Фата-моргана (итал. fata Morgana) — фея Моргана, по преданию, живущая на морском дне
и обманывающая путешественников призрачными видениями, — редко встречающееся
сложное оптическое явление в атмосфере, состоящее из нескольких форм миражей,
при котором отдалённые объекты видны многократно и с разнообразными искажениями.
Википедия.
Экипаж яхты:
1. Виктор (Витя), главный герой.
2.Николай, охотник.
3.Иван, капитан яхты.
4.Полина, секретарша.
5.Лена, двоюродная сестра Виктора
6.Денис (сын Елены), 16 лет.
7.Толик, телохранитель.
8.Эдуард (Эдик, Паганель), учитель географии.
Пираты:
Рудольф (рыжий), геолог, вор в законе.
Петр (Кремень).
Дунь Фань (Дуня), китаец.
Юра, русскоязычный кореец.
(Кривой), бродяга.
Глава 1.
Я очнулся от холода. Сознание возвращалось ко мне вместе с головной болью, а свет резал глаза так, что я поначалу боялся открыть их. Внезапно под моей рукой обнаружилась мокрая галька. В этот момент я, наконец, вспомнил, что со мной произошло.
Наша яхта шла против ветра. Отстегнув страховочный конец, я пробирался с бака в кокпит, когда внезапно налетел шквал. Гика-шкот не выдержал напряжения и лопнул, а парусник резко поменял направление.
Тяжеленное бревно гика с силой ударило меня в грудь. И секунды не прошло, как я оказался среди холодных волн, разглядывая стремительно удаляющуюся от меня корму яхты. Но мои спутники не могли не ощутить резкую смену курса!
"Сейчас они вернутся, они просто не могут не вернуться, — думал я, стараясь не терять бодрости духа. — Хорошо, что на мне надет спасательный жилет!"
Судно, идущее под парусами, не способно дать задний ход, – для этого ему надо сделать разворот. Некоторое время я ожидал возвращения яхты, но погода начала портиться, и моя надежда таяла с каждой минутой.
"А что если никто не заметил, как я упал?" — с этой мыслью я потерял сознание.
Сколько времени я болтался на волнах, было трудно предположить. Вряд ли много, ведь капитан говорил нам, что в студеном Охотском море упавшие за борт долго не живут. Но на этот раз Бог смилостивился, и волны выкинули меня на прибрежные камни. Перевернувшись на живот, я постарался встать. Ноги с трудом удерживали меня, и чтобы не упасть, мне пришлось опуститься на огромный валун, скатившийся сюда с обрывистого берега. Во рту был привкус морской воды, и как только я присел, меня вырвало.
"Каким же я был идиотом, когда согласился на это путешествие, — эта мысль назойливо стучалась в моей черепной коробке, — пил бы сейчас кофе с коньяком в своем офисе, и горя бы не знал!"
Сильно шумел прибой. Наступил отлив, и над обнажившейся полосой дна с мерзкими криками носились чайки. Море и берег выглядели абсолютно безлюдными, и было очевидно, что помощи мне ждать неоткуда.
Вспомнив карту, я сообразил, что скорее всего меня выбросило на берег залива Шелихова, или южнее него. Я был доволен тем, что сумел сориентироваться, но в целом это было слабым утешением. От капитана я слышал, что в этих суровых местах почти нет людских поселений.
Меня бил озноб. Наступала ночь, и предстояло решить, как дожить до утра. Для этого надо было развести огонь, чтобы не замерзнуть. Обшарив мокрые карманы, я обнаружил там то, что осталось от моих сигарет и фирменную зажигалку, привезенную мной из Америки, как сувенир. Производители этого товара гордились тем, что их зажигалки не боятся воды. Сейчас мне предстояло проверить это утверждение, но сначала следовало сложить костер.
Недостатка топлива не было, вдоль береговой линии повсюду валялся отбеленный водой и солнцем сухой плавник. Собирая топливо, я обнаружил ручей, стекающий со скал. Пресная вода показалась мне необычайно вкусной. Я подумал, что это хорошее предзнаменование, — по крайней мере от жажды я здесь не умру.
Выбрав на берегу местечко посуше, я сложил из веток пирамиду, с помощью большого камня расщепил и измочалил несколько сухих веток, и с трепетом вытащил из кармана свою зажигалку. Теперь все зависело от нее. К моему великому огорчению, патентованная зажигалка никак не хотела загораться, вероятно, она все же отсырела во время моего вынужденного купания. От отчаяния я безуспешно попытался добыть огонь с помощью трения, но кусочки дерева лишь слабо нагрелись в моих руках. На небе появились первые звезды, и в ночной тишине мне почудились посторонние звуки. Я тщательно прислушался, но теперь был слышен лишь отдаленный шум прибоя..
"А что если сюда забредет медведь?" — в ужасе подумал я, беспрерывно щелкая зажигалкой, в надежде на чудо. И чудо свершилось! Тщательно оберегая крошечный огонек от ветра, я поднес его к приготовленным щепкам. Костер разгорелся неожиданно быстро. Разложив на больших камнях вокруг огня джинсы, куртку, и кроссовки, я остался в носках, трусах и свитере, посчитав, что на мне они просохнут быстрее. Уже не думая о возможных опасностях, я наслаждался теплом. В самом деле, чего теперь пугаться, ведь любой зверь боится огня!
Мое белье скоро высохло. Растянув в длину спасательный жилет, и я улегся на него с надеждой, что яркий огонь на темном берегу могут заметить суда, идущие по заливу.
Среди ночи я несколько раз просыпался и подбрасывал в огонь сухой плавник, который горел почти без дыма. Начинало светать. Вынужденная ночевка прошла без приключений, и настроение мое слегка улучшилось.
— Будем жить! — взбодрившись, громко сказал я себе самому.
На рассвете я заметил, что вода быстро прибывает. Иван Гаврилович, капитан яхты, говорил, что приливы в этих местах подчиняются сложному суточному ритму, и иногда достигают рекордной высоты в двенадцать-четырнадцать метров. В этом можно было убедиться поглядев на береговой обрыв, на котором были заметны следы оставленные морем. Их высота была намного больше моего роста! Отвесный берег в этом месте был не меньше тридцати метров, при этом подняться вверх по осыпи представлялось совершенно невозможным. Мне следовало покинуть место моего спасения, чтобы найти расселину в скалах, где в случае высокой воды можно подняться вверх.
Поглядывая на море, я медленно двинулся вдоль берега на юг. Через полчаса ходьбы, я нашел место, где береговые скалы расступались, пропуская между собой долину горной речки; с огромных валунов небольшими водопадами стекала вода.
Против моих ожиданий, прилив не достиг максимальных высот. Море уже начинало отступать, мне стало холодно, и я снова развел костер из плавника.
"Вероятно, здесь можно подняться наверх", — подумал я, но вода в речке была холодной, гораздо холоднее, чем в море. Я боялся снова намочить кроссовки, и решил отложить это мероприятие до того момента, как почувствую в себе силы.
Возле берега ползало множество небольших крабов, приблизительно с кулак величиной. Мне посчастливилось найти на берегу большую жестянку из-под консервов, таким образом проблема с обедом была решена. На скорую руку я соорудил из крупных камней подобие очага. Зачерпнув речной воды, я вскипятил ее.
Собирая крабов возле воды, я внезапно обнаружил, что, возле самого берега, на дне прячется мелкая камбала. Разыскав подходящую палку, я обжег ее конец и использовал палку вместо остроги. Конечно, я оказался не очень удачливым охотником, но мне удалось поразить своей палицей несколько рыбин.
Ужин из вареных крабов и камбалы удался на славу, было жаль, что отсутствовали столовые приборы и напитки. Запив еду водой из ручья, я подумал о том, что неплохо было бы закурить. К сожалению, об этом мне приходилось лишь мечтать.
Следующую ночь после моего чудесного спасения я провел с относительным комфортом. Обнаружив колонию мидий, я собрал кучку этих моллюсков и сварил из них супчик, который оказался неплохим дополнением к моему рациону. На берегу валялось множество стеклянных шариков, — поплавков, оторвавшихся от рыболовных тралов: среди них я нашел кусок рваной рыболовной сети, вероятно, потерянную каким-то траулером. Ячейки сетевого полотна оказались мелкими, и это было мне на руку. Сложив сеть в несколько раз, я закрепил ее на длинных жердях, найденных среди плавника, сделав из нее небольшое односкатное укрытие. Нижняя часть полотна послужила мне своеобразным матрасом.
Импровизированное убежище отражало достаточно тепла, во всяком случае этой ночью мне не пришлось дрожать от холода. Просыпаясь, я подбрасывал в огонь дрова. Мне становилось тепло, я снова засыпал.
Глава 2.
Мой отец окончил мехмат МГУ, но ему всегда хотелось стать крупным предпринимателем. Это желание было настолько сильным, что он забросил науку и стал советским цеховиком, применив свои математические способности в подпольном бизнесе. Должен заметить, что джинсы, которые его рабочие шили из сэкономленного на производстве материла, почти не отличались от оригинальных.
Швы, заклепки, и ярлыки, — все было высочайшего качества. Единственным недостатком этого товара было то, что его никак не удавалось сделать вытертым, — железобетонные советские ГОСТы не допускали окраску ткани с помощью индиго.
Жизнь подпольного предпринимателя в Советском союзе нельзя было назвать легкой, потому отцу все время приходилось лавировать между сотрудниками ОБХСС, и бандами вымогателей, появившимися вместе с Горбачевской перестройкой. Постоянный риск и нервное напряжение подорвали здоровье моего отца, и в самом начале третьего тысячелетия он скончался, оставив нам с мамой зарытый в дачном огороде ящик в котором лежало больше миллиона долларов.
Я мало интересовался его делами, и отец всегда считал меня лоботрясом, погрязшим в развлечениях, но тем не менее коммерческая жилка во мне была. Я вложил доставшиеся мне деньги в акции нефтяных компаний, и не прогадал. За те несколько лет, которые прошли со смерти моего отца, я значительно увеличил доставшийся нам с мамой капитал, приобрел кое-какую недвижимость в Европе, и организовал парочку оффшорных фирм в странах "третьего мира".
Моя мама прекрасно разбиралась в бухгалтерии и очень любила тепло. Имея двойное гражданство, она поселилась в Латинской Америке и успешно возглавляла мою фирму в Белизе, пока не заболела какой-то экзотической болезнью. Геморрагическая лихорадка, которая была последствием этого заболевания, быстро свела ее в могилу.
Мы с мамой всегда были большими друзьями. После ее смерти в моей душе возникла щемящая пустота, и я постарался заполнить ее работой, отдаваясь ей изо всех сил. Я почти не бывал в своей квартире, предпочитая ночевать на работе. Я не был женат, и пока не собирался заводить семейный очаг, считая себя неготовым к такой жизни.
Многие из моих приятелей сочувствовали моему горю. Друзья советовали мне остепениться и завести семью. Они с удовольствием рассказывали мне о радостях семейной жизни, показывая мне однообразные фотографии своих "чудесных крошек". Я кивал головой, и никому из моих знакомых даже в голову не приходило, что я терпеть этого не могу. Все это: умиление, хвастовство, и бесконечное сюсюканье вокруг детей вызывало у меня резкое отторжение.
Но если я не люблю детей, зачем мне тогда семья? В офисе у меня была отличная комната отдыха, где я всегда мог принять ванную, или встретиться с приятными мне людьми, а длинноногая секретарша Полина, у которой никогда не болела голова, прекрасно справлялась со своими обязанностями, заменяя мне и жену.
Мне казалось, что все идет хорошо. Бизнес развивался, крыша была надежная, крупных проблем не было. Многие могли бы позавидовать моему положению, но вскоре после того, как я отметил свое тридцатипятилетие, я стал чувствовать необъяснимое томление, от которого мне не помогало ни внимание Полины, ни обильная выпивка с друзьями.
В те дни меня навестил армейский приятель. Он нечасто бывал в Москве, и я всегда радовался его приезду, ведь мой сослуживец был отменным рассказчиком. Он всегда вносил свежую струю в мое однообразное времяпровождение. Потомственный сибиряк, Николай имел неординарную специальность. Он работал промысловиком. Ему приходилось ставить капканы на соболей и черно-бурых лис, охотиться на волков и медведей, а в последнее время он занимался тем, что за большие деньги организовывал экзотические охотничьи туры для иностранцев. Николай очень любил свою работу, и, судя по всему, неплохо зарабатывал на ней. Он был одним из тех немногих знакомых, с которыми меня связывала прочная, неотягощенная завистью к моему положению, дружба.
В комнате отдыха, за выпивкой, я расслабился и поделился с приятелем своими переживаниями:
— Чего-то мне не хватает, Коля, но не пойму, чего именно. У меня есть все, что можно пожелать, но мне как-то не по себе. Отчего-то все время тоскливо становится....
— Да, ты просто дурью маешься, Витя! — сказал он, потягивая виски из бокала. — Может быть, тебе и, правда, пора жениться? Будешь детишек воспитывать...
— Ты же знаешь, что я этих писающихся сопливцев терпеть не могу!
— Ну, не всегда же они будут маленькими!
— Давай, оставим эту тему! — отмахнулся я, добавляя льда в свой бокал.
— Отдохни. Слетай на Мальдивы!
— Был я там уже! Ничего особенного... Острова, как острова!
— Купи собаку! Будешь ее дрессировать.
— Собаку? — засомневался я. Эта мысль не показалась мне неудачной, может быть и в самом деле мне нужна собака? — Но с ней же гулять нужно!
— Наймешь кинолога. Но тогда это уже не будет твоя собака...
— На собаку у меня нет времени.
Наступила тишина. Мы выпили почти всю бутылку, после чего Николай неожиданно спросил:
— Ты давно ходил в лес за грибами?
— Уж и не помню, — сказал я, удивившись вопросу приятеля.
— Видишь ли, Витя, ты давно не живешь обычной жизнью, такой которая радует и огорчает простых людей. Ты все время на работе. Ты ешь, пьешь, и даже сексом, вероятно, занимаешься в своем офисе. — Николай покосился в сторону двери за которой скрывалась Полина. Судя по всему, моя секретарша произвела на него немалое впечатление.
— У меня бывает отпуск. Я беру его в любое время, когда мне захочется. А еще я хожу в тренажерный зал, в гости, бассейн, и в баню,— попытался возразить я.
— Это дела не меняет, — поморщился мой приятель. — С моей точки зрения ты выбрал абсолютно безрадостный способ существования. Зачем тебе это?
— Ну, у меня же бизнес, я деньги зарабатываю. Каждому свое!
— А зачем тебе деньги?
— Часть идет на развитие дела, часть на зарплату сотрудников, — пояснил я, — и налоги я плачу, причем не маленькие... А еще на благотворительность, — я немного помедлил с откровенным признанием, — и на "крышу"!
— А что эти деньги приносят лично тебе?
— Уверенность в завтрашнем дне, и комфортное существование!
— Но если тебе все это надоело, зачем тебе такая жизнь?
Заданный самым обычным тоном вопрос вдруг оказался весьма болезненным. От растерянности я не мог ничего сказать, и то что произошло потом, вполне можно приписать действию выпитого виски. Приступ тоски накатился на меня с неожиданной силой; не зная, как дать ей выход, я ударил кулаком по сервировочному столику. Несколько бокалов упало на паркет. Звук разбитого стекла оказался неожиданно громким.
— Вот видишь, — невозмутимо сказал Николай, — ты раздражен, а это обозначает, что я прав!
Через несколько секунд в комнату ворвался встревоженный охранник с дубиной наперевес. Позади него застучали каблучки, и в дверном проеме показалась Полина. Жестом я показал им, что все в порядке.