Однородная, ощетинившаяся пиками и алебардами масса швейцарцев надвигалась на пестрое, разукрашенное яркими гербами, плюмажами, перьями,
вымпелами и знаменами, прекрасно вооруженное, закованное в латы, но не привыкшее сражаться в общем строю войско индивидуалов.
Индивидуалы смотрели на построение противника в недоумении. О швейцарских баталиях, громивших рыцарей при Моргартене и при Лаупене , слышали
все, но вот видеть швейцарский строй воочию прежде доводилось немногим.
Такое еще было в новинку.
А новое – это хорошо забытое старое.
Больше всего атакующая швейцарская баталия напоминала знаменитую фалангу Александра Великого, о которой Европа уже успела позабыть. Простые
солдаты кантонов не могли похвастаться ни древностью рода, ни турнирным мастерством одиночных боев, но сильны были общим натиском и единой
волей.
Баталия держала строй, словно и не люди в ней шли, а шахматные фигурки, одновременно двигаемые по доске чьей-то незримой рукой. Под ритмичный
стук боевых барабанов швейцарцы шагали затылок в затылок, древко к древку. Щитов не было. Ни у кого. Плотный строй и слаженность действий
товарищей, что стоят справа и слева, спереди и сзади – лучше любого щита. А для хорошего удара алебардой или точного сильного укола пикой
необходимо две руки. Две свободные руки.
Впереди – чуть выступив из строя – двигались лучшие воины баталии. Их было немного, но все они являлись гордостью кантонов, боевой элитой.
Рослые силачи-трабанты в прочных шлемах и надежных панцирях, несли на плечах тяжелые двуручные мечи. Такими удобно обрубать или отклонять
наконечники вражеских копий, подсекать ноги рыцарским коням, разбивать щиты и латы противника. Такими расчищают дорогу баталии в самом начале
боя.
Владеть этим смертоносным оружием, превышавшим порой человеческий рост, мог не всякий. А потому трабанты получали самую высокую плату за службу
и претендовали на лучшую долю в добыче. Если, конечно, выживали в мясорубке битвы.
Сразу за мечниками следовали шеренги пикинеров. Пикинеры тоже принимали бой первыми, а потому были защищены ненамного хуже австрийских рыцарей.
Яйцевидные шлемы и широкополые железные шляпы, спасающие от рубящих ударов сверху, с седла. Кирасы, наплечники, наручи, поножи. И длинные –
больше трех метров – пики на крепких, не чета хрупким рыцарским копьям, древках.
Пиками щетинились также фланги и тыл, превращая баталию в неприступного «ежа». Внутри – в каре пикинеров – располагалась основная ударная сила
швейцарских кантонов – алебардщики в легкой броне или незащищенные вовсе, но послушные воле своих командиров.
Вооруженные двуручными топорами с колющим наконечником и заостренным крюком на обухе, алебардщики шли не столь плотно, как пикинеры. Чуть
рассредоточившись, шли, чтобы иметь достаточно места для замаха и удара. Граненые – не будут скользить в ладони – древка тяжелых алебард
поднимались сплошным лесом. Солнце играло на широких заточенных лезвиях.
В самом центре баталии развевались знамена кантонов. Под знаменами толпились барабанщики, трубачи и неопытные молодые бойцы, задача которых – не
столько драться, сколько обеспечивать общий напор.
Швейцарские арбалетчики, выбежав вперед, пустили стрелы в смешанную массу габсбургских рыцарей и тут же вернулись под прикрытие стройных рядов.
Но стрелков, хоть и славившихся своим искусством, в баталии имелось немного. Швейцарцы делали ставку на рукопашный бой.
Помимо алебард, пик и арбалетов солдаты кантонов были вооружены длинными узкими кинжалами, которыми удобно добивать поверженного противника в
латах.
Швейцарцы делали ставку на рукопашный бой.
Помимо алебард, пик и арбалетов солдаты кантонов были вооружены длинными узкими кинжалами, которыми удобно добивать поверженного противника в
латах. Впрочем, не только противника. Любое проявление трусости, попытка сбежать, сломать общий строй будет стоить жизни малодушному воину.
Сосед по шеренге и сосед по ряду, не раздумывая, сунет под лопатку или ребро паникеру заточенный клинок.
Это – не только верное средство против страха, но и суровая необходимость во благо всей баталии. Швейцарцы грозны и сильны единым ударом.
Баталия же, взломанная беглецами изнутри, уже не способна противостоять врагу. Следовательно, беглецов быть не должно.
Целостность строя и боевой пыл в сердцах хранили также рассеянные по рядам палачи. Не те, презираемые, проклинаемые горожанами и селянами
работники эшафотов, а уважаемые, опытные и никогда не терявшие присутствия духа ветераны. Армейский палач выполнял неприятное, но важное дело.
Или – что было, конечно, предпочтительно – не выполнял. Все зависело от того, давали ли соратники повод для кровавой работы. Палачи в баталии
обязаны убивать любого, кто без приказа повернет назад. И об этом был осведомлен каждый, идущий впереди.
Впрочем, сегодня нужды в круговой поруке батальных шеренг и в палаческом заградотряде не возникало. Швейцарцы знали, за что сражаются, за что
гибнут и за что убивают. Немцы вообще и австрийцы в частности являлись стародавними врагами вольнолюбивых кантонов, не желавших покоряться
императору и его алчным вассалам. Уже более двух веков вели швейцарцы непрекращающиеся войны с германской империей, именуемой священной и
римской, и конца тем войнам видно не было…
* * *
По поваленной бронированной двери прогрохотали сапоги. По знаку руководителя операции магистра Томаса Зальцмана штурмовая группа ввалились в
дымящийся проем.
Было очевидно: созданию цайттоннеля – заветных, гостеприимно распахнутых ворот в прошлое и будущее – помешали. Кто-то прорвался в хронобункер.
Похитил ценную пленницу. Устроил диверсию. И сорвал все планы. Но кто? И главное – как?!
Противогазные маски и стволы «шмайсеров» вертелись из стороны в сторону. В свете ярких ламп, пронизывающих газовый туман, ничего не двигалось,
не шевелилось. Под бетонным куполом не осталось ни одной живой души.
Только трупы магистров и медиумов эзотерической службы. И каменный круг платц-башни. И не улегшаяся еще багровая муть древней магии…
Неведомые диверсанты ушли. Вместе со своей добычей. А отсюда при запертых воротах имелся только один выход. И именно им воспользовались
злоумышленники.
…Багровая муть древней магии…
И клубы газа, заполнившего все помещение – от бетонного пола до бетонного потолка.
Было, впрочем, кое-что еще. То, чего быть тут ну никак не могло. Утыканный стрелами гусеничный мототягач «Кеттенкрафтрад». С легким прицепом. И
с тяжелым грузом. На прицепе лежал короб «атоммине».
Искуроченный, побитый, посеченный корпус. Вставленный в гнездо соединительной трубки запал с…
Люди в противогазах обступили прицеп.
…с часовым механизмом.
С запущенным часовым механизмом!
Который уже никак не остановить.
Штурмовики попятились. Что такое «атоммине», они знали. Сами ведь отправляли опасный груз в прошлое, предварительно пройдя секретный инструктаж
по мерам безопасности. И вот груз вернулся. Обратно. На боевом взводе.
Частое – тяжелое и гулкое – дыхание под резиновыми личинами. Испуганные – невнятные и глухие – выкрики из-под газ-масок.