— Нет, — ответил парень, — его и ночью не было...
— Странно, — сказал Леденев, — может быть, отстал...
Он выглянул в коридор и увидел очередь в туалет. Ждать бы пришлось не менее получаса. «Надо сказать проводникам про Миронова», — подумал Юрий Алексеевич и тут заметил, что поезд сбавляет ход, а за окнами пробегают строения. По всему было видно, что идет к большой остановке. Это не преминула подтвердить проводница, уже другая, не та, что любезничала вечером с матросами, менее симпатичная и постарше.
— Стоянка десять минут, — сказала она, проходя мимо очереди жаждущих умыться. — Туалет закрываю, граждане.
Юрий Алексеевич вернулся в купе, где коротко остриженный парень пил чай и ел печенье, обмакивая его в стакан. А поезд все тянулся и тянулся пригородами и наконец остановился перед зданием вокзала. Здание было легкое, современное — после войны в этих краях не осталось ни одной целой железнодорожной станции.
Когда поезд встал, Юрий Алексеевич раздумывал, не пойти ли ему на перрон, но тут же рассудил, что неумытому, едва отошедшему ото сна появляться на люди негоже, да и что, собственно, делать на вокзале: еда у него есть, чай носят, а там и в ресторан можно пойти, на второй завтрак.
Сосед безучастно смотрел в окно и медленно опустошал пачку печенья, перейдя уже ко второму стакану чая.
Так они и сидели вдвоем, пережидая остановку, и тут дверь распахнулась, показалось лицо проводницы, потом оно исчезло, и в купе вошли трое мужчин: начальник поезда, старшина милиции и штатский.
Штатский шел последним, он и задвинул дверь, потом они сели, и тогда начальник поезда сказал:
— Вот, граждане пассажиры, товарищи хотят с вами говорить...
— Документы надо предъявить, граждане, — заявил старшина, — беседа будет потом.
Леденев сразу подумал, что этот визит связан с исчезновением Миронова. Он молча повернулся к пиджаку, висевшему за его спиной на крючке, вытащил паспорт и отдал старшине, хотя и понимал, что главный здесь, конечно, не он, а другой, тот, что в штатском.
Старшина раскрыл паспорт, мельком глянул на первую страницу, передал человеку в гражданской одежде и выжидающе посмотрел на второго пассажира. Тот долго копался в бумажнике, Леденев смотрел на его дрожащие пальцы и был уверен, что парень вытащит справку с фотографией, какие выдаются вместо паспорта лицам, освободившимся из заключения.
Так оно и оказалось. Едва увидев этот документ, старшина сразу подобрался, будто охотничья собака, почуявшая дичь, и многозначительно глянул на коллегу. Но тот и ухом не повел: выдержки у него было побольше. Он внимательно изучил документы Леденева и его соседа, потом сложил справку, положил в паспорт и опустил все в карман летнего пиджака с короткими рукавами.
— Нужно побеседовать, гражданин, — обратился он к Леденеву. — Я инспектор уголовного розыска. Пойдемте. А вы побудьте здесь.
Они прошли коридором к служебному купе, которое открыл им начальник поезда.
— На сколько задержат поезд? — спросил инспектор.
— Дали команду на полчаса сверх расписания, — ответил железнодорожник.
— Этого хватит. Садитесь, гражданин Леденев, и расскажите все, что вы знаете о третьем вашем соседе, Миронове Сергее Николаевиче.
— Поскольку времени у вас немного, инспектор, давайте в открытую, — сказал Юрий Алексеевич и протянул свое служебное удостоверение.
— Отлично, товарищ майор, — заулыбался инспектор. — Рад познакомиться с вами — старший лейтенант Еланский...
— Так что же случилось с нашим соседом? — спросил Леденев.
— Мы получили телеграмму по линии, что рано утром на 219-м километре обнаружен мужской труп с документами на имя Миронова. Там же указывалось, что, согласно найденному у него посадочному талону, он ехал в вашем купе. Есть подозрения, что погибший сброшен с поезда. А может быть, и сам прыгнул... Хотя вроде и ни к чему.
— Да, — протянул Леденев. — Ну и дела... А я весь вечер пиво с ним пил. Потом он пошел в ресторан еще принести и не вернулся... А деньги с ним были?
— Ничего не сообщают.
Юрий Алексеевич вдруг вспомнил, как смотрел на бумажник второй сосед, и рассказал об этом Еланскому.
— Это уже что-то, — произнес старший лейтенант, набрасывая фразы на страничке бланка допроса свидетеля. — Мы это зафиксируем, а парня, его зовут Курнаков Федор Матвеевич, мы снимем с поезда: больно он подозрителен, а времени разбираться у нас нет.
«Что ж, — подумал Леденев, — и выхода у нас другого нет — зацепка стоящая, проверить надо... Эх, Сергей Николаевич, как же тебя угораздило?»
— А его жена будет встречать, — сказал он.
— Кого? Курнакова?
— Да нет, погибшего...
— Печальный случай, — отозвался Еланский. — Начальник поезда передаст его вещи семье. А вы вот здесь распишитесь, товарищ майор.
— В ресторане не интересовались?
— Там другой товарищ работает. Да, трудно, у нас примет всего — костюм светлый да туфли желтые, а фотографию с паспорта не успели переслать.
— Когда я пришел в ресторан, его там не было... Но он мог побывать там раньше или не дойти совсем...
— Все может быть.
— Постойте! — вдруг спохватился Леденев. — С какой стороны полотна его нашли?
— С правой по ходу поезда.
— Ну так и есть, — сказал Юрий Алексеевич. — Именно правая наружная дверь была открыта. Значит, в нее он и вылетел.
Старший лейтенант резонно возразил, что если б Миронова выбросили из поезда злоумышленники, то они не забыли бы закрыть дверь.
— Тоже верно.
— А может быть, он сам? Взял — и того...
— Человек, отправляясь в ресторан за пивом, думает о чем угодно, только не о самоубийстве. И потом, я провел с ним вечер в разговорах, и он совсем был не похож на человека, задумавшего такое...
— Да, повесили нам дельце. Правда, доводить до конца будем не мы, а ребята из дорожного отдела, на чьей территории обнаружили труп, но все же... А вам спасибо, товарищ Леденев. Пойду захвачу Курнакова, пусть старшина отведет его в отдел, а сам схожу в тот вагон, где была открыта дверь... Проводниц надо поспрашивать, может быть, и видели что...
Еланский поднялся, пропустил Леденева вперед. Они вместе дошли до купе, где оставались старшина с Курнаковым.
— Вот что, гражданин Курнаков, — сказал инспектор, — вы вещички свои возьмите и со старшиной пройдите в вокзал. Надо с вами поговорить, а времени нет, поезд ждать не может. Мы вас на следующем отправим.
Леденев ждал, что сосед его начнет спорить, ругаться, но тот, не произнеся ни слова, надел пиджак, натянул на стриженую голову кепку, снял с полки чемодан и шагнул в коридор. Старшина милиции вышел за ним следом.
— До свиданья, товарищ майор, — сказал Еланский. — Пойду я... Невеселое дело.
«Да, — подумал Юрий Алексеевич, когда остался один и увидел в окно, как по перрону старшина провел Курнакова. — Был человек... Нет, самоубийство исключается. Несчастный случай? Но не по крышам же вагонов решил он добираться к ресторану?! Значит, преступление... Хотели отнять деньги, раздеть, в поездах такое встречается редко, но встречается... Деньги в бумажнике Миронова видели только Курнаков и я. Правда, деньги мог увидеть кто-нибудь в ресторане, когда он расплачивался. Тогда его должны были там запомнить... Но дошел ли он вообще до ресторана? А Курнаков куда исчезал? Странно все это. Миронов... Как же он так? Шутил, смеялся, радовался, что домой едет. Вот и доехал. Надо подумать... О чем подумать? Товарищи уже занялись этим делом. А ты? Ты едешь в отпуск...»
Когда поезд тронулся, в купе пришел начальник.
— Я решил до самого Понтийска не занимать эти места, — сказал он. — Тут и вещи погибшего, и следы, может быть, какие остались... Да и вам будет спокойнее. Его встречать будут?
— Да, он говорил, что дал телеграмму жене...
— Значит, мне придется сообщать ей и вещи отдавать... Я уж вас попрошу со мной тогда побыть. Знаете, как-то не приходилось мне такие новости людям сообщать.
— Хорошо, — согласился Леденев.
— Вот спасибо, — сказал железнодорожник. — У меня рейс в этот раз суматошный. Здесь человека убили, в соседнем вагоне женщина родила. Вчера вечером... Так, значит, пусть его вещички тут и лежат.
— Пусть, — сказал Юрий Алексеевич, и начальник поезда вышел.
За многие годы работы в уголовном розыске, а затем в органах государственной безопасности Леденев научился отключаться от расследуемого дела, когда ему необходимо было заняться решением другой проблемы. Бывало зачастую и так, что на нем «висело» сразу несколько нераскрытых преступлений, расследование которых Леденев вел одновременно. Умел Юрий Алексеевич и отодвигать в сознании все дела, если нужно было попросту отдохнуть, выспаться, набраться сил перед ответственным допросом или сложной операцией. Но как-то получалось обычно, что в повседневной, житейской действительности вне работы Юрий Алексеевич не сталкивался ни с хулиганством на улице, ни с карманной кражей, ни с дорожным происшествием.
И вдруг свалилось такое... Буквально в нескольких метрах от него произошло преступление. Завтра утром поезд будет встречать жена человека, с которым он весь вечер пил пиво и вел дорожные разговоры...
«Стоп! — пробилась вдруг мысль. — Отпечатки на ручке двери...»
Но тут же Леденев сообразил, что в первую очередь там остались следы его пальцев, когда он закрывал дверь, а потом, до утра, когда в поезд пришла оперативная группа, сколько раз открывали и закрывали эту дверь...
Задержку в связи с допросом свидетелей поезд нагнал в пути и прибыл на конечную станцию в восемь утра, но Леденев был на ногах часа за два до конца маршрута. Спал он плохо, часто просыпался, лежал с открытыми глазами в пустом купе, прислушивался к перестуку колес и думал о случившемся, о судьбе Миронова и стриженном наголо парне со справкой об освобождении из колонии.
Перед приходом поезда в Понтийск Юрий Алексеевич помог проводнице перенести вещи Миронова в служебное купе, и вместе с начальником поезда они принялись ждать той минуты, когда придется им сказать страшную правду ничего не подозревающей женщине. Они условились, что дождутся выхода всех пассажиров, чтоб можно было создать более удобную обстановку для выполнения невеселой миссии.
Жену Миронова Юрий Алексеевич увидел сразу. Она стояла несколько поодаль от толпы встречающих, и глаза ее с нетерпением смотрели на дверь вагона. Рядом с нею никого не было, и Леденев, вспомнив фотографию близнецов, решил, что они, видимо, не смогли прийти. Но это даже лучше.
Юрий Алексеевич увидел вдруг, как начальник поезда, ходивший нерешительно возле женщины, резко повернулся к ней и заговорил. Женщина кивнула, в глазах ее появился страх. Начальник поезда шагнул к двери вагона, Миронова пошла следом. Леденев вздохнул и поторопился зажечь сигарету.
Когда в купе вошла Миронова, Леденев предложил ей сесть. Недоумевая, растерянно глядя то на Юрия Алексеевича, то на железнодорожника, со скорбной миной на лице стоявшего в дверях, она осторожно присела на краешек вагонной полки.
— Вы супруга Сергея Николаевича Миронова? — начал Леденев.
— Да... Где он?
— Видите ли, я ехал с ним вместе... В одном купе.
— Что случилось?
— Крепитесь, — сказал Леденев и скривился, почувствовав, как неестественно, по-книжному прозвучало это слово. — Крепитесь, — снова повторил он и вдруг разом, словно прыгая в холодную воду, сказал:
— Сергей Николаевич погиб...
КТО ПРЯЧЕТСЯ В КАТАКОМБАХ?
«Денек выдался! — подумал Леденев. — Однако пора спать!..» Он знал, что долго не сможет уснуть, но считал необходимым с первого дня подчиниться режиму, иначе не стоило сюда ехать. В назначенное время он разобрал постель, хотел закурить на сон грядущий, раздумал, спрятал пачку сигарет в ящик тумбочки, с интересом глянул на пустовавшее место. Соседа своего — сказали, что он военный врач, — Леденев еще не видел. Юрий Алексеевич щелкнул выключателем настольной лампы и вытянулся под простыней, чувствуя, как все сильнее болит голова, утомленная размышлениями о смерти Миронова. Леденев понимал, что лишь сон снимет нервное напряжение, в котором пребывают его душа и тело.
Окно, выходившее к морю, было открыто, легкий ветерок изредка залетал в комнату, и тогда Леденеву казалось, что он лежит сейчас в рыбацкой избушке среди скал одной из многочисленных губ— заливов, изрезавших побережье, куда он часто приезжал порыбачить в свободные дни. Летом суровое северное море пахло так же, как это, южное, лежащее ближе к экватору на двадцать пять градусов.
Леденев вздохнул, поморщился, опять и опять вспоминая лицо женщины, которой он сообщил трагическую весть.
«И это называется: человек поехал на курорт поправить нервную систему, — подумал Юрий Алексеевич. — Превосходная складывается ситуация».
Сон не приходил. По-прежнему проникали через окно запахи моря, и Леденев поднялся, не зажигая света, закурил.
«Отпуск пропал, — окончательно решил он, затягиваясь дымом. — Где-то здесь Иван Сергеевич служит, Нефедов. Говорили, что именно в Понтийск его направили начальником горотдела. Завтра и поищу».
Иногда Леденев задумывался над смыслом работы, которой он посвятил жизнь, но никогда не рассуждал о ней.
Да и остальные сослуживцы Леденева делали свое незаметное для широкого круга людей, но такое важное дело — без внешнего пафоса, без громких слов о «щите и мече». Все это считалось естественным — защита завоеваний социалистического отечества и карательные санкции против тех, кто на эти завоевания покушается.
Эти люди постоянно сознавали величайшую ответственность, взятую ими на себя, и доверие, которым облекли их народ и партия, и не могли быть равнодушными ни к одной ненормальности нашего бытия.
И Леденев, еще не зная, что он конкретного предпримет в связи со смертью Миронова, понимал, что не сможет просто отмахнуться от свершившихся событий и завтра непременно заглянет к бывшему начальнику уголовного розыска Поморска подполковнику Нефедову.
Ему вдруг вспомнилось дело о таинственном исчезновении художника Воронцова, которое в уголовном розыске окрестили с легкой руки Юрия Алексеевича «Голубой Пикассо». Леденев был тогда капитаном милиции, и Нефедов, переведенный недавно к ним из Саратова, назначил его старшим группы расследования.
Перед мысленным взглядом Юрия Алексеевича поплыли стены квартиры-мастерской Воронцова, увешанные картинами, потом картины слились в один многоцветный фон, и вяло пробилась последняя мысль о том, что дверь он, кажется, не закрыл, соседу стучать не придется...
Утром Юрий Алексеевич проснулся поздно и сразу обратил внимание, что сосед дома не ночевал.
На второй день пребывания в санатории полагалось пройти врачебный осмотр, получить назначение на процедуры, заполнить всевозможные карты и анкеты. Словом, до самого обеда Леденев был занят по горло, а когда вернулся из столовой в палату, на соседней койке лежал плотный мужчина средних лет с короткой шотландской бородкой и серебристым ежиком волос на голове. Одет он был в голубую распашонку и белые репсовые брюки. Коричневые сандалии-плетенки стояли на полу у койки.
— А, соседушка! — гулким голосом заговорил он. — В милицию обо мне не заявляли?
— Если хотите, могу и заявить. Не знаю только, кого разыскивать.
— Извините, не представился. Полковник медицинской службы Ковтун, Иван Никитич.
Леденев назвал себя.
— Только что приехал, Юрий Алексеевич? А я уже третий день и только одну ночь. Сегодня ночевал в соседнем селе у фронтового дружка, крестника своего: операцию ему в Понтийске во время войны делал. Он тут директором совхоза работает в Бакшеевке. Вы ночью не храпите?
— Кажется нет. Жена не жаловалась.
— Это хорошо. Я храпунов не выношу. Из-за них и в санатории почти не езжу. В городе уже были?
— Ехал через него на автобусе вчера, вот и все...