— Кто ты? — тревожно спросил один из них, вглядываясь в темный силуэт, так незаметно подобравшийся к ним.
Гнев лишил Самидар дара речи. Она бросилась вперед, нанесла одному из них продольный удар по груди, другого ударила щитом и освободила пространство вокруг женщины.
— Беги, — скомандовала она. Но вместо этого мать кинулась к дочери, и воин в красной маске, ругаясь, сразил ее мечом. Самидар нанесла ему ответный удар.
Мужчина отпустил вырывавшуюся пленницу, повернулся и пустился наутек. Два его спутника последовали за ним. Маленькая девочка, всхлипывая, подбежала к матери.
Самидар огляделась вокруг, ярость, кипящая в ней, не ослабевала. По-прежнему никто из жителей не осмеливался выйти из дома, никто не предложил свою помощь. Она вытерла клинок об одного из мертвецов в красной маске, сунула оружие в ножны и вернула щит себе на спину. Потом взяла ребенка на руки.
Странное чувство охватило ее. Маленькое тельце было таким теплым. Ребенок обхватил Самидар ручками и прижался лицом к ее плечу. Она в одиночестве качала девочку, думая о том, как поступить. С ненавистью уставилась на лежащих на земле мертвецов.
— Позволь мне позаботиться о ней.
Самидар обернулась. Старуха протянула руки и взяла у нее дитя, лицо ее было печальным и нежным. Она стала утешать хныкавшую девочку, гладить ее по головке, убирая с лица мокрые от слез локоны черных волос, вытирать бледные щечки заскорузлым пальцем.
— Ты единственная из всех жителей отважилась выйти из дому, — с горечью произнесла Самидар.
Глаза старухи тоже затуманились от слез. Она прижала ребенка к высохшей груди.
— Я помню, ты сказала, что этой ночью Смерти нет до меня дела, — ответила она. — А у них такой уверенности нет.
У Самидар сжались кулаки, эти запуганные людишки не вызывали у нее никакого сочувствия. Она нагнулась и сорвала маску с одного из трупов. Под ней скрывался обычный человек, но на лицо нанесена татуировка в виде паутины — от волос до подбородка, от уха до уха.
— Кровавый Паук? — спросила она, молчаливый кивок был ей ответом. Посмотрела в темноту, где терялась дорога. — Куда могли направиться его сообщники?
— В свою крепость, что на равнине неподалеку, — сказала старуха. — Вернулись к своей Безликой Госпоже.
Поднявшись, Самидар склонилась над ребенком и коснулась ее плечика. Милое детское личико повернулось к ней — широко раскрытые напуганные глаза, похожие на темные изумруды, встретились с ее взглядом. Еще одно воспоминание вспышкой вернулось к Самидар.
— У меня тоже были дети, — сказала она маленькой девочке. Самидар не хотелось показывать, что ей грустно об этом вспоминать. — Ты вырастешь очень красивой.
Она сурово сжала губы, отвернулась и пошла по дороге. Темнота ничуть не пугала ее, она видела хорошо и во тьме. Кровавые Пауки разрушили храм ее господина. Их стрела и их веревки — тому доказательство. Но это еще не все, она презирала их — убийц и головорезов! — за то, что отняли невинную жизнь, за то, что правили людьми, душа их саваном страха.
Она остановилась на вершине холма. За ним на фоне звездного неба, лицом к луне, как раз выглянувшей из-за горизонта, чернело громадное здание — это был замок, дышавший древностью. Башни его опасно накренились, крепостные стены по-змеиному обвивались вокруг него. Архитектурный стиль замка принадлежал другой эпохе, задуман и создан он не человеческим разумом, Самидар поняла это сразу. Свет ламп или факелов лился из бойниц и окон, разделенных на части, которые располагались необычными группами. Они блестели — злобно взирали! — подобно глазам насекомых.
Но она все же дерзко приблизилась к замку — щит на руке, шлем на голове. На стене выстраивались люди, и чем ближе она подходила к воротам, тем больше их становилось. Блики огня из жаровен блестели на их лицах, мечах и наконечниках стрел.
Она почувствовала на пальце тяжесть кольца, подаренного Смертью, и вспомнила его обещание:
Самидар размышляла. Охотой можно объяснить найденную стрелу, но откуда взялись веревки и все те разрушения? Ей вдруг стало трудно думать. Она наконец поняла, что за запах примешивался ко всем остальным. Запах паутины. Ее нити источали отвратительное зловоние.
— Я не верю твоим словам, — произнесла она. — Почему тебя называют Безликой Госпожой? Ты боишься показать мне свой лик?
На ткани мешка появился длинный разрез.
— Крестьяне называют меня так, потому что я не показывалась за этими стенами вот уже семьсот лет.
— Семьсот лет? — переспросила Самидар. Она потерла нос и затем зажала ноздри. Все равно смрад мешал ей.
В длинной щели мешка мелькнула тень, от вида ее необычных очертаний у Самидар по спине пробежал холодок. Показалось женское лицо — юное и привлекательное, в обрамлении серебристых волос. За ним — туловище. Кожа бледная, груди маленькие и чувственные. Рук не было.
То, что появилось следом, больше походило на кошмар. Жирное брюхо с черными и желтыми полосами, восемь черных членистых ног, которые с изящной цепкостью держались за нити паутины. Наполовину женщина, наполовину паук! Какая гадость!
Заработал паучий прядильный орган. Существо плавно опустилось на блестящей нити.
— Меня зовут Ита, — сказала она, приземляясь. — В свое время мой отец был одним из самых искусных великих мастеров-пауков в северном лесу Итай Калан. — Оказавшись на полу, она пристально и решительно посмотрела в глаза Самидар. — А теперь убери свой меч. Меня, как и моего отца, нельзя ранить или убить оружием людей, а моя магия так же сильна, как и твоя.
Самидар думала иначе.
— Я не разрушала твой храм, — продолжала Ита миролюбиво. — Мои люди — тоже.
Самидар невольно отступила на шаг. Она с трудом владела собой.
— Они напали на женщину и убили ее, — обвиняла она. — Хотели забрать маленькую девочку.
Мягкое мерцание паутины и голос Иты околдовывали.
— Да, — шептала Ита. — Сладкое дитя. Я ведь тебе говорила — мне нужно есть.
Потрясенная Самидар встряхнула головой. Ита, оказывается, уже вовсю поработала своими чарами. Крепкие нити кольцами опутали ее, и она, словно в коконе, повисла в воздухе на огромной паучьей сети.
Ита подобралась к Самидар, широко переставляя свои жуткие восемь ног, и склонилась над ее лицом.
— Крестьяне привязаны ко мне, околдованные моими чарами, и не могут бежать. Но их вкус мне уже приелся. А тобой, пришлая, я полакомлюсь.
Меч лежал на полу, слишком далеко. Самидар боролась с паутиной, пытаясь дотянуться до кинжала на поясе — Жала Демона. Пальцы нащупали рукоять, и она выдернула кинжал из ножен.
Острое лезвие с легкостью разрезало блестящие нити, и в зал ворвался оглушительный вопль из бесчисленных измученных голосов. Самидар высвободилась и нанесла неловкий удар Ите, целясь в живот. Ита проворно отскочила назад, в это время ее пленница упала на пол. Ита спустилась следом на свежей паутине.
Самидар с трудом встала, от падения у нее сбилось дыхание. Она кружилась, сжимая свой кинжал. Зловещий клинок жадно трепетал в руке, требуя насыщения на разные голоса.
Глаза Иты горели гневом.
— Твоему оружию меня не убить! — выкрикнула она. — И магии твоей меня не победить. В моем замке я госпожа, и твоя кровь насытит меня!
Ита набросилась с поразительной быстротой. Сбив Самидар с ног, она снова подобралась к ней и стала плести свежие нити.
— Не человек, а сам бог Смерти создал этот клинок, — произнесла Самидар с гневной горечью. — Голоса из ада зовут тебя к себе!
Она погрузила кинжал в туловище Иты, в то место, где, как она рассчитывала, у нее было сердце. Дьявольский голос клинка умолк на мгновение. Ита отшатнулась назад, глаза выпучились от неожиданности, а потом и от страха. Губы раздвинулись, готовые закричать. Но не ее крик вырвался изо рта, а хор голосов, принадлежавших кинжалу.
— Семьсот лет — вполне достаточно, — пробормотала Самидар, когда Ита затихла на полу. Она извлекла кинжал и вернула его в ножны. Он довольно урчал в ее руке, насытившись на какое-то время.
Самидар покинула зал. Спотыкаясь, она вслепую шла по бесконечным коридорам, наконец добралась до окна и спрыгнула. Несколько человек все еще безвольно бродили по внутреннему двору, они в ужасе повернули к ней свои татуированные лица.
Больше она о них не думала, просто прошла через разрушенные ворота и дальше по дороге. Снова оказавшись на вершине холма, обвела взглядом равнину и призвала бурю. Одна за другой алые молнии обрушивались на замок Иты, вонзались в него, обжигая. Когда наконец не осталось ни одной башни, ни одного целого камня, Самидар успокоилась и отвернулась.
* * *
Три дня она трудилась на развалинах храма. Приложила немало сил, чтобы поправить алтарь. Вырвала сорную траву, росшую из трещин в старом полу. Взяв ведро у старой женщины, натаскала воды в Пруд Долгожданного Освобождения, и когда села отдохнуть на краю, лицо Смерти явилось перед ней.
— Готова ли ты назвать имя врага, разрушившего мое святилище? — спросил он.
Она протянула руку к его лицу, ей страстно хочется к нему прикоснуться, но нельзя тревожить воду. Осмелится ли она сказать ему, как жаждет его ласк, или о том, как пусто и одиноко ей здесь, по эту сторону жизни? Она вздохнула, решив не поддаваться чувствам. Ради собственной души она не сделает ничего такого, что заставит его подумать о ее слабости.
— Мой Господин, — сказала она. — Теперь я знаю, кто твой враг и кто разрушил храм. Это не Ита и не ее Кровавые Пауки.
Бог Смерти кивнул:
— Имя.
— Я нашла ключи к разгадке этой тайны, — сказала она. — Маленькая девочка с моими глазами и волосами. Старуха с моим лицом, но только постаревшим. Стоило мне поближе разглядеть развалины… — Она пожала плечами. Ее Повелитель обманул ее, но она узнала ответ. Теперь она может тянуть время. Так он подольше останется с ней.
— Имя, — повторил бог Смерти. — Назови его.
Самидар упрямо улыбалась.
— Семьсот лет одиночества свели Иту с ума.
Бог Смерти смотрел на нее сквозь воду своими непостижимыми глазами. И все же временами ей казалось, в них что-то таится, какая-то искорка, какое-то подобие чувств, словно он мог испытывать их к ней, будь у него сердце.
— Ты все поняла, — сказал он. — Я не обманывал тебя, как ты, конечно, решила. Я преподал тебе урок, Самидар, который даже бог Смерти должен усвоить. Я бессмертен. Ты, наверное, думаешь, что вечная жизнь — великий дар. Но она — моя тюрьма и бесконечный кошмар.
— Как это случилось с Итой? — прошептала Самидар. — Как это будет со мной?
Бог Смерти не ответил, но вода ни с того ни с сего покрылась рябью, и его отражение задрожало.
Она сглотнула, со страхом и волнением думая о том, что ждет ее впереди.
— Могущественный и надменный враг, — произнесла она наконец, вспомнив его слова, — это Время.