Космос натянуто рассмеялся:
— Молодца, братуха!..
К их столу подошла официантка, протянула Пчеле меню.
— Не надо, Танечка, — отмахнулся он. — Я и так все там знаю. Значит, так. Пятьдесят виски… нет, пятьдесят, пожалуй, не оросит… Давай сто, что-нибудь поесть…
— И что-нибудь попить! — закончил за него фразу Космос и с улыбкой протянул девушке цветок из вазы на столе.
Официантка кивнула и исчезла.
— Привет передал ему? — деловито спросил Пчела у Романа.
— Да, — ответил тот и так же деловито сообщил: — Короче, необходимо две штуки сверху.
Космос фыркнул со смешком, Пчела тоже коротко хохотнул:
— А жирно не будет?
Не проронив ни слова, Роман выразительно переглянулся со Шмидтом. Сконфуженно хмыкнув, Шмидт наклонился к Пчеле и Космосу.
— Ребят, да ничего смешного тут нет, — смущаясь, вполголоса объяснил он. — Вы только это… никому не говорите, ладно? Короче, этот бобик его поцеловал…
Откинувшись на спинку, Космос разразился издевательским хохотом. Пчела тоже засмеялся, оглядываясь на зал.
— Куда?.. — давясь от смеха, спросил Космос. — Ты радуйся, что только поцеловал, а мог бы и… — он сделал краноречивый похабный жест.
Грянул новый взрыв смеха.
— Да ладно, — Пчела махнул на надувшегося Романа. — Зато человек удовольствие получил!
Парень, похоже, обиделся всерьез. Он снова переглянулся со Шмидтом — мрачно и недоуменно.
Пчела оборвал смех и после паузы неохотно сказал:
— Хорошо, Шмидт, завтра передашь ему полторы штуки.
Роман сразу же поднялся.
— Все, Шмидт, я поехал, — он протянул ему руку.
— Удачи, — кивнул Шмидт.
— Давай, Рома, береги себя, — Пчела тоже попрощался с ним за руку.
И только Космос не подал ему руки, продолжая издевательски посмеиваться. Роман зыркнул на него сердито и ушел.
— Кос, ты себя нормально вести можешь, а?! — с раздражением спросил Пчела, как только Роман скрылся на лестнице.
— Коксу хочешь? — ответил Космос, доставая из кармана табакерку с зельем.
— Бар-р-ран! — буркнул себе под нос Пчела. Впрочем, уже через полчаса, после распитой бутылочки «Белой лошади», все обиды и недоразумения забылись.
Отобедав, троица вышла из ресторанчика на улицу. Они щурились на солнечный свет и беспечно улыбались.
— Смотри-ка, все еще снимают, — кивнул Пчела на оцепление.
Космос посмотрел в сторону съемочной площадки, но за спинами зевак и милиционеров почти ничего не было видно.
— Что это они так долго? Про что хоть там снимают-то? — спросил он у Шмидта.
— Про нас что-то — что же еще!
— Да ты что?! — удивился Космос.
— Ну не про нас конкретно, вообще про братву, — пояснил Шмидт. — Сериал, «Бригада» называется.
— Брось, — не поверил Пчела.
— Ну я тебе говорю, — ухмыльнулся Шмидт. — Не веришь, иди спроси.
Пчела, не раздумывая, направился к площадке, и в ту же секунду оттуда раздались дикие вопли и канонада выстрелов. Заглушая и то и другое, загремел усиленный мегафоном яростный крик:
— Всем лежать!!! Мордой в асфальт, кому сказал!
Пчела остановился и, смущенно улыбнувшись, взмахнул рукой.
— Ну их на фиг. Поехали лучше.
Он повернулся к друзьям, и вдруг лицо его испуганно вытянулось — к ним на всех парах летела та самая группа бойцов в камуфляже и масках, что давно уже стояла в сторонке у своего автобуса.
— Твою мать… — прошептал Пчела, поднимая Руки.
В мгновение ока все трое оказались на асфальте. Их брали всерьез — без всяких церемоний, с матом, с ударами прикладов, с заламыванием рук. Никто и не думал сопротивляться, и уже через пару минут всех троих запихнули в автобус. С металлическим лязгом захлопнулась дверь, и, выбросив облако сизого дыма, старенький «ПАЗик» неторопливо покатил по переулку.
VII
Два Александра — Белов и Киншаков — прогуливались по дорожке среди зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.
— Прикинь, Сань, решил тут как-то машину освежить, — рассказывал Белов. — Ну попросил художника быков мне нарисовать, так он, дурак, перестарался — целую корриду нафигачил…
— Выходит, ты теперь на быках ездишь? — усмехнулся Киншаков.
— Так я ж и сам бык, Сань…
Помолчали немного. Под ногами поскрипывал снежок — и это был единственный звук, нарушавший абсолютную тишину безмолвного февральского леса.
— Как там Валера? — спросил Киншаков.
— Да плохо пока, — нахмурился Белов. — Я подогнал кого надо — все равно плохо…
— А Тамара?
— Переживает… Мы успокаиваем, как можем, но… Все равно — без толку.
— Да-а-а… — задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил в воздух тугую струю дыма.
— Сань, а негативы эти тебе зачем?
— Смонтируем ролик или фильм сделаем, — объяснил свою задумку Киншаков. — О Валере Филатове, человеке и каскадере. Вообще можно из всех фильмов взять, где он снимался. За десять лет много материала скопилось. Хороший материал.
Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:
— Я тогда песню закажу. Пока сделаем, глядишь, он оклемается. Ему приятно будет, — он опустил голову и глубоко затянулся.
Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.
— Тебя вроде как вина грызет…
— Грызет, — согласился Белов. — Это, в общем-то, из-за меня случилось. Жалко Валерку.
Белый никому и никогда не говорил об этом, но он давно был уверен, что его вина — не только и не столько в истории с Анной. Корни этой вины были гораздо глубже. Дело в том, считал Белов, что Фил никогда не связался бы с криминалом, если бы туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как себе, всегда и везде был рядом с ним и в «братки» подался исключительно потому, что так поступил Белый.
— Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.
— Ничего я не выбирал, — с досадой поморщился Белов. — Просто, видно, фарт у меня такой.
Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.
— Саша, ну что ты, ей-богу? — Киншаков покачал головой. — Слова-то какие! «Фарт»… Вот мы с тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем. Собаки и те по дороге бегут… А ты по лесу плутаешь и о каком-то фарте говоришь. Короче, Саш, ты не маленький ребенок, выбирайся на дорогу… В двух шагах от них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился и протянул приятелю руку.
— Счастливо, Сань…
— Ты мне звони, держи меня в курсе, — попросил Александр. — Может, надо будет помочь чем… Лады?
— Лады. Ну, будь здоров.
Белов забрался в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей вслед и коротко свистнул, подзывая собак.
VIII
В автобусе Пчела с Космосом попытались разузнать — кто их задержал и за что. Но ни на один их вопрос никто и не подумал ответить. А когда, немного осмелев, Пчела начал было качать права, сидевший рядом с ним боец коротким и резким ударом расквасил ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине стояла гробовая тишина.
Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не видел, куда их везут. Но ехали долго. Сначала по московским улицам, останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе — с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало так раскачивать и трясти, что стало ясно — они свернули на какой-то проселок.
Наконец тряска прекратилась, автобус остановился, и один из бойцов вышел на улицу. Через пару минут он вернулся, сунул голову в салон и доложил:
— Чисто.
Космоса, Пчелу и Шмидта вытолкали из автобуса. Вокруг был тихий, засыпанный девственным, нетоптанным снегом лес. В полной тишине слышался только заунывный шум ветра в голых кронах деревьев да сухое потрескивание трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не произносил ни слова. Замыкал процессию крепкий парень с тремя лопатами на плече.
В легкие городские туфли тут же набился снег. Промокшие ноги начали коченеть, но пленникам было не до того. Им было страшно — всем троим. Но Космос и Шмидт шагали молча. Зато Пчела беспрерывно крутился из стороны в сторону, пытаясь поймать через прорезь маски взгляд тащивших его бойцов, и довольно жалко лепетал:
— Мужики, вы что? Ну поехали бы в офис, потолковали бы, решили все проблемы… Кос, что ты молчишь?.. Ребята, ну хватит уже, в самом деле, а?..
Ему не отвечали, и только один из бойцов, чувствительно пихнув его в бок автоматом, раздраженно буркнул:
— Шагай давай, герой… Конвой остановился у небольшой, поросшей редким кустарником и камышом лощинки. С пленников сняли наручники и поочередно столкнули вниз. Пчела снова завертелся юлой, попытался сопротивляться и еще раз получил по сопатке. После этого он кубарем скатился в лощину, следом полетел оторванный рукав его стильного кашемирового пальто. Шмидт нагнулся ему помочь, и тут в слежавшийся снег рядом с ними одна за другой вонзились три лопаты.
— Ребят, да вы что, обалдели?.. — размазывая грязной рукой кровь по лицу, пробормотал Пчела. — Ну хорош уже, все…
— Копайте, — приказал коренастый мужик с пистолетом в руке — видимо, старший.
Пчела неотрывно и испуганно смотрел на лопаты.
— Мужики, вы чего?.. — вытаращил глаза на конвоиров Космос.
— Копай, падла! — прикрикнул старший и направил на него пистолет.
Вдруг вверху зашумело — в воздух разом поднялась стая галок, вспугнутая резким окриком офицера. Черные птицы с тревожным гомоном испуганно метались над головами людей.
Пчела вздрогнул и, переглянувшись с Космосом, нагнулся за лопатой. Шмидт, набычившись, неотрывно смотрел на бойцов, выстроившихся цепью на вершине лощины. Космос потянулся было к лопате, но, глянув на Шмидта, резко, словно обжегшись, отдернул руку.
Тогда холодно и сухо клацнули затворы автоматов.
— Оглохли?! — яростно рявкнул тот, кто нес лопаты. — А ну копайте! Два на полтора и в глубину два.
— С них и метра хватит, — махнул рукою старший. — Копайте.
Выматерившись вполголоса, лопату взял Шмидт, а за ним — и Космос.
Штыки лопат ударили в промерзлую землю. Сначала дело шло туго — застывший грунт поддавался с трудом. Впрочем, земля промерзла неглубоко, вскоре почва стала мягче, а потом и вовсе захлюпала под ногами. В лощине оказалось замерзшее болотце.
Грязная жижа заливалась в обувь, потом поднялась до щиколоток, чем глубже они зарывались в землю, тем выше поднималась ледяная грязь. Но никому из троицы холодно не было, наоборот — с них градом катился пот. О том, что они, вероятней всего, копают себе могилу, никто старался не думать. Всем троим хотелось верить, что все это — не всерьез, что их просто старательно пугают с какой-то непонятной и странной целью.
Бойцы на гребне лощины сбились в кружок и, коротая время, неторопливо покуривали.
Минут через сорок землекопы начали сдавать. Запыхавшийся Пчела сорвал с шеи шелковый бирюзовый галстук от Версаче, вытер им мокрое лицо и швырнул ставшую ненужной вещицу себе под ноги — в грязь. Мокрый от пота Шмидт то умывался снегом, то совал его пригоршнями в рот. Все чаще останавливался быстро уставший Космос, он опирался на лопату и бросал полные ненависти взгляды на своих мучителей.
То, что пленники выдохлись, заметил и начальник конвоиров. А глубина ямы, между тем, едва достигла груди копавших.
— А ты говорил — два метра, — обратился офицер к соседу, кивнув в сторону ямы. — До ночи провозились бы.
Он взглянул на часы, отшвырнул в сторону окурок и решительно повернулся к лощине.
— Эй! — крикнул он пленникам. — Ну все, хватит!..
Парни в яме выпрямились и испуганно переглянулись.
— Лопаты наверх, — холодно скомандовал офицер.
— Командир, вы что, серьезно?.. — дрожащим голосом спросил Пчела.
— Да нет, мы шутим, — мрачно хмыкнул старший и раздраженно прикрикнул: — Давай лопаты, ну!..
Бойцы вслед за своим командиром побросали окурки и выстроились по краю лощины. Побледневший Космос медленно положил лопату на край ямы. Чуть помедлив, то же самое сделали Пчела и Шмидт.
— Мужики, вы что, вы что?!.. Ну шуганули, и все… Ну хватит, мы поняли… — взмолился Пчела. — Мы все уже поняли…
Космоса внезапно начала бить крупная дрожь. Он опустил голову и до боли сцепил зубы. Шмидт исподлобья буравил взглядом прорезь маски на лице офицера.
Вдруг Пчела не выдержал и, оскальзываясь, полез из ямы наружу — прямо на конвоиров. Бойцы тут же вскинули автоматы. Шмидт схватил Пчелу за шиворот и сдернул обратно:
— Витя, куда?! Они же на полном серьезе!..
— Приготовились! — скомандовал старший. Стволы автоматов поднялись и нацелились на стоящих в яме. Над лощиной нависла вязкая, тягостная тишина. Ветер стих, птицы улетели — в лесу не было слышно ни шороха.
— Это ж беспредел, вообще… — прошептал Пчела побелевшими губами.
— Братка, ты меня прости, если что не так было… — глухо произнес Космос. Он нащупал руку друга и крепко стиснул ее в своей.
Пчела вцепился в его ладонь обеими руками и. зажмурившись, уткнулся лицом в его плечо. Его колотило, как в лихорадке…
Космос быстро перекрестился, поднял глаза к небу и торопливо зашептал молитву…
Шмидт беззвучно выматерился. Он как завороженный смотрел остановившимся взглядом в черную точку ствола автомата ближайшего к нему бойца…
Сверху раздалось короткое:
— Огонь.
И тут же лесную тишину вспорол оглушительный треск автоматных очередей. Яростно трясясь в руках бойцов, «калаши» поливали лощину свинцом, в снег сыпались горячие гильзы, а над камышом потянулся сизый дымок пороховой гари.
Окаменев от ужаса, Пчела, Космос и Шмидт ежесекундно ждали своей пули. Казалось, этому кошмару не будет конца, и никто из троих уже не мог понять — жив он еще или уже нет…
Вдруг стрельба стихла. Офицер отвернулся от лощины и, махнув рукой бойцам, направился к дороге.
— Ну все, поехали, — небрежно бросил он. — Лопаты возьмите.
В полной прострации полуживые от страха пленники смотрели, как вниз спустился шустрый парнишка, подхватил лопаты и быстро полез наверх — догонять своих товарищей. По лесу еще гуляло гулкое эхо от выстрелов, а на краю лощинки уже не было ни души…
Космос и Пчела подняли свои руки — их пальцы переплелись в мертвой хватке и разцепить их они не могли. Оба молчали, только тяжело, с присвистом дышали. А побелевший Шмидт издал какой-то странный звук — то ли вздох, то ли всхлип.
Космос медленно оглянулся — несколько метров голого кустарника позади было срезано словно бритвой вровень с их головами.
Они приходили в себя долго, почти столько же, сколько копали себе могилу. Поначалу сидели на снегу, избегая смотреть друг другу в глаза, и молчали. Почему-то казалось: стоит только подняться наверх — и их снова встретят автоматные очереди. Да и сил идти куда-то у них просто не было.
Но вскоре дал себя знать холод. Насквозь мокрые от пота и болотной жижи, друзья начали замерзать. Первым встал Шмидт.
— Ребята, надо идти… — негромко сказал он.
Космос и Пчела переглянулись и тяжело поднялись на ноги. Нахохлившись и поеживаясь, троица гуськом потянулась по следам своих мучителей.
Страх постепенно отпускал их, они начали переговариваться, причем главное, что их занимало, было не то, кто и почему учинил над ними эту издевательскую экзекуцию, а то, как выбраться из леса и доехать до Москвы.
Лесной проселок вывел измученных парней на пустынную загородную дорогу. Голосовать отправили Космоса — как наимение пострадавшего внешне (и лицо у него было почти целым, и, главное, на его черном пальто болотная жижа была не так заметна). Он вышел на асфальт и стал ждать. Вскоре вдалеке показалась машина. Космос шагнул вперед и поднял руку.
Старый оранжевый «Москвич» заморгал поворотником и, притормаживая, стал прижиматься к обочине. Но тут, видя, что машина останавливается, из кустов на дорогу вылезли грязные и оборванные Пчела со Шмидтом. «Москвич», испуганно вильнув в сторону, прибавил ходу и пролетел мимо.