Пол Стюарт,
Крис Риддел
Воздушные пираты
Предисловие
Великий город учёных Санктафракс пребывал в тревоге с тех пор, как внезапно и тяжело заболел Высочайший Академик Линиус Паллитакс.
Теперь академики только об этом и говорили. Ходили слухи, что Линиус Паллитакс сделал нечто, чего делать было никак нельзя, — будто бы он взломал двери Древней Лаборатории, запечатанной ещё землеведами, собрал некие секретные, совершенно запретные сведения и безрассудно попытался создать новую жизнь.
Конечно, никаких доказательств, подтверждающих это, найдено не было, но пересуды сделали своё дело, и с каждым днём жители Санктафракса всё уверенней заявляли, что Линиус Паллитакс заболел не случайно. Кроме того, всех мучил вопрос: что понадобилось Высочайшему Академику на крыше в ночь, когда сгорел дотла Дворец Теней?
Но были двое, кто особенно переживали болезнь Высочайшего Академика. Это его дочь Марис, любящая отца до беспамятства. Она боялась даже предположить, что будет, если отец покинет свет. Другой — Квинт Верджиникс, сын знаменитого воздушного пирата Шакала Ветров и ученик Линиуса Паллитакса.
По рекомендации Высочайшего Академика Квинт должен был получить место в Рыцарской Академии, но, лишившись своего покровителя, юноше оставалось только покинуть Санктафракс и присоединиться к воздушным пиратам.
Быть пиратом, бесспорно, почётно. В детстве Квинт не раз представлял себя на капитанском мостике, бороздящим вместе с отцом просторы Края наперекор ветрам и грозам. Путешествуя между Дремучими Лесами и шумным Нижним Городом, они уже успели преодолеть плечом к плечу множество опасностей, перевозя в трюмах «Укротителя Вихрей» незаконный и ценный груз.
Но здесь, в Санктафраксе, в должности ученика Высочайшего Академика Квинт успел выучить столько нового и он знал, что это только начало. Он всем сердцем желал поступить в Рыцарскую Академию и когда-нибудь, если будет на то воля Небес, полететь вслед за бурей в Сумеречные Леса на поиски грозофракса.
Здесь следует напомнить, что судьба Санктафракса целиком и полностью зависит от грозофраксов — ярких кристаллов, возникающих в отдалённых уголках Сумеречных Лесов от ударов молнии Великой Бури. Вес грозофракса настолько велик, что помогает сохранить равновесие парящего в небесах города. Со времён первого Рыцаря-Академика дерзкая миссия по поиску новых кристаллов стала мечтой каждого Рыцаря-Академика.
Но сейчас, когда жизнь Линиуса Паллитакса висела на волоске, будущее представлялось Квинту туманным. Всё, что он мог, — это надеяться и молиться о выздоровлении Высочайшего Академика ради Марис, ради себя, ради всего Санктафракса. Но глаза Линиуса тускнели день ото дня, дыхание становилось все тяжелее, и надеяться было всё трудней и трудней.
Дремучие Леса, Каменные Сады, Река Края, Нижний Город и Санктафракс — названия на географической карте.
И за каждым из них стоит множество историй — историй, записанных на древних свитках, историй, которые переходят из уст в уста, от поколения к поколению, историй, которые рассказываются и по сей день.
Одну из таких историй мы и хотим вам поведать.
Часть первая. Нижние палаты
Глава первая. Школа тени и светотени
Академик в неряшливой, заляпанной красками голубой мантии повернул свободной рукой кривошипный механизм. В тот же миг колёса заскрипели и запищали, как рассерженные летучие крысы, распахнулось окно, и в затемнённую комнату заглянуло солнце. Академик опустил кисть и, прищурившись, склонил голову набок, бледно-жёлтые глаза уставились на юношу.
— Чуть левее, пожалуйста, мастер Квинт, — произнёс он своим мягким, вкрадчивым голосом. — Выйдите на свет. Вот так…
Квинт послушно выполнил просьбу художника. Первые утренние лучи упали на лицо юноши, защекотали нос, щёки и уши. Солнечные блики заплясали на старых, потёртых доспехах.
— Чудесно, мой молодой господин, — удовлетворённо прошептал академик и, окунув в белую краску кисточку из шерсти ежеобраза, нанёс несколько мазков на прикреплённую к мольберту картину. — Добавим немного света, получится просто волшебно. Только не двигайтесь!
Квинт старался не шевелиться, но это давалось ему нелегко. Комнатка была маленькая, душная, а запах краски, масла и лака щипал глаза и вызывал тошноту. Ржавые, тесные доспехи давили ему на шею, а левая нога совсем онемела, кроме того, Квинту не терпелось увидеть законченный портрет.
— Рассветные лучи, — хихикнул академик.
— Только они способны во всей красе показать объект. — Бледно-желтые глаза пригвоздили юношу. — А вы, мой милый господин, объект непростой.
Он снова хихикнул, а Квинт почувствовал, как вспыхнули щёки.
— Да-да, не кто-нибудь, а протеже самого Высочайшего Академика Санктафракса. — Художник отвернулся и лихорадочно завозил кисточкой по палитре. — Вы счастливчик, мастер Квинт. Шутка ли, получить место в самой престижной академии, не то что мы, воспитанники младших школ. Интересно… — В голосе академика появилась неприкрытая зависть. — Интересно, чем вы заслужили такую милость?
Взгляд бледно-желтых глаз снова остановился на юноше.
Какие же всё-таки тусклые у академика глаза, зрачки и белки почти одного цвета. «Такими их сделала кропотливая работа у мольберта», — вздрогнув, подумал Квинт. Гимнасты из Нижнего Города к старости страдают от боли в суставах, у кожевников из Дремучих Лесов по прошествии лет перестают смываться с рук кровавые пятна, глаза художников Санктафракса теряют цвет от едких испарений. А Феруль Глит пишет портреты уже не один год.
— Я был учеником Высочайшего Академика. — Квинт опустил глаза и снова покраснел, вспомнив алые языки ужасного пожара.
— Стойте смирно! — рявкнул Глит, раздражённо водя кисточкой по холсту. — Ну, конечно. — Он вдруг хитро улыбнулся. — Вы подумали о пожаре во Дворце Теней, я прав? Странное, жуткое происшествие! А как здоровье Высочайшего Академика? Надеюсь, ему стало лучше.
Бледно-желтые глаза впились в Квинта.
— Пока всё без изменений, — тихо ответил юноша, но сердце сжалось, когда он вспомнил об учителе, лежащем в тёмной спальне Школы Дымки.
Линиус Паллитакс чуть не погиб при пожаре. Возможно, ему лучше было тогда умереть, чем лежать в постели, глядя в никуда, не узнавая никого, Даже верного слугу Твизла, даже Квинта, даже единственную дочь Марис, дежурившую у его изголовья днями и ночами.
Какое-то время Феруль Глит работал молча.
— Значит, без изменений, — вымолвил он наконец. — Не слишком утешительные новости. Вы, конечно, не хотите, чтобы с Высочайшим Академиком что-то случилось, мой молодой господин. В вашем-то положении.
— В каком положении? — спросил Квинт, стараясь не шевелиться.
— Ну, вы же, если я не ошибаюсь, протеже Линиуса Паллитакса? Без его поддержки вам никогда не стать Рыцарем-Академиком. Это ясно, как день! — Феруль покачал головой. — Только рождённый и воспитанный в Санктафраксе может удостоиться такой чести. Простым смертным остаётся довольствоваться школами попроще.
Художник вытер кисточку тряпкой и развернул мольберт.
— Вот, — провозгласил он.
Квинт увидел перед собой миниатюру, изображающую молодого синеглазого и улыбчивого Рыцаря-Академика в сияющих новеньких доспехах. Феруль Глит из Школы Цвета и Светотени написал прекрасный портрет. Юноша поёжился.
— Что-то не так? — спросил Феруль.
— Нет-нет, — прошептал Квинт.
Он не собирался рассказывать желтоглазому академику о нахлынувших воспоминаниях о своём первом портрете.
Он тогда был ещё ребёнком четырёх, может быть, пяти лет, младшим из шести братьев. Его отец, Шакал Ветров, заказал художнику написать настенную фреску с изображением всей семьи. Какие счастливые это были времена. Они больше никогда не повторятся. Через год после того, как фреска была закончена, лживый квартирмейстер отца поджёг особняк. Мать Квинта и пять братьев погибли в огне вместе с фреской.
— Но в портрете есть одна ошибка, — быстро добавил Квинт.
— В самом деле? — Глит удивлённо вскинул брови.
Квинт указал на свои потёртые ржавые доспехи и перевёл взгляд на миниатюру.
— Завидные латы вы написали, блестящие, как начищенное серебро, тогда как на самом деле. — Он умолк, опустив глаза на старые кирасы.
Глит рассмеялся, обнажив острые, как иголки, зубы.
— Ваша правда, мастер Квинт, — кивнул он. — Эти доспехи видели лучшие времена. Я просто заглянул вперёд. Когда вы станете Рыцарем-Академиком, придётся много и упорно трудиться, чтобы заслужить честь носить амуницию, изображённую на этом портрете. Амуницию, достойную того, кто отправится на поиски грозофракса. Вот для чего каждый Рыцарь-Академик носит с собой портрет — чтобы помнить о великой цели.
Квинт молча кивнул и потянулся за портретом.
— Не так быстро! — отрезал Феруль Глит. — Я ещё не написал фон. Академия вашего покровителя — Школа Дымки. Чтобы запечатлеть её башни, нужно выйти на балкон, да поскорей, пока солнце не взошло слишком высоко. — Художник стал складывать краски и кисти в ящик из лафового дерева. — Вы пойдёте со мной?
— Конечно, — ответил Квинт и протёр глаза. — С радостью глотну свежего воздуха.
Миновав громоздкий мольберт, Квинт стал карабкаться по винтовой лестнице вслед за академиком, который нёс в одной руке ящик, в другой — незаконченный портрет.
Выйдя на балкон, юноша прислонился к перилам и глубоко вдохнул. Утро выдалось морозное и ясное, в небе плавали густые облака, золотой солнечный свет лился на башни Санктафракса.
Слева и справа поднимались башенки и минареты сотен младших школ. В одном конце огромного Виадука стоял величавый Большой Зал, его купол и колокольня ярко сияли в солнечных лучах; в другом конце Виадука, возвышаясь над всеми строениями Санктафракса, тянулась к небу Обсерватория Лофтуса, прямо за ней безошибочно угадывались две башни-близнеца аналитиков Дымки.
Квинт не сводил с них глаз. Два огромных погодных шара раскачивались на ветру, издавая тихую, чарующую музыку зыбкой и утончённой гармонии.
Мелодия Санктафракса пуще великолепных зданий волновала сердце Квинта. И сейчас, стоя на балконе высокой башни Школы Цвета и Светотени, он не уставал дивиться этой музыке, идущей от дома к дому, каждый из которых вливал свой удивительный голос в сладкий хор Санктафракса. Старики говорили, что и слепой не может заблудиться в городе, уши всегда подскажут, где он сейчас. Квинт был в этом уверен.
Закрыв глаза, юноша прислушался к льющимся звукам. Он слышал визг цевочных колёс, скрип градовых весов, скрежет флюгеров, звон туманных колоколов. Из Академии Ветра плыли напевы ветра, так похожие на мелодию флейты, а из Башни Дождеведов доносилось звяканье многочисленных бутылок для сбора дождевой воды.
Но это были не единственные звуки, наполнявшие город. Пока Феруль Глит торопливо набрасывал на холсте контуры башен-близнецов, Квинт открыл глаза, перевесился через перила и услышал гомон множества голосов.
Внизу лежал виадук, обрамлённый многочисленными башнями. Каждая башня была неповторима — одна своей зубчатой формой напоминала замок, другая венчалась шпилем, третья была удивительно похожа на перечницу, четвёртая на дуршлаг. Квинт заметил высокую коническую башню, украшенную свисающими с крючков маленькими фонариками, башню, увешанную звонкими колокольчиками, башню с рифлёными колоннами — уменьшенную копию Школы Света и Тьмы. И возле каждой башни толпились ученики.
Большинство носили голубые мантии, верный признак того, что перед вами академики из младших школ. Рядом со Школой Цвета и Светотени располагалась Школа Преломления и Отражения, ученики которой начищали линзы на телескопах для старших академий. С другой стороны находилась Школа Зрительной и Ощутимой Фильтрации, здесь из тончайшего шёлка бережно ткались нежнейшие погодные инструменты.
Ученики из Школы Дымки, облачённые в красные пелерины с чёрно-белыми воротниками, о чем-то оживлённо спорили с учениками в голубых мантиях. Профессора из Института Снега и Льда в белых и серых одеждах надменно вышагивали по прогулочным дорожкам, а озорная группа учеников из Колледжа Облаков весело смеялась над какой-то шуткой.
— Ещё немного охры, — бормотал Глит.
В этот миг внимание Квинта привлёк человек, выскользнувший из дверей противоположной башни. Незнакомец осторожно огляделся по сторонам, но не додумался, что кто-то, например Квинт, может наблюдать за ним сверху. Спрятав в рукаве пузыре с алой жидкостью, он поспешил прочь. Квинт заметил, что незнакомец худощав и сутулит плечи, а зелёная мантия отделана мехом.
Последнее говорило о том, что перед ним помощник профессора из Академии Ветра.
Квинт ещё раз оглядел башню. Похоже, посетители здесь бывали нечасто. Ставни были плотно закрыты, черепица на крыше пооблетела, стены облупились. Что же это за школа? Возможно, ответ лежал в чучеле лисацапа, висящем над дверью, — хищной птице с пышным хвостом, массивным клювом и острыми когтями.
— Что там изучают? — спросил Квинт художника, указывая на башню.
Портретист покачал головой.
— Молодому господину из Рыцарской Академии не пристало интересоваться подобными школами и науками, которыми там занимаются, — Глит неприятно улыбнулся и показал на портрет.
На Заднем плане высились две грациозные башни-близнецы аналитиков Дымки.
— Когда краска высохнет, вы сможете приколоть миниатюру на рукоятку своего меча. У вас же есть меч?
— Конечно, — Квинт кивнул и указал на кривую пиратскую саблю, подаренную отцом.
Глит криво усмехнулся и презрительно посмотрел на сияющую сталь.
— Что ж, — фыркнул он. — Немногие Рыцари-Академики смогут похвастаться таким мечом.
Квинт помрачнел.
— Но раз уж вы протеже Высочайшего Академика, мне остаётся только…
Глит не успел договорить, воздух сотрясли скорбные удары колокола. Квинт резко обернулся: звуки летели с колокольни Большого Кафедрального Зала. И как ответ в воздух из Каменных Садов, подобно снежному бурану, взлетела стая белых воронов. Ворон становилось всё больше и больше, их мрачные крики заглушили звон колокола.
Побледнев, Квинт схватился за перила.
— Нет! — выкрикнул он. — Не может быть! Не сейчас, после всего, что.
Феруль Глит покачал головой, на его губах появилась злорадная улыбка.
— Звон колокола, белые вороны. Это может означать только одно. — Художник протянул Квинту портрет. — Ваш покровитель, Высочайший Академик, мёртв.
Глава вторая. Хор мертвых
Крох-гоблины и городские гномы, отвечающие за лифтовые корзины, трудились в поте лица, спуская большие делегации академиков с Восточной и Западной Пристани в Нижний Город. Все — старые и молодые, почтённые и неискушённые в науках, профессора, ученики и будущие академики из всех институтов, школ и колледжей Санктафракса — спешили принять участие в скорбной процессии.