– "Я также оставляю моей внучке Пэтси Хобарт, – жужжал Вильямсон, – которая любит яркие блестящие безделушки, все мои драгоценности. – Вильямсон сделал паузу, перевернул страницу и продолжил чтение: – Дженнифер я оставляю одно пасхальное яйцо работы Фаберже. Она может выбрать то, которое ей особенно нравится".
Дженнифер. Имя словно обожгло Чарли. Элизабет назвала ее только по имени, как будто она не имела права носить фамилию Хобарт. Словно Дженнифер не была ее внучкой. Чарли взглянула на Дженни, которая продолжала смотреть в окно. Она, конечно, будет довольна подарком. Но в четырнадцать лет Дженни, несомненно, знала, что стоимость яйца Фаберже никак не сопоставима с бриллиантами, сапфирами и жемчугами, той горой драгоценностей, которую Элизабет оставила Пэтси, кузине Дженни и дочери Эллен.
Чарли следила, как Дженни отодвинула край тяжелых бархатных портьер, затем поправила толстый плетеный шнур, как если бы она была одна в комнате, как если бы не слыхала, что ее десятилетняя кузина только что унаследовала огромное состояние, а ей досталось всего одно яйцо Фаберже. Чарли хотелось, чтобы ее дочь рассмеялась, заплакала или закричала. Чтобы она что-то сделала. Что угодно. Но Дженни была равнодушной, спокойной и непоколебимой.
Вильямсон прочитал еще несколько несущественных пунктов. Чарли попыталась сложить руки, как Эллен, но ее ладони были влажными и холодными. Она почувствовала подступающую к горлу тошноту, и ей захотелось укрыться в своей комнате, задвинуть шторы, забраться в постель и больше никогда не появляться на людях. Чарли закрыла глаза и представила себе теплый уют кокона из простыни и одеяла. И еще она поняла, что ей нужна не постель, которую она делила с Питером, а та маленькая кровать с жестким старым матрасом в доме ее детства, который некогда, давным-давно, она так страстно желала покинуть. В том самом доме, который все эти годы она воспринимала как ненужное напоминание о ее подлинном наследстве. Слезинка появилась в углу глаза при мысли о том, как долго она не видела улыбки матери и не чувствовала объятия отца.
Адвокат громко защелкнул портфель, вернув Чарли к действительности. Она подняла голову и увидела, что Питер, Джон и Эллен уже встали со своих мест, а чудовищно разбогатевшие Пэтси и Даррин, извинившись, вприпрыжку покинули библиотеку. Чарли еле слышно попрощалась с Эллен и проводила взглядом всех выходящих из комнаты. Она продолжала сидеть, не в силах заставить себя подняться. Ноги налились свинцом и не двигались.
Когда Чарли наконец повернулась к окну, Дженни там уже не было.
Чарли продолжала сидеть на диване, стараясь собрать разбегавшиеся мысли и сосредоточиться. "На мою невестку я возлагаю заботу о моем сыне Питере... В случае развода Чарлин лишается всех прав..." Слова Элизабет эхом звучали в голове Чарлин. После стольких лет усилий, после всех стараний она так и не завоевала симпатии свекрови. Она не приблизилась к своей цели ни на шаг.
* * *
– Они все ушли, – донесся до нее голос Питера. – Ты даже не вышла их проводить.
Чарли вздохнула:
– Какая разница.
Питер сел в кожаное кресло напротив Чарли.
– Надо быть учтивой.
Чарли промолчала.
Он закинул ногу на ногу.
– Тебя огорчило завещание матери, так ведь?
– Считаю, у меня есть для этого все основания.
Питер сложил руки лодочкой.
– Знаешь что, – медленно произнес он, – тебе не следует расстраиваться из-за Фонда. Ты же знаешь, как она была близка с Эллен.
– А я была для нее что заноза в пальце.
– Эллен... Как бы это сказать... Эллен больше подстраивалась под мать.
– Но я куда больше подхожу для того, чтобы управлять Фондом. – Чарли почувствовала, как пустилось вскачь ее сердце. – Я умнее Эллен. И твоя мать это знала. Ради Бога, Питер, ведь у меня экономическое образование. А Эллен, она... – Чарли встала и начала быстро ходить по комнате. – Эллен имеет диплом по домоводству или по какой-то подобной ерунде.
– Но ей нельзя отказать в том, что она использует свое образование.
Чарли остановилась и резко обернулась.
– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
Питер, казалось, совсем врос в кресло.
– Господи, Чарли, не принимай это на свой счет. Я просто хотел пошутить.
Но его слова уже задели Чарли за живое и пробудили чувство вины. Она почти слышала невысказанное обвинение Элизабет: "Ты вышла за моего сына из-за денег, а твоя учеба в колледже была только уловкой, чтобы присоседиться к богатству Хобартов".
Чарли поправила заколку в волосах и попыталась прогнать призрак свекрови.
– Кроме того, – добавила она, – ты знаешь, что Эллен не единственная причина моего расстройства.
– Ты имеешь в виду развод? Тебя рассердило это упоминание?
Чарли не ответила. Она чувствовала себя слишком усталой, чтобы спорить с Питером, и не только усталой, но и опустошенной. И все же она знала, что Питер ждет от нее прежнего мужества, когда она как бы не замечала придирок Элизабет, стремления унизить ее или вселить неуверенность в своих силах. Питер ждал от нее этого, потому что она сама убедила его в своей стойкости. Так было проще для них обоих.
Чарли вернулась на свое место на диване. Питер считал, что она держит под контролем все в их жизни... Как это делала его мать. Неожиданная мысль мелькнула в голове у Чарли: а что, если Элизабет тоже притворялась? Может быть, Элизабет чувствовала себя такой же испуганной, слабой и неуверенной, как сама Чарли. Может быть, она вела себя так потому, что боялась потерять все заработанное ею с таким трудом.
Может быть, в конечном итоге Элизабет мало чем отличалась от Чарли.
Она почувствовала на себе взгляд Питера и подняла голову. Внезапно Чарли увидела перед собой не взрослого сильного мужчину, а маленького мальчика, только что лишившегося матери, которая успешно несла на себе бремя забот, маленького мальчика, которому нужна женщина, чтобы руководить его поступками.
– Как ты думаешь, а не продать ли нам этот дом? – спросила Чарли. – И купить другой, по нашему вкусу?
Питер рассмеялся:
– Что ты говоришь, Чарли, ведь это теперь и есть наш дом. Твой, мой и Дженни. Если мы отсюда уедем, деньги от продажи достанутся Фонду.
– Ты будешь хорошо зарабатывать как председатель правления.
Он вздрогнул и отвел взгляд. Чарли наблюдала, как Питер медленно осматривал комнату: камин, высокие, до самого потолка, книжные полки, большой старинный глобус – и наконец остановил взгляд на огромном письменном столе из вишневого дерева с замысловатыми бронзовыми ручками и покрытым кожей верхом.
– Это был стол отца, – сказал он задумчиво.
Чарли хотелось его утешить, и в то же время она чуть не застонала от сдерживаемого возмущения.
– Мне так и кажется, что он сидит сейчас за столом. Как бы отец ни был занят, он всегда находил время почитать мне вслух. И Джону тоже. Я не хочу отсюда уезжать.
Чарли охватило чувство безысходности.
– Мне ведь скоро сорок, Чарли. Мне сорок лет, и у меня нет родителей. Я сирота.
Чарли постаралась подавить возрастающее раздражение. Это она имела право рассчитывать на жалость. Это с ней, а не с ним плохо поступила Элизабет. С ней, а не с Питером.
– У тебя есть семья, Питер. У тебя есть я и Дженни.
И почему всегда получалось так, что именно он требовал внимания? Почему его нужды всегда оказывались на первом месте? Разве только он один имел право грустить или радоваться? Почему все мужчины такие эгоисты?
– Моя семья всегда жила здесь, – продолжал он. – В этом доме я родился. – Питер опустил голову. – Ты жалеешь о том, что вышла за меня замуж?
Чарли посмотрела вниз на ковер, затем подняла глаза на Питера. Она вспомнила годы, проведенные в колледже, полные надежд, горячих ожиданий и первой любви. Затем она вспомнила свою мать и ее бесконечную борьбу с нищетой. И еще она подумала о том, что ее жизнь могла бы сложиться куда хуже.
– Нет, Питер, я не жалею, что вышла за тебя замуж.
Она погладила бархат дивана и заметила, как сильно он вытерся. Наверное, пришло время сменить мебель в этой комнате, да и отремонтировать или переделать всю эту старую гробницу, покинутую своей владычицей. Возможно, ей следует жить как прежде, надеясь, что теперь, когда умерла Элизабет, жизнь улучшится.
Но тут Чарли вспомнила о Дженни, как она стояла у окна и смотрела во двор. О том, что на ней лежит обязанность устроить жизнь дочери наилучшим образом.
– Я не столько беспокоюсь о себе, сколько о Дженни, – сказала Чарли.
– Мама никогда не представляла, как много значит для нас Дженни. Особенно после... – Он откашлялся, так и не закончив фразу. – Но все-таки она оставила ей Фаберже.
– Небольшой пустячок.
Чарли и сама удивилась, сколько яда было в ее голосе.
– Трудно назвать пустячком предмет, стоящий несколько сотен тысяч долларов.
Чарли расхохоталась:
– Перестань, Питер. Одно только ожерелье твоей матери из бриллиантов и сапфиров стоит дороже любого такого яйца.
Она поднялась и подошла к окну, туда, где раньше стояла Дженни. Чарли попробовала погасить свой гнев.
– К тому же, – добавила она и махнула рукой, – дело совсем не в деньгах, а в том, что Элизабет так никогда и не приняла Дженни. Даже после своей смерти.
Питер подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи.
– Я уверен, мама учла, что Дженни будет моей наследницей. Все заработанные деньги в конце концов достанутся ей. Так же как и дом.
Чарли продолжала смотреть в окно. Дженни, опустив голову, медленным шагом пересекала лужайку; она направлялась к конюшне.
– Попробуй объяснить это четырнадцатилетнему подростку, когда бабушка только что ранила ее в самое сердце.
Питер убрал руки с ее плеч.
– Проклятие, Чарли! Ты ведешь себя как избалованный ребенок. И это после всего того, что мать для тебя сделала...
Он ударил ладонью по столу, и Чарли показалось, будто он дал ей пощечину.
– Боже мой, Чарли, прости меня. Это было глупое замечание.
Чарли крепко обхватила себя руками. Она смотрела на мужа и молчала.
– Я не знаю, как это у меня выскочило.
Наконец она взяла его за руку.
– Ты сказал это потому, что веришь в свои слова.
Питер покачал головой. В его глазах стояли слезы.
Чарли вспомнила их первую ночь здесь, в особняке. Тогда она тоже видела слезы в глазах Питера: его мать чуть их не выгнала. Вот почему Чарли так старалась, вот почему ходила на симфонические концерты, в музеи и на балет. Ей казалось, что таким образом она угодит Элизабет и заставит ее примириться с ней, а Питер поймет, как ему повезло, что он женился на ней. Прошло несколько лет, прежде чем Чарли поняла, что Элизабет считала это пустым времяпрепровождением, так как главным для нее был бизнес. И вместо того, чтобы сблизить их, усилия Чарли еще больше углубляли разделявшую их пропасть. Ирония заключалась в том, что задолго до того, как в ее жизнь вошел Питер, Чарли сама хотела заниматься бизнесом, но Элизабет посмеялась над ней. Чарли рассталась с мечтой о карьере, а постоянная занятость и бешеный ритм жизни стали для нее своего рода убежищем, способом убить время, поводом выбраться из особняка на волю, избавиться от пристальной опеки ревнительницы матриархата. Она надеялась, что когда-нибудь завоюет одобрение и уважение Элизабет, и не отступала от цели.
– Твоя мать не виновата, что была такой, – сказала Чарли и вытерла слезу со щеки мужа. – И я тоже. Все мы стараемся перебороть свою натуру. Это все, что мы можем сделать.
Питер закинул назад голову, словно не давая вылиться новым слезам.
– Не знаю, как бы я справился без ее поддержки.
Чарли почувствовала боль в сердце. Пятнадцать лет совместной жизни связывали ее с Питером. Интересно, любовь или ссоры упрочили их брачные узы?
– Ты справишься, Питер, – убежденно произнесла она. – А теперь пойду поищу Дженни. Вряд ли она понимает события так, как мы с тобой.
Питер остался стоять у окна, а Чарли, выходя из комнаты, мучилась вопросом, сумеет ли Питер или кто-либо другой из них справляться с делами без Элизабет Хобарт.
Резкий запах навоза и сена ударил в нос Чарли, когда она вошла в конюшню. Стараясь не дышать, она быстро прошла мимо стойл, заглядывая в каждое в поисках Дженни. Чарли знала, что девочка где-то здесь, с самого раннего возраста она лучше ладила с животными, чем с людьми.
У стойла с надписью "Колокольчик" Чарли остановилась. Дженни находилась внутри, сено прилипло к ее коричневому шелковому платью, а сама она прижалась нежной белой щекой к шее царственно прекрасного жеребца. Она что-то нашептывала ему, но Чарли не разбирала слов.
Отчего ее дочь стала такой мрачной и когда это случилось? Когда печальное темное облако закрыло для нее радостное сияние детства? И самое плохое, отчего Чарли так долго этого не замечала?
– Милая, у тебя все в порядке?
Шепот прекратился. Дженни отбросила назад длинные темные волосы и ниже склонила голову. Она принялась чистить лошадь.
– Я чувствую себя отлично, мама. Я просто решила почистить Колокольчика.
Чарли сделала шаг внутрь стойла.
– В шелковом платье?
Дженни продолжала чистить лошадь.
Чарли протянула к ней руку.
– Милая...
Ей пришлось остановиться, так как Дженни начала чистить другой бок лошади.
– Со всеми этими похоронными делами я совсем забросила лошадей, – сказала Дженни очень отчетливо и не глядя на Чарли.
– Но для этого у нас есть конюхи. Это их обязанность ухаживать за лошадьми.
Дженни молчала. Было слышно только мягкое равномерное движение скребницы.
– Я подумала, не расстроило ли тебя завещание бабушки, – заметила Чарли.
Дженни прекратила работу.
– Почему? Потому что Даррин получил коттедж в Хэмптоне? Я там почти не бывала, мама. Ты ведь помнишь, что летом я гощу у тети Тесс?
– Я имела в виду драгоценности. То, что она оставила их Пэтси.
– Кому нужны драгоценности? Тесс считает, что покупать драгоценности – это все равно, что выбрасывать деньги на ветер, поскольку они доставляют удовольствие не тебе, а тем, кто на тебя смотрит. – Она продолжала равномерные движения. – К тому же я получила яйцо. По крайней мере я сама могу им любоваться. Сама получать удовольствие.
Чарли не понимала, шутит Дженни или говорит серьезно. Неужели Тесс действительно так думает? Она представила свою давнюю подругу, всегда облаченную в длинные юбки и шали, с прямыми незавитыми волосами и чисто вымытым лицом без следов косметики. Да, это очень похоже на Тесс, именно так она и может сказать. В этом было что-то смешное, поскольку, не в пример Чарли, Тесс была достаточно богата, чтобы позволить себе любые драгоценности.
Лошадь фыркнула. Дженни опустила руку в карман шелкового платья ценой в четыреста долларов и вытащила оттуда яблоко. Она сунула его в рот жеребцу, прямо между его крупными зубами.
– Я могу сегодня выбрать себе яйцо? – спросила Дженни. – А могу я взять его с собой, чтобы показать Тесс?
Чарли представила себе, как чемодан Дженни бросают в багажное отделение рейсового автобуса.
– Пожалуй, это несколько опасно.
Дженни перешла в угол стойла и принялась ворошить подстилку.
– Я буду очень осторожна с ним, мама.
Чарли покачала головой:
– Нет, Дженни. Это слишком ценная вещь.
– Как все устроено по-идиотски. Эти яйца хранятся в горке в гостиной. Никто на них даже не взглянет. Никто от них не получает удовольствия.
Она стояла спиной к Чарли, продолжая работать.
– Нет, Дженни. Я была бы очень тебе благодарна, если бы ты сейчас вернулась в дом. Иначе ты окончательно испортишь платье.
Дженни снова непокорно отбросила назад волосы.
– Что мы будем делать вечером? Может, возьмем напрокат какой-нибудь фильм? Или еще что-нибудь?
Чарли на секунду закрыла глаза. Сколько она ни старалась, она никак не могла устроить жизнь Дженни так, чтобы та осталась довольна.
– Только не сегодня, – ответила она. – Вечером мы с отцом идем на коктейль.
Дженни промолчала, но Чарли заметила, что ее бледные щеки слегка покраснели.
– Это не просто коктейль, – продолжала Чарли, понимая, как неубедительно и надуманно звучат ее оправдания. – Это деловая встреча. Будут представители фирмы из Китая.
Дженни положила на место скребницу.
– Мне еще надо уложить чемодан, – сказала она. – Автобус отправляется в семь утра.
– Мы будем без тебя скучать.
– Понятно.
Дженни быстро вышла из стойла и направилась к дверям конюшни.
Чарли осталась в стойле. Лошадь толкала ее в бок. Она погладила жеребца по голове.
– Что же нам с ней делать, Колокольчик? – шепотом спросила она.
Чарли гладила шелковистую гриву и думала о том, как любовно и нежно Дженни заботится о лошади. И вдруг она поняла, что Дженни, совсем как яйцо Фаберже, которое она только что унаследовала, была не только прекрасной, но и очень хрупкой. Чарли задумалась над вопросом, согласится ли Дженни через пару лет поступить в Смитовский колледж. Если согласится, то Чарли запретит ей жить у Тесс. Потому что, нравится это дочери или нет, богемная жизнь, которую вела Тесс, совсем не соответствовала генам Дженни.
Чарли медленно вышла из конюшни. Она продолжала размышлять о Дженни. Потом подумала о Марине. И сделала вывод, что, возможно, некоторые вещи, которые она считала правильными много лет назад, на деле оказались большой и серьезной ошибкой.
Глава 2
Маленький колокольчик мелодично зазвонил над дверью, словно возвещая начало теплого летнего дня. Тесс вошла в магазин и вдохнула сильный запах пожелтевших старых книг и аромат жареных кофейных зерен, знакомый умиротворяющий запах привычных, милых сердцу вещей. Привычность была основой жизни Тесс, новизна ее пугала.
– Доброе утро, Делл! – крикнула она.
Из-за стенда с журналами, шаркая ногами, появилась невысокая полная женщина. Ее седые волосы были заплетены сзади в одну косу, длинная юбка в сборку еще больше полнила ее, клетчатая блузка без рукавов кое-где выбилась из-за корсажа юбки, а в целом Делл напоминала те мягкие незамысловатые тряпичные куклы, которых она коллекционировала. Если не считать седых волос и длинной косы, Тесс была почти точной копией Делл. Разница состояла лишь в том, что Делл было далеко за шестьдесят, она была без малого на три десятка лет старше Тесс. Тесс грустно подумала, что скоро кожа на ее лице тоже начнет обвисать.
– Доброе утро, Тесс, – отозвалась Делл, поправляя привалившуюся к кассе наряженную в ситцевое платье тряпичную куклу Аннабеллу Ли, красавицу с черными пуговицами вместо глаз и желтыми ленточками, изображавшими прическу. – Что-то ты рано сегодня.
– Сегодня не до работы. Дженни приезжает автобусом в одиннадцать тридцать.
Тесс уже давно чистила, убирала и проветривала дом, вычеркивая числа в календаре в ожидании приезда Дженни; летние каникулы Дженни были для Тесс самым счастливым временем года.
Делл смотрела на Тесс внимательными понимающими глазами.
– Буду рада снова с ней встретиться.