Майя Валеева
-
ПОВЕСТЬ О ЧЁРНОЙ СОБАКЕ
Моя восьмилетняя немецкая овчарка Недда спит на своей подстилке в коридоре, положив на лапы большую голову. Она уже начала стареть: в последние годы отяжелела и обленилась, у неё стираются клыки и на морде появилась лёгкая седина. Но я хочу рассказать не о ней, а о другой собаке, с которой всё и началось…
Был тёплый сентябрьский день. Ветер с неистовством носился между каменными громадами нового микрорайона, в глаза забивался песок, хрустел на зубах. Ветер разворошил мусорные ящики, возле которых, среди разбросанной по земле бумаги, копошились шумные и жадные голуби. Крупный и худой щенок с непомерно большими лапами, слезящимися глазами, с чёрной короткой шерстью сидел возле одного из ящиков. То ли больной, то ли голодный, щенок был воплощением печали. Я остановилась возле него, и во мне всё замерло от мучительного беспокойства.
Собака… Собака бездомная, но чем-то похожая на дога: вон и хвост длинный, тонкий, как хлыст.
Наверное, с того момента, как я начала помнить себя, я мечтала о моей собаке. И вот дожила до седьмого класса, а её всё нет.
Я погладила щенка. Щенок робко, печально смотрел на меня серо-карими глазами. «Да ты ещё и девчонка!» — вздохнула я, увидев гладкое, голое пузо щенка. Щенок вильнул тяжёлым хвостом. От него сильно пахло помойкой. «Взять?!» Я представила лицо бабушки, вечер, когда придут с работы мама и папа.
«Дог ты или дворняжка, мне всё равно!» Я встала и позвала щенка за собой. Недоверчиво, будто нехотя, щенок поплёлся за мной, неловко переставляя крупные длинные лапы. Почти через каждый шаг я гладила щенка по костлявой спине, по большой голове с болтающимися ушами и упрашивала его идти за мной. Так мы дошли до дома. Я с трудом втащила собаку на третий этаж и в нерешительности остановилась перед дверью. Теперь предстояло самое трудное: пронести щенка в квартиру незаметно от бабушки, а если она всё же заподозрит неладное, выдержать её осаду до прихода родителей.
Открыв дверь, со щенком под мышкой я прошмыгнула в свою комнату. Шаркающие, быстрые шаги бабушки испугали меня, и я попыталась затолкать щенка под письменный стол. Но не тут-то было! Грязная чёрная упрямица упиралась всеми четырьмя лапами, а когда бабушка вошла в комнату, — как нарочно, жалобно завизжала. Так моё преступление было раскрыто.
Вечером в коридоре возле вешалки, где на подстилке лежал худой щенок с печальными глазами, решалась его участь.
— Мы же хотели взять хорошую, породистую собаку из клуба, — расстроенно говорил папа. — И потом, если ты утверждаешь, что это дог, тем хуже для нас! В нашей квартире нам только дога держать. Нельзя было придумать что-нибудь покрупнее?
— Может, она хозяев потеряла? Надо в клуб сообщить, объявление дать… Может, найдутся хозяева. А если нет, то что делать… Пусть уж живёт у нас. Нельзя же сейчас её выбрасывать на улицу, ведь она нам поверила… — Мама вздохнула и погладила собаку по голове.
То ли дог, то ли дворняжка лизнула мамину руку и застучала по полу тяжёлым хвостом.
Сердитая бабушка закрылась в своей комнате. Кошка Шаян, которая считала себя хозяйкой квартиры, тоже была возмущена. Несколько раз она подходила к лежащему щенку, надувшись от презрения и обиды, но уличный щенок даже не замечал её.
— Ладно, — сказал папа и строго посмотрел на меня, — ты собаку притащила, ты за неё теперь отвечаешь, сама её воспитывай и за ней смотри.
Собака осталась у нас.
Мы назвали её Неддой. Развесили на заборах и столбах объявления, сообщили в клуб собаководства, всё ещё надеясь, что найдутся её настоящие хозяева. Вернее, больше всего на это надеялась бабушка, и её, конечно, поддерживала Шаян. Я же думала только об одном: чтобы Недда осталась у нас и была моей собакой.
В чистую, светлую квартиру Недда явно не вписывалась. Ходила неуклюже, задевая всё на пути, оставляла за собой лужи, потихоньку жевала ботинки и туфли. Но больше всего спала и ела. Она была так измучена своей бродячей жизнью, что, наверное, никак не могла насытиться и выспаться. Очень скоро она подружилась с Шаян, — наверное, сразила её своей доверчивой лаской. Теперь наша высокомерная кошка частенько лежала рядом с Неддой, тихо и довольно мурлыча.
Нам часто звонили, расспрашивали о щенке, обещали подумать или сразу отказывались.
Однажды вечером, когда за окном лил дождь, позвонили прямо в дверь.
— А мы по объявлению! — сказала немолодая женщина в жёлтом берете, с ярко накрашенными губами. Рядом с ней стоял мальчик лет восьми. — Посмотри, Саша, ведь это наша Альма, правда? Альма, Альма!
Но Недда, которую звали Альмой, даже не пошевелилась. Подняла голову и непонимающе уставилась на вошедших.
Мальчик подошёл к ней и обнял её за шею:
— Альма, ты нашлась, нашлась! Мама, а это правда Альма?
Женщина тихо сказала нам:
— Можно вас на минутку, — и дотронулась до маминой руки. — Понимаете, это не наша собака, у нас был такой же щенок, он погиб… Но я не хочу травмировать ребёнка. Пусть он думает, что это Альма! Вам же всё равно она не нужна, раз вы объявление дали, а я заплачу…
— Что вы, что вы! — Мама замахала руками и растерянно взглянула на меня.
Я стояла рядом, как оглушённая.
— Мы ведь её и правда хотели отдать и взяли из жалости, ведь так, дочка?
Я молчала и не могла ничего сказать.
— Я очень вас прошу! — умоляюще прошептала женщина. — У нас ей будет очень хорошо!
— Мама, Альма уже хочет домой! — радостно проговорил мальчик.
— Ну ладно… — чуть слышно сказала я. — Пусть она будет Альма.
И Недду увели в красивом ошейнике в вечернюю темноту, в дождь, в осенний ветер.
Ночью я лежала и плакала, уткнувшись в подушку. Всего-то дней шесть прожила у нас Недда, а мне казалось — я потеряла близкое, родное существо, жизнь без которого теперь представлялась мне невозможной…
Прошло несколько дней, полных какого-то ожидания. Казалось, комнаты давили своей пустотой. Шаян часами сидела на табуретке возле входной двери и прислушивалась к звукам в коридоре. Видно, скучала без Недды. Как-то вечером я случайно услышала, как папа сказал маме:
— А может, и зря мы её отдали? Я что-то к ней привык, а теперь сразу пусто в квартире стало.
— Не говори ты об этом, я и так сама не своя хожу. Сегодня чуть не поехала по их адресу за нашей Неддой…
Мне показалось, что мама всхлипнула. Не помню, как я ворвалась в комнату, вся в слезах… Помню, что плакала и твердила об одном — вернуть, вернуть Недду, и как мама тоже заплакала, и мы решили ехать за ней немедленно.
Уже который день, не переставая, лил дождь. Мы с мамой даже не взяли зонтика и, пока добрались до другого конца города, совершенно промокли. Когда мы наконец, стряхивая с себя холодные брызги, остановились перед нужной дверью, у меня всё похолодело внутри от волнения. На звонок нам открыла знакомая уже женщина; она сразу узнала нас, заулыбалась как-то виновато и суетливо:
— Ой, знаете, а мы вам хотели позвонить…
— Мы пришли за собакой, — мрачно сказала я, со страхом оглядывая коридор и не находя в нём Недды.
— А знаете… Мы её наказали. Сейчас, сейчас… Она в ванной. Она, знаете ли, ободрала нам кресло, вот мы её и наказали.
Женщина торопливо зашла в ванную, и через секунду оттуда с шумом вырвалась Недда и бросилась с радостным визгом прямо ко мне. Она неуклюже ласкалась и повизгивала, будто всхлипывала от слёз.
— У нас маленькая квартира, а Альма, нам сказали, будет очень большая, — оправдывалась женщина.
— Не беспокойтесь, мы её забираем обратно, — сказала мама.
— Да… Вы уж извините, что так вот…
А мы уже почти бежали вниз по лестнице с радостно суетящейся между нами Неддой. И когда мы подошли к нашему дому, Недда уверенно подбежала к подъезду, толкнула лапой дверь и, не дожидаясь нас, бросилась прямо к двери нашей квартиры.
Шаян встретила её долгим, восторженным воплем. Шаян и так была очень разговорчивой кошкой: она даже на своё имя всегда откликалась ласковым, кокетливым «мрр-м», а тут уж и вовсе разошлась — затянула радостное «мя-а-а-у-у» и стала тереться головой о Неддину морду. Недда восторженно облизала кошку, обежала всю квартиру и на радостях даже осмелилась подойти к суровой бабушке.
С возвращением Недды наш дом снова ожил. Если в свою недолгую бытность Альмой Недда разодрала кресло, то это были просто мелочи по сравнению с тем, что она вытворяла у нас. Каждый день мы натыкались то на новые изжёванные мамины сапоги, то на башмаки без подошвы, то на разорванную бабушкину калошу. Мы спешно прятали всю обувь, и теперь она то и дело сыпалась из шкафа, выползала из-под кровати или из-за стиральной машины. Но Недда быстро научилась находить кожаную обувь по запаху, и никакие внушения и угрозы не могли остановить её. Пропадали веники и щётки, расчёски и пузырьки с лекарствами, карандаши и тюбики крема. Однажды Недда ухитрилась перегрызть и съесть часть провода от телевизионной антенны. Пришлось вызывать телемастера.
В то время у нас жил грач Кузя, которого я принесла ещё летом. Какой-то шутник подрезал Кузе крылья, и он не мог летать. Недда косилась на клетку с Кузей жадными глазами, но я даже подходить к клетке ей не позволяла. Однажды, когда я чистила клетку и на минутку вышла за водой, Недда тут же бросилась к клетке, толкнула её и с грохотом уронила на пол. Когда я вбежала в комнату, Недда, забыв обо всём на свете, с лаем гонялась за Кузей. У бедного грача так стучало сердечко, что я даже испугалась за него.
Да и мало ли было других проделок, не говоря уже о лужах на полу! И всё же Недда постепенно взрослела, заметно и неумолимо росла, обещая быть и впрямь очень большой собакой. Неддин рост был предметом моей гордости: я то и дело измеряла её в холке и с радостью отмечала прибавляющиеся сантиметры. Недда теряла детскую угловатость и теперь всё больше напоминала собой овчарку, но только очень крупную и с короткой шерстью. Одно за другим встали уши, чёрная, без единого пятнышка шерсть стала блестящей и гладкой, и люди на улице всё чаще говорили: «Какая красивая собака! Что это за порода?»
Какая разница, какой породы была моя Недда?! Может быть, она была смесью овчарки и дога, а может, и кровь большой дворняги перемешалась в ней, кто знает? Главное, что она была доброй, сильной и смелой. Была моей, только моей собакой.
Я записалась в клуб собаководства и начала учить Недду собачьим премудростям. А Недда, казалось, излучала из себя сплошное непослушание и упрямство. Я говорила ей «рядом!», а она хватала своими крепнущими клыками меня за ногу или срывалась с поводка и, дразня меня, бегала вокруг.
Помню, что, когда мы пришли на первое занятие в клуб, множество больших собак совсем не испугало её, как я думала. Она легко вошла в их компанию, так, будто уже давно была с ними знакома. Она вела себя очень дружелюбно, но обидеть себя не позволяла, да и не нашлось на то охотников: все овчарки доходили моей Недде лишь до лопатки. Недда была просто возмущена тем, что я взяла её на поводок и не даю поиграть с собаками, она никак не могла понять, что мне от неё нужно, рвалась, хрипела, лаяла и мешала заниматься всей группе. Мне было ужасно стыдно, руки онемели от напряжения, и, вытирая со лба льющийся пот, я зло шептала: «Тупица! Дубина!»
Но на следующем занятии Недда была спокойнее и послушнее, а позже и вовсе оказалась образцовой ученицей, и я с тайной гордостью считала её самой умной среди всех овчарок, эрдельтерьеров, доберман-пинчеров и колли. А то, что она была самой красивой собакой, признала вся наша группа.
Однажды, в очередное воскресенье, мы тренировали собак на задержание. Наш инструктор Люся привела с собой угрюмого парня в толстой телогрейке: на него и должны были по команде «фас!» бросаться собаки.
Я очень волновалась, потому что не знала, как поведёт себя Недда. Не испугается ли, как некоторые собаки? Ведь она ещё почти щенок. И хотя, пока не дошла наша очередь, Недда злобно и яростно рвалась с поводка вместе с другими собаками, это меня не успокаивало: я-то знала, что на поводке, у ноги хозяина, любая собака чувствует себя смелой…
И вот пришла наша очередь. Парень подбежал к Недде и ударил её по морде тряпкой. Оскалившись, Недда рванулась на него.
— Ого, вот это клыки! А если прокусит? — удивлённо и беспокойно спросил парень.
— Спускай! — кивнула мне Люся и закричала вместе со мной — Фас, Недда, фас!
Но Недде команда и не требовалась. Она бросилась на парня, схватила его за рукав, потом выше, чуть не повалив его своей тяжестью. Я впервые увидела мою добрую Недду такой свирепой. Я услышала, как восхищённо присвистнули мальчишки из моей группы. Вместе с Люсей мы с трудом остановили Недду.
— Для начала неплохо, — скупо сказала она и занялась следующей собакой.
— Молодец, Недда! — Я погладила её, и она благодарно взглянула на меня коричневыми, сразу подобревшими глазами.
Когда занятие кончилось и мы, перед тем как разойтись, пустили собак поиграть между собой, ко мне подошёл парень, на которого натравливали собак.
— Как зовут твою собаку, девочка? — спросил он. — Красавица какая! А как хорошо работает! Где собачку покупали?
Я неопределённо пожала плечами.
— Послушай, девочка, продай мне собаку, а? Сколько попросишь — отдам, а? — вдруг сказал он.
— Да вы что?! — с удивлением выкрикнула я, и его неприметно-обыденное лицо сразу стало мне ненавистно.
— А что, продай! Зачем она тебе? Я дело говорю, — с напором продолжал он.
— Она не продаётся!
— Как хочешь, девочка! Лучше продай, пока за так не увели, — с усмешкой сказал он.
Настроение у меня испортилось, я позвала Недду и пошла домой.
Стояла поздняя осень. Снег ещё не выпал, а земля уже застыла и даже днём не могла оттаять от ночного мороза. Поблёкшие листья уже не были легки и ярки, как в сентябре; они прилипали к подошвам и пахли не живым деревом, а холодной землёй. Довольная жизнью, Недда носилась по безлюдному, полудикому парку, играла в догонялки с воронами и грачами. «От того заморыша, что встретился мне на помойке, не осталось и следа», — думала я.
Недда всё больше взрослела, и дома теперь установился относительный порядок.
Аппетит у Недды был звериный, и на один день ей с трудом хватало шестилитровой кастрюли супа. Недда твёрдо знала часы кормления и, когда подходило время, начинала нетерпеливо вытанцовывать возле двери, то и дело просовывая в кухню свой большой чёрный нос. И вот наконец наступал долгожданный миг! Дрожа от голода и нетерпения, Недда смотрела, как я наполняю похлёбкой её миску, больше похожую на тазик. Если к миске подходила Шаян, Недда начинала возмущённо лаять и всё же не решалась броситься к еде без моей команды. О желанное, любимейшее слово «ешь!». С громким чавканьем она моментально опустошала миску и с надеждой смотрела на кастрюлю вечно голодными глазами. Её ненасытность не имела предела.
Недда отлично знала мамин звонок. На звонки других она реагировала довольно равнодушно, но, услышав мамин, сразу вскакивала с места. Она радовалась так, будто не видела маму целый год!
Любимым её занятием было смотреть, как Шаян прыгает за солнечным зайчиком. Увидев в моих руках зеркальце, Шаян в восторге замирала, а Недда садилась и смотрела на Шаян блестящими от возбуждения глазами. Шаян забывала всё на свете. Она прыгала на стены, скользя, скребла по ним когтями. От каждого её движения Недда вздрагивала всем телом, повизгивала и глотала слюну. Как ей хотелось броситься на Шаян, поиграть с ней! Но что бы осталось от маленькой Шаян, если бы на неё опустились Неддины лапищи? Шаян это прекрасно понимала и при малейшем покушении на неё убегала, задрав пушистый хвост. Знала она и то, что входить в комнаты собаке запрещено. Порой она до тех пор играла перед носом лежащей Недды, что та не выдерживала и вскакивала. С негодующим лаем она бросалась на Шаян, но разве угонишься за кошкой на скользком полу! На пороге комнаты Шаян с победным видом останавливалась и снова начинала дразнить Недду. Дрожа от обиды и гнева, Недда вползала лапами в комнату и громко лаяла. Шаян же с деланным равнодушием и спокойствием скрывалась под кроватью.