Владимир Анин
— Проснитесь!
Катерина вздрогнула. Над ней, склонившись, раскачивалось массивное тело Виктора Сергеевича, начальника отдела. На его пухлом, с тонкими рыжими усиками, лице застыла презрительная усмешка. В руке он держал здоровенную кружку, до краев наполненную крепким кофе, едкий аромат которого сразу защекотал у Катерины в носу, и она чихнула.
— Извините! — пролепетала Катерина.
— Между прочим, уже начало десятого, — сухо произнес Виктор Сергеевич. — Пора бы приступить к работе, вам не кажется?
Он повернулся к ней широким задом, облаченным в неопределенного размера светлые штаны, и медленно поплыл по направлению к своему кабинету.
— Ты чего? — шикнула прямо в лицо Катерине появившаяся незаметно Юля.
В ответ Катерина лишь зевнула одними челюстями, не раскрывая рта, и, достав из сумочки массажную щетку, стала расчесывать свои льняные волосы, собирая их на затылке в хвостик, который потом ловко перехватила салатового цвета резинкой.
— По ночам, подруга, спать нужно, а не заниматься черт знает чем, — нарочито воспитательным тоном сказала Юля.
— Да не занималась я ничем, — сердито ответила Катерина, усиленно растирая глаза кулаками.
— Ага! — недоверчиво протянула Юля. — А с чего это вид у тебя такой помятый?
— Я читала.
— Читала?! — Юля присела на краешек стола и, склонив голову, закинула за ухо соскользнувшую с плеча антрацитовую прядь.
— Да, читала. Ну, может, немного дольше, чем следовало.
— Оно и видно! И что же это за книга такая, от которой оторваться невозможно?
— “Алые паруса”, — почти шепотом ответила Катерина.
— Что?! — Юля резко повернулась к ней всем телом и расхохоталась.
— Ничего смешного, — обиженно процедила Катерина, вставая.
Но Юля залилась еще громче.
— Ты… ты бы на себя посмотрела, чучундра, — еле выговорила она. — Ну-ка, бегом в туалет.
Взглянув на себя в зеркало, Катерина сперва ужаснулась, но после тоже не удержалась и от души рассмеялась: усердное растирание глаз кулаками не прошло даром — тушь была равномерно размазана по лицу, образовав два больших черных пятна. Стоявшая позади Юля еще долго тряслась и прыскала, пока Катерина наконец не смыла с лица это безобразие, окончательно сведя на нет весь утренний макияж.
Вернувшись на свое рабочее место, она принялась перебирать бумаги, пытаясь рассортировать их по назначению.
Компьютер тихонько пискнул, и на экране высветилось напоминание о совещании, которое должно было состояться через пять минут. Неожиданно все вокруг пришло в движение. Коллеги один за другим вскакивали с мест и направлялись в сторону конференц-зала. Катерина схватила со стола потрепанный блокнот, ручку и присоединилась к шумной толпе сотрудников.
Небольшой конференц-зал с огромным вытянутым столом, вокруг которого чернели спинки полутора дюжин стульев, гудел, как улей. Кондиционер работал на всю катушку, но в помещении было душно и, несмотря на кажущуюся чистоту, пахло пылью. Заняв место в уголке, подальше от начальства, Катерина положила перед собой блокнот и приготовилась слушать. Слушать и, при необходимости, записывать умные мысли коллег, ибо своих умных мыслей у нее почему-то не рождалось. Она была уверена, что если немного постарается, то и у нее в голове возникнет какая-нибудь интересная идея, вот только ей ужасно не хотелось напрягаться, особенно в такие, утренние, часы да еще после выходных.
Веки были тяжелыми, будто к ним привесили гирьки. Чтобы они ненароком не сомкнулись, Катерина выпучила глаза и уставилась в раскрытый блокнот, отчего лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Однако сосредоточенность эта вскоре переросла в полную отрешенность. Постепенно голоса слились в общий хор, ласковый, убаюкивающий, и она незаметно провалилась в небытие.
— А вы что думаете, Катерина? — донесся откуда-то издалека неестественно громкий голос Виктора Сергеевича.
— Я? — Катерина подпрыгнула, вызвав приглушенные смешки коллег. — Я думаю, все правильно. Так и надо продолжать.
Смешки усилились.
— Позвольте поинтересоваться, вы внимательно слушали то, о чем я сейчас целых десять минут вещал?
Катерина закивала, осторожно оглядываясь на коллег, прячущих ухмылки, кто в кулак, кто в блокнот.
— Стало быть, вы полагаете, что катастрофическое падение продаж, которое мы наблюдаем в последнее время, идет нам на пользу? — Виктор Сергеевич упер руки в бока, отчего стал казаться еще толще, его брови съехались в кучу над сощуренными глазами, а усики презрительно вздернулись кверху.
— Да, конечно… то есть, конечно, нет! — краснея, пролепетала Катерина.
— Подите вон! Мне здесь не нужны бездельники и храпуны.
— Ты что, подруга, совсем одурела? — набросилась на нее Юля, вернувшись с совещания. — Тебе здесь работать надоело?
— Ну я же не нарочно, — пыталась оправдываться Катерина.
— Не нарочно, — передразнила Юля. — За такие “не нарочно” в два счета окажешься на улице. Считаешь, в Москве сейчас легко такую работу найти? Ты вообще о своей карьере думаешь? Ты уже здесь сколько, три года? И что? Так и будешь в младших специалистах ходить до пенсии. Где твоя гордость, в конце концов? Возьми себя в руки. Ну, что ты молчишь? Надулась, как сыч, и молчит. Я же тебе добра желаю, дура, а ты…
Она махнула рукой и направилась к своему столу.
До конца рабочего дня Катерина усердно трудилась, стараясь не обращать внимания на подтрунивания коллег. В шесть часов она все же не выдержала и, буркнув “да пошли вы все!..”, выбежала на улицу.
Накрапывал мелкий июньский дождик. Но Катерина не замечала его, даже зонтик не раскрыла. Она медленно шла по Садовому Кольцу, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Досада на себя и обида на коллег переполняли ее. Слезы, одна за другой, крупными бусинами скатывались по розовым щекам, на бегу перемешиваясь с каплями дождя. Прохожие не обращали на нее внимания — в большом городе каждый озабочен, в первую очередь, своими проблемами. Кому какое дело до плачущей девушки? Здесь таких плачущих — тысячи, на всех жалости не хватит.
Катерина не заметила, как очутилась на набережной Яузы. Тут только она остановилась и, облокотившись о чугунные перила, отрешенно уставилась на воду. Дождь к этому времени прекратился.
Слезы высохли, и в душе осталось только озлобление.
— Катя? — вдруг услышала она и обернулась.
Перед ней стоял до боли знакомый стройный блондин, на плече у него висела большая спортивная сумка, никак не вязавшаяся со строгим деловым костюмом, в который тот был одет. Несколько мгновений Катерина всматривалась в его лицо.
— Андрей? — сказала она, узнав наконец бывшего однокурсника. — Ты так изменился, возмужал.
— А ты все такая же красивая, — улыбнулся он.
— Да будет тебе болтать! — отмахнулась Катерина.
В университете у них сложились добрые приятельские отношения, которые легко могли бы перерасти в нечто большее. Но оба были недостаточно решительны, все время ссылались на загруженность учебой, поэтому роману, который предвкушали окружающие, не суждено было зародиться. После университета пути их разошлись, и они даже перестали звонить друг другу.
— Какими судьбами? — поинтересовался Андрей.
— Гуляю, — пожала плечами Катерина. — А ты?
— Да я живу здесь неподалеку.
— А, — неопределенно протянула она.
— Я так рад тебя видеть! Как ты живешь?
— Нормально. Работаю в компании “Мир света”.
— Ух, ты!
— Да, в общем-то, ничего интересного. — Катерина посмотрела себе под ноги, поковыряла асфальт носком туфельки и вновь взглянула на него. — Ты-то как?
— Тоже неплохо. Тружусь в одной небольшой торговой компании.
— Ну и что, нравится? — без особого энтузиазма спросила Катерина.
— Не жалуюсь.
— А мне почему-то скучно.
— Конечно, иногда бывает скучно, — согласился Андрей. — Тогда я сам пытаюсь найти для себя какие-нибудь побудительные мотивы, и становится гораздо веселее.
— А ты оптимист!
Андрей уловил в ее голосе легкую иронию, но сделал вид, что не заметил.
— В нашей жизни просто необходимо быть оптимистом, иначе пропадешь.
— Тоже мне, философ, — буркнула Катерина.
— Да у тебя никак случилось что, Катя? — участливо склонился к ней Андрей.
— Отстань, — неожиданно огрызнулась она. — Все у меня в порядке.
— Почему же ты так злишься?
— Ни почему! — И она вдруг расплакалась, уткнувшись ему в плечо.
— Ну, будет, будет, — приговаривал Андрей, осторожно поглаживая ее по голове.
— Извини, — всхлипнула Катерина, отстранившись от него, — мне пора.
Она достала из сумочки платок, высморкалась и, через силу улыбнувшись, зашагала прочь.
— Катя! Мы ведь с тобой еще увидимся? — крикнул ей вслед Андрей. Она как-то очень неопределенно махнула рукой, не оборачиваясь. — Я буду ждать тебя. На этом месте…
Когда Катерина вернулась домой, на часах было почти одиннадцать. Она чувствовала себя разбитой и безмерно одинокой. В этом городе у нее никого родных. Квартира досталась ей в наследство от бездетной двоюродной тетки. Вся остальная родня жила в Твери. Вроде бы совсем близко от Москвы и, в то же время, очень далеко. Родителей, правда, уже давно не было в живых, зато была старшая сестра Света. И бабушка.
Бабушка. Вот кто ей сейчас необходим! Катерина кинулась к телефону и набрала номер сестры.
— Светка, привет! Не разбудила? Извини, что так поздно.
— Да я уже привыкла, — отвечала сестра, слегка зевая в трубку. — Ты звонишь редко, но всегда метко. То есть поздно. Как дела?
— Ой, все хорошо. Вернее, все плохо. На работе неприятности. Короче, я в депрессии. Мне срочно нужно немного развеяться.
— Ну так приезжай.
— А я не помешаю?
— Дурочка! С каких это пор приезд сестры стал помехой? Я тебе что, чужая?
— А как там бабушка?
— Слава богу. Обижается, правда, что ты ее совсем забыла.
— Я не забыла, честное слово. Просто… — Катерина почувствовала, как краска заливает ее лицо. — Просто времени совсем нет.
— Ладно, не оправдывайся. Когда тебя ждать?
— В пятницу.
— Отлично! Порадую завтра бабулю. Ну, все, целую. Пока.
— Пока…
В пятницу вечером Катерина сходила с поезда в Твери. Когда она наконец добралась до дома сестры, было уже совсем темно.
Весь вечер и половину ночи они провели в обнимку со Светой, пересказывая друг другу все новости, коих накопилось за полгода разлуки великое множество. Света сетовала, что тяжело нынче растить детей (у нее было две дочки, семи и четырех лет), Катерина жаловалась на свою судьбу. Муж Светы тактично оставил сестер на кухне, не желая мешать их общению.
Наутро Катерина и Света отправились к бабушке. Она жила на окраине города в старом деревенском доме. Полная, мягкая, теплая и вся светящаяся волшебной улыбкой, с глазами, поблескивающими веселой хитрецой, бабушка встретила их пирогами и горячим чаем с вареньем. Сначала, как водится, были слезы, длительные объятия, мокрые поцелуи. Потом пили чай. Долго, до самого обеда.
Света, взглянув на часы, поспешила распрощаться, сославшись на необходимость отвести девочек в гости, на день рождения к подружке. Бабушка не преминула пожурить ее за то, что та не привела внучек. Света пообещала, что завтра обязательно приведет.
— Ты когда придешь? — обратилась она к Катерине.
— Никаких “придешь”, — возразила бабушка. — Сегодня она ночует у меня.
— Ну, ладно. — Света чмокнула бабушку, подмигнула сестре и скрылась за дверью.
Этим вечером Катерина изливала душу бабушке. Несколько раз плакала у нее на груди. Бабушка молча слушала и кивала.
— Все у меня, не как у людей! — жаловалась Катерина. — Вечно я или сделаю что-то не так, или ляпну что-нибудь невпопад.
— А ты, внученька, других людей повнимательней слушай, приглядывайся к ним, к тем, у кого все удачнее складывается. Перенимай. Глядишь, и у тебя все получится.
— Я стараюсь. Но ничего не получается. Мне, веришь ли, порой жить не хочется.
— А вот это грех так говорить, — успокаивала бабушка, гладя ее по голове. — Даже и не думай такое.
— Но что же мне делать, бабуля?
— Я тебе, пожалуй, помогу, — сказала бабушка, поднимаясь с дивана и опираясь о клюку.
Она подошла к старому комоду, порывшись в его недрах, извлекла небольшую темного дерева шкатулку и протянула ее Катерине. Та с недоумением посмотрела на бабушку.
— Открывай, — кивнула бабушка, вновь усаживаясь на диван.
Внутри была маленькая серебряная коробочка. Видимо, очень старая, сейчас таких не делают. Серебро помутнело, местами даже почернело, но, тем не менее, это была великолепная вещь, вся состоящая их тончайших узоров.
— Что это? — спросила Катерина.
— Пудреница, — улыбнулась бабушка. — Но не простая.
— Да я вижу, она серебряная. Антикварная, наверно.
— Эту пудреницу, — продолжала бабушка, — я получила в подарок от своей матери, твоей прабабки, когда была такая же молоденькая, как ты. А ей она досталась от ее матери. Сколько этой вещице лет, сейчас уже никто не скажет. Но главная ее ценность — в пудре.
Катерина осторожно открыла пудреницу, щелкнув маленьким замочком на крышке. Пудра как пудра, только очень белая, почти как мука.
— И что же в ней особенного?
— Выслушай и запомни, что я тебе сейчас скажу. В этой пудре заключена большая сила, она поможет тебе исправить все ошибки, которые ты допустила, и, может, еще допустишь в жизни. Если ты вдруг почувствуешь, что совершила что-то не то, не так сказала, не так посмотрела, и это может плохо сказаться на твоей дальнейшей судьбе, припудри носик слегка одним движением, сверху вниз, и в то же мгновение перенесешься назад во времени. Не надолго, минут на десять, но тебе этого хватит, чтобы поправить положение.
— Бабушка, ты меня разыгрываешь! — разочарованно воскликнула Катерина.
— Ни в коем случае. Я тоже раньше не верила, пока сама не попробовала. Не отмахивайся, возьми ее. Время придет — сама убедишься, что это правда. Только не увлекайся, а то привыкнешь и совсем разучишься справляться с трудностями. Главное: ты должна научиться жить своим умом, а пудреница — лишь маленькое подспорье в этой учебе. К тому же, пудра не бесконечная, вдруг она еще кому пригодится…
Сидя в поезде, Катерина молча разглядывала пудреницу и все вспоминала бабушкины слова, с сомнением покачивая головой.
На вокзале она взяла “частника”, который согласился довезти ее до Вешняков, что на юго-западе Москвы, всего за триста рублей. Уже где-то на подъезде к дому Катерина задремала. Проснулась она от внезапно наступившей тишины.
— Что, уже приехали? — спросила она, протирая глаза, и тут только сообразила, что не успела назвать свой точный адрес.
— Приехали, — буркнул водитель и вдруг резко повернулся к ней всем телом, в руке у него что-то блеснуло. — Кошелек сюда, быстро! — рявкнул он.
Катерина испуганно огляделась по сторонам. Кругом было темно, лишь какие-то гаражи проступали во тьме. Ледяной страх мгновенно парализовал все тело, сердце рухнуло вниз и затрепетало где-то внизу живота.
— Быстро! — повторил водитель.
Дрожащей рукой она расстегнула свою дорожную сумку и протянула ему кошелек.
— Часы!
— Что? — не поняла Катерина.
— Часы сымай! И серьги! Живо!
Катерина повиновалась.
— А теперь вали, ну!
Не помня себя от страха, Катерина выскочила из пропахшего табаком “жигуленка”, едва не позабыв сумку, и бросилась в темноту. Она бежала без остановки, пока не уперлась в какую-то ограду. С ужасом она огляделась вокруг, пытаясь понять, куда ее завез этот “извозчик”. Руки тряслись, ноги подкашивались, сердце бешено колотилось у самого горла. Катерина попыталась взять себя в руки, успокоиться и собраться с мыслями.
Денег — нет, но главное — она жива, и, слава богу, с ней ничего не сделали. Катерина машинально сунула руку в пустой карман сумки, туда, где раньше был кошелек, и вдруг нащупала холодный металл бабушкиной пудреницы. Сама не зная, зачем, она достала ее, раскрыла и, наверное, просто от отчаяния, от безысходности, от дикой нереальности самой ситуации, словно ребенок, надеясь на какое-то чудо, зажмурилась и едва прикоснулась мягким, приятно пахнущим тампоном к переносице.