Дженнифер Нельсен
Jennifer А. Nielsen
The Runaway King
Печатается с разрешения издательства Scholastic Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg
Copyright © Jennifer A. Nielsen, 2013
© О. Михайлова, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2014
* * *
1
Туда, где меня собирались убить, я пришел заранее.
В тот вечер отпевали мою семью, и мне надо было идти в дворцовую часовню, но мысль обо всех этих скорбящих надменных лицемерах, собравшихся на церемонию, наводила на меня тоску. Увы, будь я кем-то другим, мог бы сказать, что это мое личное дело, но уже месяц я был королем Картии. Я играл роль, к которой никогда не готовился и которую большинство картийцев считали совершенно неподходящей для меня. Даже если бы я вздумал отказаться, никто бы не воспринял этого всерьез. Но в первые недели правления у меня была задача поважнее, чем добиваться расположения придворной знати. Мне надо было убедить моих регентов в необходимости готовиться к войне, той войне, в скором начале которой я не сомневался.
Наибольшую опасность для моего королевства представлял наш западный сосед – Авения. Неожиданно для меня ее король Варган прибыл на похороны. Может быть, заявление, что он прибыл отдать дань уважения моим погибшим, и убедило кого-то, но только не меня. Я знал, что его больше огорчило бы отсутствие пирога после ужина, чем смерть моих родителей и брата. Нет, Варган приехал, чтобы узнать мои слабые места и оценить сильные. Он хотел испытать меня.
Прежде чем начать поединок с Варганом, мне нужно было подумать, собраться с силами. И вместо того, чтобы идти в часовню, я велел начинать без меня, а сам пришел сюда, в королевский сад.
Сад был тем местом, где мне можно было от всех скрыться. Здесь, среди самых разных растений, росли яркие весенние цветы, окруженные высокой и густой живой изгородью. Величественные деревья большую часть года закрывали собою небо, а трава была такой мягкой, что по ней хотелось ходить босиком. В самом центре сада был мраморный фонтан со статуей короля Артолиуса I, моего предка, добившегося независимости Картии. Часть своего имени – Джерон Артолиус Экберт III – я получил в память о нем.
Позже я понял, что этот сад был идеальным местом. Местом для убийства. Тихого и незаметного.
В тот вечер я не мог даже думать о том, чтобы сидеть спокойно. Меня обуревали противоречивые чувства. Похороны, неожиданное прибытие Варгана. Я был напряжен и взволнован. Мне нужно было движение, выход энергии.
Я быстро, цепляясь руками и ногами за выступы каменных стен, залез по стене замка на высоту второго этажа. На этой части стены был широкий выступ, заросший плющом, и мне это понравилось. Можно было залезть в густые заросли и смотреть на сад, чувствуя себя его частью, а не просто сторонним наблюдателем.
И минуты не прошло, как внизу отворилась дверь. Это было странно. Слишком поздно для садовника. А остальным входить сюда без моего особого приглашения было запрещено. Я подполз к краю стены и увидел человека в черном, осторожно пробирающегося по саду. Он однозначно не был слугой. Последний обязательно объявил бы о себе, если бы вообще посмел войти. Человек этот быстро огляделся кругом, а потом достал длинный нож и полез в кусты прямо подо мной.
Я покачал головой. Все это скорее забавляло меня, чем злило. Можно было предположить, что я могу прийти сюда сегодня, но никто не мог подумать, что я появлюсь здесь раньше окончания службы в часовне.
Убийца рассчитывал застать меня врасплох. Но теперь преимущество было на моей стороне.
Я бесшумно отстегнул мантию – чтобы не мешалась. Потом достал свой нож, крепко сжал его в левой руке, подполз к краю выступа и спрыгнул прямо на спину незнакомцу.
Когда я прыгнул, он резко повернулся. Так что я задел лишь его плечо, и мы оба упали на землю. Я вскочил первым и ударил его в ногу ножом, но получилось не так глубоко, как я рассчитывал. Он оттолкнул меня, уперся коленом в предплечье, вырвал у меня нож и отбросил его далеко в сторону.
Он ударил меня по лицу так сильно, что я стукнулся головой о землю. Я медленно поднялся, и, когда он подскочил ко мне, что есть силы пнул его ногой. Он отлетел назад, ударился о высокую вазу, упал на землю и замер.
Я повернулся лицом к стене замка и потер щеку. То, что в этот момент я поднял руку, вероятно, спасло мне жизнь. Потому что второй нападающий, взявшийся неизвестно откуда, накинул мне на шею веревку. Он натянул ее, пытаясь задушить меня. Но я смог сдерживать веревку рукой, и это по крайней мере дало мне возможность дышать.
Я ударил незнакомца локтем в грудь. Он крякнул. Однако мне пришлось ударить его еще три раза, прежде чем он ослабил хватку. Тут я развернулся и вновь занес руку для удара.
Я развернулся и замер. В тот момент, когда я встретился с ним глазами, время остановилось.
Это был Роден. Сначала – мой бывший друг. Потом – враг. А теперь – человек, пытавшийся меня убить.
2
В последний раз я видел Родена несколько недель назад, но мне казалось, что прошли месяцы. Тогда он хотел убить меня, чтобы получить возможность взойти на трон. Но на этот раз у него были другие причины.
Когда-то мы вместе с ним попали к Бевину Коннеру, который взял нас и еще двоих мальчиков, Тобиаса и Латамера, из картийских сиротских приютов, чтобы выдать одного из нас за Джерона – пропавшего принца Картии. Родители Джерона хотели отправить его в закрытую школу, где его обучили бы хорошим манерам, но он сбежал с корабля в порту Баймара, после чего на корабль напали пираты, намеревавшиеся убить наследника. Никто – ни Коннер, ни Роден, ни остальные – даже не подозревали, что я и был настоящим Джероном. Роден так и не узнал этого до сих пор. Он знал лишь, что я – беспризорник по кличке Сейдж, не более достойный трона, чем он сам.
Хорошо, что Коннер не попытался выдать за принца Джерона его, потому что за короткое время он настолько изменился, что утратил всякое сходство со мной. Темные волосы Родена выгорели, кожа обветрилась. Он казался старше и вел себя как взрослый. Когда я видел его в последний раз, Роден был вне себя, но это было ничто в сравнении с его теперешним состоянием. Сейчас это был не просто гнев.
Отбросив веревку, Роден поднялся на ноги и достал меч. Он держал его так, будто это была часть его руки, будто он так и родился с этим оружием в руках. Мой нож лежал где-то позади него, незаметный в тени. Преимущество было явно не на моей стороне.
– Встань, Сейдж, и повернись ко мне.
– Меня не так зовут, – сказал я. И пока вставать я не собирался.
– Я был с тобой в Фартенвуде. Тебе незачем врать мне о том, кто ты есть на самом деле.
Именно это я и имел в виду, как он мог бы догадаться. Как можно спокойнее я проговорил:
– Опусти меч, и я все объясню.
Я видел, где лежит мой нож, но не смог бы дотянуться до него раньше, чем Роден взмахнет мечом. Так что пока было правильно продолжить начатый разговор.
– Я здесь не ради твоих объяснений, – прорычал он.
Он держал меч наготове, но я, несмотря на это, медленно встал, вытянув руки перед собой.
– Значит, ты пришел убить меня?
– Твоя афера окончена. Пора всем узнать, кто на самом деле главный.
Я фыркнул.
– Ты?
Он покачал головой.
– Я теперь с важными людьми. Они послали меня за тобой. Я бы убил тебя прямо здесь, но у короля пиратов есть к тебе одно дело.
Хотя я и оценил неожиданную отсрочку моего убийства, почему-то новость о предстоящей встрече с королем пиратов меня не обрадовала. Усмехнувшись, я спросил:
– Так значит, ты ушел к пиратам? Я думал, что тебя могут принять только в дамский клуб. В тот, где вяжут на спицах.
– Пираты с радостью приняли меня, и однажды я стану их главарем. Они убили Джерона, а когда придет время, я убью тебя.
– Ты хочешь сказать, они не смогли убить меня. Ты связался с неудачниками. Если я ушел от них четыре года назад, почему ты думаешь, что я снова этого не сделаю?
Его лицо будто окаменело.
– Я должен передать тебе наши требования. И полагаю, ты их выполнишь.
Я скорее подчинился бы требованиям чистильщика выгребных ям, но мне было любопытно.
– Так чего же вы хотите? – спросил я.
– Я пробуду в море десять дней. Когда мы придем в порт, ты будешь в Изеле и сдашься мне. Если ты это сделаешь, мы не тронем Картию. Но если откажешься, мы уничтожим и Картию, и тебя.
Сами по себе пираты, конечно, сильны, но Картия, несомненно, сильнее. Поэтому его угроза означала, что у них есть союзник. Мысли мои немедленно обратились к королю Варгану. Может быть, он здесь не для того, чтобы проверить меня. Едва ли это совпадение, что на меня напали сразу после того, как Варган переступил ворота замка.
– Я бы предпочел третий вариант, – сказал я Родену.
– Какой?
– Я дам пиратам девять дней, чтобы сдаться. Но если успеют за восемь, я буду к ним милостив.
Он рассмеялся, будто это была шутка.
– И в одеянии короля ты остался все тем же глупым оборванцем. Есть еще одно требование. Пираты хотят, чтобы ты отдал им Бевина Коннера.
Я снова фыркнул.
– Чтобы он тоже к ним присоединился?
Роден покачал головой.
– Я знаю лишь, что кто-то хочет его смерти. Надеюсь, ты не станешь против этого возражать?
Конечно, стану. Коннер не был моим другом: он уничтожил мою семью, из-за него пираты пытались меня убить четыре года назад. То недолгое время, что я провел в его поместье, он был груб со мной, однако я не собирался отдавать его Родену, как не собирался сдаваться сам.
– Смерть Коннера ничем не поможет пиратам, – сказал я. – Они просто хотят отомстить и ему, и мне.
– Ну и что, если так? Твоя жизнь кончена, Сейдж. Смирись с судьбой, прояви немного благородства и спаси свою страну. Или попробуй защищаться, и увидишь, как мы уничтожим все вокруг. Мы сожжем твои деревни, сравняем с землей города и убьем всех, кто встанет на твою защиту. – Он подошел ближе. – А если попробуешь спрятаться, мы возьмем тех, кого ты любишь, и накажем их за твою глупость. Я точно знаю, чьей смерти ты боишься больше всего.
– Может быть, твоей? – сказал я. – Почему бы тебе прямо сейчас не наказать себя самого?
Роден бросился на меня. Я попытался выхватить у него меч, но он, крепко сжав рукоятку, меня ударил. Лезвие вонзилось мне в руку, я вскрикнул и отпустил его. Позади нас раздались голоса стражников. Наконец-то. Неужели мой крик разбудил их. Самое время было понять, что я в беде.
Где-то рядом с нами лежал мой нож, но Роден продолжал наступать, заставляя меня пятиться назад. Сделав еще шаг, я споткнулся и полетел в фонтан. Он подошел к бортику фонтана с явным намерением атаковать, но тут стражники пришли мне на помощь. Без тени страха на лице он начал сражаться с тем, кто шел первым. Мне оставалось лишь смотреть и удивляться, как за последнее время Роден преуспел во владении мечом. Он рубил их так, будто это были не люди, а хлопья снега.
Я выскочил из фонтана и бросился за мечом одного из тех, кто был им повержен. В то же самое время Роден ранил другого. Тот упал ничком, повалив меня на землю и придавив мне ноги.
Роден ногой оттолкнул меч, за которым я тянулся. А потом, приставив острие меча к моему горлу, сказал:
– Решай. У тебя есть десять дней, чтобы сдаться. Или мы уничтожим Картию.
Я уже собирался ответить ему отменным ругательством, когда он поднял меч и обрушил удар мне на голову.
3
Когда я пришел в себя, Роден и его сообщник уже скрылись. У меня так болели голова и раненая рука, что это было, пожалуй, хорошо, что они ушли. Как бы то ни было, последние слова Родена, казалось, висели в воздухе. Я подумал, что мне очень повезло, что он не осуществил свою самую страшную угрозу и не убил меня, пока я лежал без сознания.
Весь мокрый, с окровавленной рукой, я поплелся во внутренний двор, где ко мне подбежали новые стражники. Я выбрал одного из них и велел отдать мне свой плащ, что он и сделал. Они говорили что-то о том, что мне нужен врач, но я велел привести его в сад, чтобы осмотреть раненых. Потом я приказал страже уладить все без лишнего шума, по крайней мере – до окончания службы.
Сжимая рукой рану, я медленно поплелся к часовне, где продолжалась похоронная церемония. Надо было мне сначала пойти на отпевание, а не в сад. На меня бы в любом случае напали, но я, по крайней мере, отдал бы дань уважения своей семье. Они это заслужили.
Мне очень не хватало семьи, когда я остался один в приюте, но здесь, в замке, их отсутствие не давало мне покоя, преследовало на каждом шагу. Мне страстно захотелось войти внутрь, в часовню, где бы я мог как следует помолиться за них. Но в таком виде я просто не смел туда пойти. Согнувшись под маленьким окном часовни, мне оставалось лишь слушать и надеяться, что, где бы ни были сейчас родители и брат, они простили меня.
Изнутри до меня донесся голос Джота Кервина, моего обер-камергера. Он был советником моего отца, до него – советником моего деда. А может, еще раньше – еще более дальних предков. Мне казалось, что Кервин был всегда. Он говорил о моем брате, Дариусе, и я едва узнал его по описанию. Дариус был на четыре года старше меня, и ему было столько же, сколько мне сейчас, когда я в последний раз видел его. А теперь, говорил Кервин, королем Картии стал младший из сыновей Экберта. Как будто кому-то надо было напоминать об этом.
Потом предоставили слово каждому из регентов. Те, кто воспользовался этой возможностью, предсказуемо преувеличенно восхваляли мою семью. У некоторых хватило наглости говорить о политике. Так, мастер Термаут, наверное, самый старший из моих регентов, сказал:
– А теперь наш король Джерон, и он, конечно, будет соблюдать все торговые соглашения, заключенные его отцом.
Или госпожа Орлен, друг Сантиаса Вельдерграта, не скрывая насмешки в голосе, проговорила:
– Долгой жизни королю Джерону. Если он будет править нами так же хорошо, как он нас развлекает, Картию ждет поистине большое будущее.
Даже несмотря на свое состояние, после этих слов я чуть не ворвался в часовню. На языке у меня вертелись несколько весьма нелюбезных фраз, которые развлекли бы двор на пару недель.
– Джерон?
Я обернулся, не зная, как отреагировать на этот возглас, и увидел идущую ко мне Имоджен. Она робко подошла ко мне, очевидно, смущенная тем, что я здесь, а не внутри.
Имоджен была служанкой в поместье Коннера Фартенвуде и там однажды спасла мне жизнь. Когда я стал королем, одним из первых своих приказов я вознаградил свою спасительницу, даровав ей титул. Интересно, что новый статус ничуть не изменил девушку. Конечно, она стала лучше одеваться, а ее темные волосы теперь всегда были распущены, а не убраны в чепец горничной, но все же она осталась ко всем такой же доброжелательной, как и раньше, независимо от их положения в обществе.
Глаза Имоджен были устремлены к темному небу.