Виталий Григорьевич Мелентьев
33 Марта
Глава первая
РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО
Звезды сверкали ослепительно ярко. Окруженные лучистыми венчиками, они казались близкими и теплыми; мороз крепчал, и в воздухе плавал густой колючий туман. Электрические фонари, фары автомобилей, окна домов тускнели и расплывались желтоватыми пятнами. Под ногами свирепо и раскатисто скрипел снег.
Искусно лавируя в путанице тропок, ученик шестого класса средней школы N 3 Вася Голубев то выходил на освещенное фонарем полукружие, то пропадал в тумане. Свернув в сторону, он перепрыгнул через торчащую из-под снега ограду палисадника, пригнулся, отодвинул в сторону доску забора и перевел дух — перед ним возвышалось четырехэтажное здание средней школы N 1. Вася с тоской посмотрел на такое знакомое, такое родное здание, покосился на пушистые маленькие кедры, которые посадил его пионерский отряд в прошлом году, и побежал вперед.
В теплом вестибюле школы раздался звонок, и почти сейчас же огромное здание наполнилось шумом и громом: в средней школе окончились занятия.
Вася пристроился в уголке около раздевалки, но здесь его заметила худая и вечно злая сторожиха тетя Поля. Она подозрительно посмотрела на Васю и спросила:
— Опять драться пришел?
Вася вытер нос и решил быть миролюбивым и добрым.
— А зачем мне нужно драться? — очень мягко спросил он.
— Этого я не знаю, — сказала тетя Поля и поджала губы. — Но только как ты здесь появляешься — так сейчас же драка.
— Ну уж «и сейчас же»!… — протянул польщенный Вася.
— Конечно! В прошлую субботу дрался, в том месяце дрался. Сейчас опять?
— А если они сами лезут?
— Они к тебе в школу не ходят.
— Какая вы странная, тетя Поля! — удивленно сказал Вася. — Вы хотели, чтобы и у нас в школе было такое же безобразие?
— Хорошенькое дело! — воскликнула возмущенная тетя Поля. — Если б ты сюда не ходил, никакого безобразия и не было бы.
Васе Голубеву совсем не нравился этот никчемный разговор, тем более что возле вешалки уже закипали страсти. Мальчишки, стремительно врезаясь в очередь, отталкивали девчонок. Кто-то взвизгивал, кто-то кого-то звал, и никто не стоял на месте. Один только Вася, как привязанный, должен был выслушивать тети Полины наставления. Ему следовало бы тоже врезаться в очередь и свести кое-какие давние счеты со своими бывшими товарищами, а теперь врагами из шестого «Б».
Но тетя Поля заметно повышала голос:
— Чего ты с ними дерешься? Чего вы не поделили?
Было много причин, по которым Вася не хотел ссориться с тетей Полей, и поэтому он как можно ласковее старался объяснить:
— А что они задаются? Почему так получилось: и для физического кабинета мы все модели делали, и «Умелые руки» все вместе организовывали, а когда нас перевели в новую школу, они всё себе оставили? Разве это правильно? Почему они нам ничего не отдали? Ведь половину класса перевели? Половину! Значит, должны были половину и отдать. А теперь еще и задаются: «В вашей третьей школе только слюнявчики вышивают!» Вы же, тетя Поля, сами знаете. Разве мы работали хуже, чем они? Разве не мы парты чинили? Разве не я пробки вставлял? Меня за что перевели? Говорили: «Вот у Голубева выдумки и фантазии много, он там работу «Умелых рук» наладит». А что получилось? Инструмент весь у себя оставили, материалов ни крошечки не дали. Это — по правилу? Да еще подзуживают: «Иголки с нитками купили? Вот и вышивайте атомные электростанции». А сами — построили? Даже модель лунохода и ту закончить не смогли! А еще задаются!
Тетя Поля поняла, что попала в затруднительное положение. Она пожевала тонкими губами и, подозрительно заглянув в глаза Васи, неуверенно сказала:
— Все равно драться не резон.
— «Не резон»! Пускай не задаются! Если вы хотите знать, наша школа еще загремит. Еще они к нам на экскурсию будут приходить!
Тетя Поля уже лет десять работала в 1-й школе. Она была уверена, что лучше этой школы нет не только в городе, но, наверно, и в области, и поэтому немного обиделась.
— «На экскурсию»! — передразнила она Васю. — Драчунами любоваться?
В это время совсем рядом завязалась хорошо известная всем школьникам краткая и выразительная беседа:
— Ты чего?
— А ты чего?
— Да я ничего, а вот ты чего?
— А чего ты лезешь? А то вот как дам…
— Был тут один такой смелый, да его в новую школу перевели.
Тетя Поля быстро обернулась. Ленька Шатров и Женька Маслов легонько подталкивали друг друга и приподнимались на цыпочки. Вася немедленно воспользовался изменением обстановки и, юркнув в сторону, точным, отлично отработанным двойным приемом — концом пальцев и ладонью — ударил в плечо Женьку и сбил его с ног. Женька Маслов — бывший Васин товарищ по кружку «Умелые руки», а теперь самый отъявленный враг, упал на проходивших школьников. Они оттолкнули его, и Женька, как мячик, стал переходить ив рук в руки.
Полюбовавшись этим зрелищем, Вася пропал в общей сутолоке и вскоре протиснулся к самой вешалке.
Смуглый, подтянутый, в очень опрятном форменном костюме подросток пригладил свои черные, зачесанные на пробор волосы, едва заметно улыбнулся и спросил у Васи:
— Пришел?
— Конечно. Слово — закон! — ответил Вася.
— Ладно, пошли, — тщательно застегивая все пуговицы на пальто, отозвался мальчик.
Они выбрались из толчеи и вышли на улицу. Морозный воздух сразу обжег лица. Ребята подняли воротники теплых пальто и зашагали по затянутым туманом улицам.
Вася первым нарушил молчание и мрачно сказал:
— Завтра или никогда. Понял, Саша?
— Понял.
— Пойдешь? — голос у Васи дрогнул.
Давний товарищ и сосед по квартире Саша Мыльников опять слегка усмехнулся и ответил:
— Я все-таки не совсем понимаю, для чего это нужно?
— Но ты друг?
— Понятно…
— Так неужели ты не понимаешь, что если мы найдем мамонтовый зуб, то к нам будут ходить на экскурсии со всех школ!
— А почему не в музей? — спросил Саша.
— Ну, видишь ли… Ведь с этого мы и начнем создавать свой музей. Школьного музея нет еще ни в одной школе.
— Это ценная мысль, — солидно сказал Саша.
— А ты как думал? — сдерживая гордость, ответил Вася.
— Но я не совсем верю в этот зуб… в то, что нам удастся найти его.
— Ты удивительный человек! — Вася забежал чуть вперед и повернулся к Саше. — Ты никому и ничему не хочешь верить. Ведь сколько раз и твой отец и мой говорили: на старых разрезах, где они выкопали два мамонтовых зуба, остался еще один. Им не хотелось вырубать его из вечной мерзлоты. А мы вырубим! Нам захочется!
— Ну, я понимаю… — Саша остановился. — Ты хочешь, чтобы твоя школа загремела. Но ведь моя школа уже гремит.
— Но ты друг? — остановился Вася, в упор глядя на Сашу.
— Понятно… — уже не так уверенно, как прежде, ответил Саша и задумался.
— Я тебе так скажу! Если мы найдем два мамонтовых зуба, один будет твой, — великодушно и в то же время очень дипломатично сказал Вася. — Так как? Пойдешь со мной?
Саша покосился на него и промолчал.
Конечно, Вася друг, но помогать ему доставать зуб и, значит, давать ему возможность обставить 1-ю школу — дело не простое. Хотя почему, собственно, там не может быть двух зубов? Ведь известно, что в ледяном панцире вечной мерзлоты, покрывающей огромные северные пространства Сибири, находили не только мамонтовы зубы. На столе у Сашиного отца лежит нож для разрезания бумаги, сделанный из мамонтовых клыков — бивней. Это подарок искусных чукотских косторезов. Почему же в старых разрезах, в которых геологи искали какой-то важный минерал, не может быть не только мамонтовых зубов, но и бивней? И Вася и Саша недаром сыновья геологов — они знают, что необыкновенная сибирская земля хранит в себе еще и не такие тайны.
— Ладно, — сказал Саша и решительно двинулся вперед. — Я пойду. Но с условием: если мы найдем что-нибудь, все пополам. Хорошо?
— А если будет только один зуб?
— Гм… Тогда так. В своем музее ты напишешь: «Найден совместно с пионером первой школы». Ладно?
Вася долго молчал. Выхода у него не было. До старых разрезов — километров десять. Идти туда одному страшновато. Да и с кем же идти, если не со старым товарищем? Вместе они переезжали из города в город, когда их отцов, работающих в одной геологоразведочной партии, переводили в новый район. Всегда учились в одной школе и сидели на одной парте. И не их вина, что им пришлось расстаться.
Когда построили новую школу и стали переводить в нее учеников из старой, Сашу оставили, а Васю Голубева перевели. Все, кто знал Васю, не очень удивлялись этому. Он с головой погружался во всякие общественные затеи, был душой совета дружины, отлично рисовал и вечно что-нибудь мастерил: то ультракоротковолновый приемник, то модель паровой машины, то электрическую мясорубку. Понятно, что времени для домашних заданий у него оставалось немного. Но даже и то время, которое все-таки оставалось у него, он использовал для занятий в секции юных боксеров, осваивания лыж, коньков и особых беговых санок, к которым он приспособил парус и они могли катиться по замерзшей реке, как лодка. Словом, преуспевая почти везде, Вася Голубев получал иногда не только тройки, но и, к своему величайшему удивлению, даже двойки. Как они прорывались в тетради, для него оставалось страшной тайной.
Саша Мыльников был человеком спокойным, уравновешенным и не очень спешил выполнять пионерские задания. Возиться со строительством моделей он не любил и собственных изобретений не имел. Но зато он любил спорт и стихи. Однако это не мешало домашним занятиям, и Саша был одним из лучших учеников класса.
Видимо, за все это Сашу очень уважала Васина мама, и с этим, к сожалению, приходилось считаться, потому что, когда Вася собирался уйти из дому в одиночку, это было одно, но когда он предупреждал, что уходит с Сашей, — совсем другое. В первом случае мама обязательно читала долгие и нудные наставления и иногда просто не отпускала. А во втором даже слова не говорила.
Понятно, что, если Саша не согласится с Васиным предложением, нечего и думать о походе за мамонтовым зубом: одного мама все равно не отпустит. Поэтому волей-неволей пришлось соглашаться.
— Хорошо! Напишем: «Найден совместно с пионером первой школы».
— Александром Мыльниковым?
— Александром Мыльниковым, — покорно согласился Вася, стараясь не очень сердиться.
— Ладно. Я пойду.
— Тогда так. Ты берешь топорик и спички. Я возьму лопату и немного керосину, чтобы разжечь костер и растопить мерзлоту. Нужно взять хлеба и консервов.
— Консервы я возьму, — решил Саша. — У нас есть. Когда собираемся?
— В восемь утра ты зайдешь за мной.
— Почему я — за тобой?
— Ну, видишь ли… мама…
— Ага, ну понятно. Значит, всё?
— Всё! И будь спокоен — мамонтов зуб у нас будет!
— Конечно, — почему-то не совсем уверенно сказал Саша.
Глава вторая
ПЕЧАЛЬНОЕ НАЧАЛО
Всякую маму надо знать. Свою маму Вася Голубев знал очень хорошо. Когда он сказал, что собирается на дальние разрезы, она возмутилась:
— Это что еще за глупости? Мороз под тридцать, вот-вот начнутся весенние метели, а он собрался в сопки! Никуда я тебя не пущу!
Вася вздохнул, отвел в сторону свои совершенно чистые, безгрешные глаза и сокрушенно сказал:
— Вот всегда так: одному нельзя. Договоришься с Сашкой — опять нельзя. Сиди дома, а все ребята уходят на лыжах.
Он повернулся и пошел к своей кровати, стараясь идти как можно расслабленнее, слегка подрагивая плечами. Могло даже показаться, что он плачет. Мама сейчас же спросила:
— Ты собираешься с Сашей Мыльниковым?
— Конечно!
Мама ушла, и Вася немедленно юркнул в кладовую. Здесь он нашел пустую бутылку, поднатужился и приподнял бидон. Подумав, он опустил бидон, сделал из бумаги воронку — такую, какую делали на уроках химии — и через нее налил керосин. Бутылку он поставил у двери. Потом открыл шкаф, вынул буханку хлеба, отрезал половину и, завернув в газету, тоже положил у двери под старым пальто. Только после этого он прошел за свой столик и раскрыл тетрадь и учебник. В эту минуту вошла мама.
— Ну хорошо, — сказала она уже поспокойней. — Я разрешаю тебе идти на лыжную прогулку, но ты должен сегодня же сделать все уроки и дать мне честное пионерское слово, что не будешь задерживаться.
Вася был совершенно спокоен — он знал, что иначе быть не может, и поэтому даже не очень обрадовался маминым словам.
— Ты же видишь — я уже учу, — даже как будто недовольно ответил он и добавил: — Честное пионерское, я не буду задерживаться.
Он выучил уроки, приготовил лыжи и рюкзак, проверил одежду: на шубе не хватало пуговицы. Очень хотелось спать, но Вася заставил себя пришить пуговицу: всякий уважающий себя спортсмен, а тем более путешественник обязан уметь все делать сам.
Папа всегда говорит: лучше сделать все дома, чем потом мучиться в дороге.
Заснул он гораздо позже обычного и утром едва поднялся. Спросонья пошел зачем-то в кабинет отца, потом вернулся и едва сообразил, что и как нужно надеть.
Вася умылся, и постепенно сон стал проходить. Он позавтракал, положил в рюкзак приготовленные матерью бутерброды, надел шубу. Едва часы пробили восемь, в дверь постучали, и в коридор вошел снаряженный в дальнюю экспедицию Саша Мыльников.
Опасаясь, как бы мама не передумала, Вася юркнул за дверь, но сейчас же вспомнил, что керосин и хлеб он забыл. Саша насмешливо выслушал товарища.
— Растеряха! Подожди.
Он спокойно вошел в коридор, взял из-под пальто бутылку и хлеб и вышел.
— Тоже мне, придумал — прятать хлеб рядом с керосином! Никогда как следует не подумаешь! Ты и по алгебре поэтому отстаешь — не умеешь мыслить.
На улицах еще горели фонари, но туман исчезал. На востоке небо уже тронул рассвет, и оно чуть-чуть зазеленело. Ветер обжигал морозом лица. По снегу прокатился язычок поземки.
Мальчики стали на лыжи и быстро, по уже проложенным лыжням, прошли еще пустынные улицы городка. Справа остались сияющие в темноте корпуса рудника и обогатительной фабрики. Слева холодным синеватым светом лучились скаты стеклянной крыши — огромной теплицы. К ней от фабрики тянулся теплопровод. Снег над ним вытаял, и темная земля курчавилась легким парком, кое-где виднелись темно-зеленые стрелки травы. Теплица освещалась лампами дневного света — под ними овощи вызревали быстрее.
В небе прошумел самолет, а рядом на шоссе, вдоль которого высились мачты высоковольтной передачи, метались снопы света — в тайгу шли машины.
За шоссе начался подъем, потом спуск — и снова подъем. Мальчики шли молча. Плечи побаливали — рюкзаки тяжелели. Лыжня пропала, и пришлось остановиться. Саша осмотрелся и сказал:
— По-моему, мы взяли левее.
— Почему ты так думаешь?
— Когда я ездил к папе, сопка была левее нас, а теперь она правее.
Они осмотрелись уже внимательней, и Вася предложил сориентироваться по Полярной звезде. Но ни ковшика Большой Медведицы, ни обычно яркой, голубоватой Полярной звезды не было. И тут только ребята заметили, что небо потемнело и стало низким, ветер налетал чаще и злее, вокруг как будто все помрачнело. На сердце стало тревожно. Вася поежился и согласился, что они действительно, кажется, взяли левее.
Мальчики свернули в сторону и вскоре начали новый подъем. Ветер трепал лыжников по-настоящему. По снегу неслась поземка, и седые космы ее то и дело пересекали лыжню. Ребята упрямо шли вперед, на ходу поправляя съезжающие рюкзаки.
Почти на самом перевале небо стало светлеть. Даль прояснилась, показались темная стена тайги и увалы сопок, у подножия которых геологи нашли зуб мамонта. К этим сопкам вело широкое и совершенно ровное плоскогорье. На нем не было ни бугорка, ни впадинки, как на простыне, которую тщательно выгладили огромным и тяжелым утюгом…