прокричал он в прихожей. — В старшей школе домашних заданий не дают!
Входная дверь с грохотом захлопнулась за ним.
— Ну и комедиант, — покачал головой папа. Тут оба вспомнили, что я тоже за столом.
Грег, ты не притронулся к цыпленку! — всплеснула руками мама.
Я по дороге съел мороженое, — соврал я. — Чего-то совсем есть не хочу.
Мы с мамой собираемся после ужина к Алане, — сказал папа. (Алана — это мамина сестра.) — Она все еще не очень хорошо себя чувствует. Пойдешь с нами?
Не могу. На сегодня много задали. Весь вечер придется заниматься."
Вообще-то врать родителям я не люблю, да что тут поделаешь. Сегодня, во всяком случае.
— Как у тебя с отметками за эту четверть? — поинтересовалась мама.
Да, тоже хотел спросить, — подхватил папа, нагнувшись вперед. — Пит и Алиса мне вчера звонили. Спрашивали, приедешь ли ты к ним на лето. Я сказал, что точно будем знать, когда в дневнике у тебя выставят оценки.
Да… в общем, ничего. — Я уставился в тарелку с недоеденным цыпленком и репой, а сам думал: "Ничего будет завтра". А на душе кошки скребли.
Мама и папа встали из-за стола, чтобы убрать посуду.
Пит и Алиса просиди обязательно захватить фотокамеру. Там у них такие чудесные виды.
Может, Терри возьмет для тебя хороший фотоаппарат у себя в магазине? — высказала предположение мама.
Ради бога, хватит о камерах! Я чуть не заплакал, но вовремя прикусил губу.
Я подождал, когда мама и папа укатили к Алане. Потом подождал еще минут десять. Так, на всякий случай. Мало ли что, забудут чего-нибудь и вернутся домой. С ними такое бывает.
В окно светила луна, и было видно, как гнулись деревья. Ночь ветреная. На улице холодно, хотя уже несколько недель, как наступила весна.
Я натянул фланелевую рубашку с длинными рукавами поверх своей безрукавки. Сунул в карман джинсов фонарик и двинулся в гараж за великом.
Дул порывистый и сырой ветер. Я глянул на небо, моля Бога, чтобы не было дождя. Над качающимися деревьями плыла половина луны.
Передняя шина на моем велике была немного спущена, но я решил, что как-нибудь одолею подъем к дому Коффмана.
В доме я всюду оставил свет. С подъездной дорожки дом смотрелся таким ярким и уютным. Я даже на миг заколебался. Захотелось послать камеру к черту…
Но только я уже завелся. Я отчаянно хотел в гости к своим родственникам, а об этом не могло быть и речи, если мистер Сор поставит двойку за мой рассказ.
Я набрал полные легкие воздуху, включил фонарь и нажал на педали.
Мне здорово повезло, что мама с папой ушли из дома. Хотя бы потому, что не пришлось тайком сматываться.
— Нос повыше, Грег, — громко сказал я, посильнее нажимая на педали. — В жизни все не так плохо.
Улица казалась темнее обычного. Глянув вверх, я заметил, что два фонаря не горят.
Ветер дул навстречу. По обе стороны дороги шелестели деревья. Я резко крутанул руль, чтобы уклониться от газеты, которую ветер швырнул мне в лицо.
Пришлось переключить скорость. Дорога пошла вверх. Перед глазами у меня так и стоял обшарпанный дом Коффмана, чуть не до крыши заросший дикой травой на запущенной лужайке и спрятавшийся от постороннего взгляда за старыми раскидистыми дубами. Я по первому разу помнил, что это трехэтажный особняк, с крытым крыльцом, покатой кирпичного цвета крышей и высокими каминными трубами. Когда-то это был, должно быть, фантастически красивый домина. Только здесь уже никто не жил десятки лет. Дом старел и разрушался. Сейчас это уже были почти развалины.
Я пересек улицу, ровно нажимая на педали, чтобы легче подниматься по холму. Знакомые дома скрылись в темноте. И вот небольшой лесок.
В горле у меня вдруг рересохло. Руки стали ледяными. Прямо за леском стоял дом — дом Коффмана. Ветви деревьев качались, отсвечивая в холодном сиянии луны сероватым цветом. Цветом костей.
Нажав на тормоз, я проскочил лесок, склон с лужайкой, живую изгородь из старинных дубов. Прямо к старому дому. И остановился в шоке.
6
Дома не было.
Я спрыгнул с велика, и он так и повалился на дорожку. От неожиданности я вскрикнул. Потом несколько раз закрыл и открыл глаза, словно пытаясь вернуть на прежнее место старый дом. Только все впустую.
Деревья, как и раньше, росли на лужайке. В лунном свете они были серебристо-серые. Но сейчас они окружали груду развалин — бревен, гонта, черепицы. Дом прямо как выкорчевали. Вырвали с корнем.
У меня чуть крыша не поехала. Я тупо уставился на то место, где должен был стоять дом. Смотрел не отрываясь. Пытаясь вернуть его на прежнее место.
Не знаю, долго ли я так стоял, но вдруг я почувствовал острую боль. Я хлопнул себя по лбу. Комар.
"Странно, — подумал я. — Для комаров вроде рановато".
На лбу явно выступила кровь.
Потирая укушенный лоб, я повернул на гравийную дорожку. И поближе к улице увидел выведенную под трафарет надпись: "Продан".
Вот оно что. Дом Коффмана продан, и новый владелец просто вывез его.
Я тер укушенное место и лихорадочно думал. Дом сплыл. А как полуподвальное помещение? Как насчет мастерской в полуподвале? Я хорошо ее помнил. И хорошо помнил тайник в стене. Маленькое углубление, где была спрятана камера. Так как насчет полуподвала?
Я даже не успел себе дать отчет в том, что делаю, как ноги уже несли меня вверх по холму. Кроссовки скользили по высокой траве. Воздух был пропитан сыростью. На траве — роса. Я, не отрываясь, смотрел вперед, на дрожащие на ветру ветви серебристых дубов.
Я обошел груду ржавых гвоздей и болтов. Отсюда, с заросшей лужайки, хорошо было видно, что осталось от дома. Сложенные в кучу деревянные двери. Всюду осколки стекол. Оконные рамы приставлены к гниющим старым доскам. Кругом разбросан оторванный гонт. Белый умывальник у дерева. Рядом — старый рукомойник.
Но как насчет полуподвала?
Я подобрался поближе. Ноги вдруг словно налились свинцом. Все тело перестало слушаться, словно какая-то незримая сила всячески отталкивала меня прочь.
За круглым стволом дуба лежала глубокая тень. Сначала я подумал, что это пруд или небольшое озерцо, но, подойдя поближе, понял, что это дыра. Большая квадратная дыра, уходящая в землю. Полуподвал. Все, что от него осталось, — квадратная яма.
Я остановился на самом краю. Тело стало тяжелым-претяжелым. Должно быть, от разочарования. Я стоял, уставившись на темную яму.
Из-за деревьев не было видно луны. Дрожащей рукой я вынул из кармана фонарик, включил его и направил узкий луч вниз, в яму.
Ничего там нет. Луч скользил по земле. С одной стороны выступали корни. Я осветил то, что осталось от стен. Только переплетения корней и земля.
А где же камера? Где? Кто-то нашел ее? Наткнулся на тайник и взял ее? Или ее разбили, когда рабочие разрушали фундамент? Просто превратили в месиво, и камере конец?
Я все водил и водил фонарем по дальней стене. Сам не знаю, на что я надеялся. Хотел наткнуться на заветное квадратное углубление в стене ямы? Или думал, что вдруг увижу ее в обломках бывшего пола?
Свет фонарика опять выхватил из тьмы сплетения корней и землю. И ничего больше.
Я выключил фонарик и сунул его в карман. Повернул от ямы и наткнулся на груду переломанных досок.
От резкого порыва ветра деревья жалобно застонали и заскрипели. Но я почти не слышал эти жутковатые звуки. Мне поставят двойку. Эта единственная мысль не давала мне покоя. Камера исчезла, а с ней и надежда исправить двойку на пятерку.
Лето испорчено. Ребята в школе никогда не будут мне верить. Теперь они всегда будут поднимать меня на смех и щелкать воображаемыми фотоаппаратами.
Я издал тяжелый, мучительный вздох. Вне себя от злости, я стукнул ногой по валявшейся доске и пошел назад к своему велосипеду.
Я не сделал и четырех шагов, как пронзительный голос завопил:
— Попался! Ни с места!
7
Я так и оцепенел, услышав этот тонкий голос в ночи. Ничего не соображая, я помчался прочь изо всех сил. Сердце готово было выскочить из груди.
Оглянувшись на бегу, я увидел мальчишку приблизительно моего возраста. Он схватил с земли доску и держал ее высоко над головой, будто собираясь запулить ею в меня. На нем был темный свитер и выцветшие джинсы с дырами на коленях. Его глаза буквально прожигали меня.
Пап, я поймал его! — закричал он. Голосок был высокий, пронзительный, совсем как у малыша.
Эй! Ты что несешь? — крикнул ему я. — Как это ты меня поймал?
Не двигайся, — он поднял доску еще выше. А затем шагнул ко мне. Потом еще. И своими глазами так и сверлил меня.
Я ничего не делал, — стал объяснять я. — Просто смотрел.
По мере того как он приближался, выражение его лица менялось. Злость куда-то испарилась. Он теперь смотрел на меня, широко открыв рот.
— Ты же не он, — с запинкой произнес он.
Да кто не он? — закричал я. — Кто не он?
Извини. Я тебя принял за другого.
Но я же не другой, — говорю. — Я — это я.
Тут есть парень. Он живет неподалеку, — стал объяснять мальчишка, ероша свои коротко остриженные темные волосы. — Он пробирается по ночам и таскает стройматериалы со двора.
Я повел глазами по разбросанному строительному мусору.
— Что он таскает? Не так-то здесь много осталось, чтоб воровать.
Парнишка кивнул головой. Он отбросил доску, которой хотел воспользоваться как оружием. Она с глухим стуком упала на груду гнили рядом со мной.
Он ворует пиломатериалы и всякие вещи.
Так это вы купили дом Коффмана? — спросил я. Несмотря на холодный ветреный вечер, на лбу у меня выступила испарина. Я стер пот тыльной стороной ладони.
Ну да. Мы его купили, — откликнулся он. — Но папа сказал, что дом слишком дряхлый и ремонтировать бессмысленно. Вот мы и завалили его. Мы будем строить новый дом.
Деревья снова застонали под ветром. Я бросил взгляд в сторону улицы и увидел свой велик. Колесо у него вертелось.
— Нам говорили, что в доме Коффмана водятся привидения, — продолжал рассказывать мальчик. — Так что, честно говоря, я рад, что папа велел разобрать его. — Он пнул ногой кусок доски. — Меня зовут Джон. А тебя?
— Грег. Я… я живу там, у подножия холма. В паре кварталов от школы.
Я посмотрел на то место, где стоял дом.
— Мы с друзьями раньше любили лазать сюда, в этот старый дом, — сказал я. — Ну знаешь, так, из любопытства. Я считаю, что здесь действительно что-то было. Без шуток.