* * *
На вечеринке у Пустоваловых было неизменное "оливье", холодец и селедка под шубой, "лаконичные" тосты, от которых нещадно клонило в сон, хоровое всхлипывание под гитару и караоке, бесконечные перекуры на балконе, интервалы между которыми стремительно сокращались с каждой выпитой рюмкой, танцы до упаду и споры до хрипоты.
В какой-то момент вакханалию разбавила равнодушная фраза:
– Опять напился, как свинья.
Фразу произнесло холодное бездушное существо, которое по какой-то нелепой случайности уже семь лет кряду доводилось мне женой.
– Как конь. Иго-го! – я ухмыльнулся пьяной ухмылкой в ответ.
– Да пошел ты, – она отвернулась.
Я подхватил застольную песню и окинул рассеянным взглядом захмелевших собутыльников. Мои глаза встретились с глазами Семена. Раньше он был моим одноклассником, а теперь трудился в одной силовой конторе и, пользуясь служебным положением, помогал мне улаживать проблемы с другими силовыми конторами.
– Пойдем, покурим, – он кивнул в сторону двери.
– Пойдем, – согласился я.
* * *
Уединившись на лестничной площадке, где какой-то заботливый человек оставил на подоконнике консервную банку для окурков, мы закурили и отрешенно уставились на капли дождя, медленно сползающие по оконному стеклу.
– Этот твой Виктор Николаевич очень скользкий тип с темным прошлым, – сказал Семен. Его язык слегка заплетался.
– Жирная рыбина.
– Она самая, – кивнул Семен.
– Риск, в сложившихся обстоятельствах, неизбежен, – я осознал, что и мой язык начал немного подтормаживать.
– Не люблю это слово – "риск". От него пахнет мертвечиной.
– И я не люблю, но что делать? Конкуренты наступают на пятки, и чтобы от них оторваться, приходится наращивать объемы производства. Это требует дополнительных ресурсов не только в затратной части, но и… – я осекся, заметив смертельную тоску в его взгляде. – Ну, ты понимаешь.
– Понимаю, – его тусклые глаза говорили обратное.
– Я думал, ты порадуешься. Все-таки другие бабки и…
– Я порадовался, – сухо сказал он.
– Мне скоро опять понадобится твоя фазенда, – я решил сменить тему.
– Новый роман?
– Да, и на всю жизнь.
– А как же твое обещание покончить с порочным прошлым?
– Оно уже не актуально и, кроме того, горбатого могила исправит.
– Надеюсь, до этого не дойдет.
– Я тоже надеюсь.
Он тяжело вздохнул, видимо, представил мир без меня, и сказал, задумчиво глядя куда-то в сторону:
– Когда-нибудь у твоей жены кончится терпение, и она тебя выгонит.
– Ну, это вряд ли.
– Почему? – он грустно посмотрел мне в лицо.
– По двум причинам. Во-первых, потому что не любит, а во-вторых, потому что привыкла кормиться со стеклянной полочки в серванте, где, как на поле чудес, круглый год созревают денежные купюры.
– Странный ты человек. Живешь с нелюбимой женщиной. Изменяешь ей. Она тебя ловит. Ты каешься, а потом снова изменяешь. Зачем тебе это надо? Не проще ли развестись? – он выразительно уронил окурок в консервную банку.
Я скептически усмехнулся и поделился с ним мудростью из личной коллекции афоризмов:
– Между прочим, этот вопрос время от времени задают себе тридцать процентов мужиков в нашей стране, а остальные шестьдесят восемь процентов – геи, политики, импотенты и алкоголики.
– Звучит цинично. Постой, – он улыбнулся. – А где еще два процента?
– Витают в облаках.
– Летчики?
– Нет, святые.
Он задумался. Наверное, силился определить, к какой из перечисленных категорий относится он сам. Потом спросил:
– И как зовут твою новую пассию?
– Пока не знаю. Она не успела представиться. Получилось как в кино: спустился с небес под землю, увидел, расчувствовался, заговорил, но… двери захлопнулись, и я умчался в тесном вагоне воевать с темными силами, а она осталась горевать на платформе.
– Девушка без адреса?
– Что-то вроде того.
– Помощь нужна?
– Нет, спасибо. Я справлюсь.
– Ладно. Ключи от домика возьмешь у узбека (узбек – это сторож на его фазенде). Я его предупрежу. А теперь пойдем, опрокинем по рюмашке за твои успехи на всех фронтах, – он криво усмехнулся. – Так, значит, говоришь, святых всего два процента?
– А кто их считал?
* * *
Я увидел себя в подземном переходе, спешащим на утреннюю встречу с жирной рыбиной.
Там я наступил на откуда-то взявшуюся черную кошку, она злобно на меня покосилась и… вдруг встала на задние лапы, загораживая мне путь. Я хотел обойти животное, но кошка хищно открыла пасть, обнажив мелкие острые зубы. Затем она встала в боксерскую стойку. Я вгляделся и рассмотрел на её передних лапах боксерские перчатки. Это становилось интересным. Странно, что люди не обращали никакого внимания на кошку. Я огляделся по сторонам в поисках дрессировщика и увидел нищего. Он вальяжно сгибал и разгибал указательный палец, явно маня меня к себе.
Я подошел, и меня чуть не стошнило от запаха сивушного перегара. Повинуясь взгляду нищего, опустил глаза и увидел шляпу для подаяния у его ног, которую держала черная кошка. Она уже успела сменить боксерки на розовые перчатки, кажется, лайковые. Инстинкт самосохранения подсказал мне, что обморок – плохой для меня вариант, поэтому я достал червонец, нагнулся и опустил его в шляпу. Выпрямляясь, я почувствовал в ухе шепот нищего:
– Сколько время?
– Десять – десять утра… – я машинально посмотрел на наручные часы.
– Осталось десять минут. Иди к ней, – нищий махнул рукою в сторону эскалатора.
И я пошел к ней.
– Не забудь купить цветы!.. – гадливо засмеялся вслед нищий. Или не нищий, а кошка?..
* * *
…Я проснулся. Резко сел в кровати.
Потревоженная жена заворочалась и что-то проворчала во сне.
– Завтра я ее увижу! – вдруг наполнила меня уверенность и я ласково посмотрел на жену. – Спи, родная, – я улыбнулся. – И пусть тебе приснится твоя долбанная горбатая Настя… в холодной комнате, с картонной биркой на ноге.
* * *
Утром, отложив все дела, я наведался на "место первой встречи", и занял наблюдательный пост напротив эскалатора. Приобретенный в ближайшем ларьке букет чайных роз, притягивал магнитом любопытные взгляды прибывающих и убывающих граждан. Нетерпеливые часики тикали в голове, отсчитывая минуту за минутой, а кареглазая красавица никак не объявлялась. В 10.10 её все не было. А ещё через полчаса терпение мое иссякло, и я направился к выходу, размышляя по дороге, как поступить с букетом: выбросить в урну или преподнести жене.
На улице закурил и поежился от холода. Погода выдалась скверная. Дул сильный порывистый ветер, и с неба моросила какая-то мерзкая хлябь.
"Не срослось, – подумал я, криво усмехаясь. – А может оно и к лучшему. Вернусь домой, отосплюсь, посмотрю телевизор, полистаю журнальчики, выкину из головы эту брюнетку и вымолю у Бога другую. А почему именно брюнетку? Можно и блондинку. Блондинки тоже бывают очень даже ничего".
Я удрученно посмотрел на цветы, потом на круглую зеленую урну, из которой сочился тоненький дымок, тяжело вздохнул и пробормотал под нос: "Ну, давай, удиви меня, твою мать. Изобрази что-нибудь праздничное. Что-нибудь…". Произнося эти слова, я медленно перевел взгляд на припаркованный неподалеку джип, и… оцепенел от удивления. Сигарета едва не соскользнула с губ вместе с ругательством. Прислонившись спиной к джипу, моя таинственная незнакомка переминалась с ноги на ногу, и прятала раскрасневшееся лицо под поднятым воротником кожаной куртки.
– Ты меня совсем заморозил, Горемыка, – с наигранной строгостью сказала она. – Еще немного и я превращусь в сосульку.
* * *
Вручив красавице чудом уцелевший букет, я улыбнулся кислой улыбкой гостиничного швейцара и распахнул перед ней переднюю дверцу машины. Она надменно кивнула, легко опустилась на кожаное сидение и с наслаждением погрузила остренький носик в кремовую розу. Пристроившись рядом, я завел мотор, включил обогрев салона на полную мощность и пристально посмотрел ей в глаза, рассчитывая получить исчерпывающие разъяснения по поводу ее, мягко говоря, странного поступка. Старательно делая вид, что не замечает моего взгляда, она вдыхала запах цветов и блаженно щурилась, точно сытый кот на деревенской печке.
"Забавная штучка", – подумал я и сказал предельно ласково:
– Доброе утро.
– У тебя есть какая-нибудь классическая музыка? – спросила она.
– Ну, как же без нее? Стинг или Маккартни? – я пытался быть остроумным.
– Нет. Вивальди или Бах?
– Это еще один тест, типа как с колечком?
– Возможно.
– Значит, два – ноль в мою пользу. У меня есть сборник классической музыки в современной обработке.
– Хорошо, – чуть слышно сказала она, – тогда поставь Стинга или Маккартни, только не очень громко.
– Может быть, сначала познакомимся?
– Меня зовут Люба.
– А меня…
– Я уже знаю – Горемыка. – Она загадочно улыбнулась и добавила. – Ничья. А теперь давай махнем куда-нибудь, где тепло и нешумно.
И мы махнули.
* * *
В ресторанчике было немноголюдно. В теплом воздухе, густо пропитанном аппетитными запахами разнообразных блюд, отчетливо ощущался и тонкий аромат чайных роз, заботливо помещенных знакомым официантом в высокую стеклянную вазочку на нашем столике. Заказанная пища была не только съедобна, но и вкусна, а звучавшая музыка мелодична и ненавязчива. Что еще, спрашивается, нужно для того, чтобы приятно провести время двум романтически настроенным натурам?
– Дантист пациенту: "Откройте, пожалуйста, рот". Пациент открывает. Дантист через минуту: "У меня для вас две новости: плохая и хорошая. Вы только что проглотили мой пинцет, но зато для инвалидов у нас существует скидка – десять процентов", – я закончил пересказ анекдота от Кукушкиной и рассмеялся.
Люба улыбнулась. Было заметно, что анекдот ей понравился.
– Вся фишка в том, что его рассказал мне знакомый дантист, а потом воткнул свой отбойный молоток в зуб мудрости, – я прикоснулся указательным пальцем к щеке и болезненно поморщился.
– Бедненький, представляю, как ты страдал, – прощебетала Люба с притворным сочувствием в голосе.
– Да уж. Моя голова от страха тряслась сильнее, чем его руки с похмелья, а он только улыбался доброй улыбкой Мефистофеля. Здоровенный такой детина, с лохматой гривой до пупка.
– Маньяк какой-то.
– Точно – маньяк. Днем сверлит, а ночью рубит. Маньяк, каких мало. Я вас потом познакомлю.
– Не надо, – она рассмеялась.
"Кажется, клиент созрел", – мне показалось, что мосты уже наведены, и чтобы не терять времени даром, я решил форсировать события:
– Как ты смотришь на то, чтобы вырваться из московской толкотни и продолжить приятное общение на даче у моего приятеля?
– А где у нас дача? – настороженно поинтересовалась Люба.
– Недалеко – десять километров по Киевскому шоссе.
– А там?
– Шашлыки, партия в бильярд, кино на большом экране…
Недоверчиво глядя мне в глаза, Люба принялась загибать пальцы.
– Лучшее вино из хозяйского погребка у камина, танцы под хорошую музыку… – продолжал я.
– Под Стинга? – уточнила Люба, загибая очередной палец.
– Или под Маккартни…
Я слегка замялся. Откровенно говоря, после танцев намечалось самое главное, ради чего, собственно, и затевалось все это мероприятие, но как об этом сказать и стоит ли вообще говорить? Ведь не дура же она, в конце концов, – сама должна догадаться.
– Итак, танцы под Стинга, а дальше?
Кажется, она насмехалась надо мной.
– А дальше чистой воды импровизация, – я проиллюстрировал эти слова сальной ухмылкой.
– Нет, – Люба неодобрительно покачала головой, – импровизации оставим школьникам, студентам и… маньякам с гривами до пупка, а мы – деловые люди, должны заранее обговорить все детали предстоящей… командировки.
Мне стало не по себе.
– Может быть, после танцев почитаем Блока в беседке у костра? – невинно спросила Люба.
– С удовольствием послушаю Блока, – осторожно ответил я.
Люба улыбнулась с наигранной благодарностью, загнула шестой палец и, чуть помедлив, спросила:
– А как ты относишься к бардовским песням под гитару?
– Положительно. Только вместо гитары предпочитаю балалайку. Впрочем, гитара тоже подойдет, – я напускно вальяжно потянулся за мобильным телефоном. – Кого из бардов желаете лицезреть?
– Только Горемыку. Говорят, он круче всех.
Произнося эти слова, Люба изобразила из себя наивную девочку-поклонницу. И так это у нее получилось правдоподобно, что я не смог удержаться от смеха, а когда перестал смеяться, скорчил серьезную гримасу и сказал:
– Это правда. Горемыка круче всех, но он заламывает такую цену…
– Какую?
– Ну… – я задумался и сделал вид, будто что-то прикидываю в уме.
– Не так, – сказала Люба, – дай мне свои ладони.
Я протянул. Она медленно сложила их вместе и направила кончиками пальцев к потолку. Кажется, я понял, что она от меня захотела.
– Боже, пошли одному горемыке… – начал я и запнулся. Какой-то жуткий холодок пробежал по спине, точно предчувствие чего-то очень нехорошего.
– Кареглазую брюнетку, – подсказала Люба чувственным голосом.
От ее тона мне сделалось как-то не по себе. Я перестал воспринимать происходящее как шутку, и ощутил нечто похожее на суеверный страх.
"Сейчас что-то произойдет", – мелькнула мысль.
Произошло. На одну секунду румяное лицо Любы сделалось белее снега, а в широко раскрытых глазах появилось выражение смертельного ужаса. Будто проецируемая на холст кинопленка притормозила в том самом месте, где находился скрытый двадцать пятый кадр. Я вздрогнул от неожиданности, и… тут зазвонил один из моих мобильных.
– Странно, – задумчиво сказал я.
– Что странно? – спросила Люба.
– Этот номер знает только мой помощник, а он получил строгие указания звонить лишь в одном случае – если наступит конец света.
– Может быть, он уже наступил?
– Может быть, – я облизнул пересохшие губы, отвернулся и ответил на звонок: – Да, Денис.
– Это не Денис, а Виктор Николаевич, – прозвучал в трубке усталый старческий голос моей жирной рыбины. – Ты удивлен?
– Нет, а…
– Я прихватил за детородный орган твоего парня, и он раскололся, но не суть. Тут у меня возникли некоторые встречные предложения. Не смог бы ты подъехать прямо сейчас?
– Хорошо. Я буду примерно через час.
– Тогда до встречи.
В трубке послышались короткие гудки.
– Люба… – я начал, было, монолог "последнего негодяя", но она меня опередила.
– Что, шашлык отменяется?
– Да, и чтение Блока тоже.
Признаюсь, в ту минуту я чувствовал себя паршиво.
– Понимаю. – В голосе ее звучало искреннее сочувствие. – Бремя делового человека.
– Вроде того.
Я хотел извиниться и пообещать что-нибудь, но она прочитала мои мысли и избавила от лишних слов.
– Ничего. Все нормально. Вот мой сотовый, – она протянула сложенную салфетку.
"Успела нацарапать, пока я бухтел по телефону", – догадался я, и быстренько забив номер в память мобильника, машинально спрятал салфетку в карман пиджака.
Мы сухо попрощались, и я уехал.
* * *
На этот раз в "аквариуме" жирной рыбины, кроме нее самой и подручного, терлись хвостами еще и двое пескарей.
– Это мои менеджеры – Артур и Илья, – устало выдохнул Виктор Николаевич, небрежно кивая в их сторону. – Ты потолкуй с ними, Вадим, а я послушаю.
– Очень приятно, – я обменялся с пескарями рукопожатиями.
– Взаимно, – приветливо улыбнулся тот, которого звали Илья, и тут же пустился с места в карьер:
– Как мы поняли из вашего предложения, вы хотите влиться дочерней структурой в нашу компанию?
Он выразительно посмотрел мне в глаза, ожидая подтверждения.
– Не совсем так, – я почувствовал, как мурашки побежали по спине. – На данном этапе меня интересуют только партнерские отношения.
– Мы маленькие, но гордые, – вставил реплику подручный.
Он ухмылялся.
– Что-то вроде того, – ответил я, копируя его ухмылку.
– Поймите нас правильно, Вадим, – вклеился в разговор дипломатичный Артур. Он немного картавил: – Никто здесь не собирается вас ущемлять. Будем откровенны – если бы ваши собственные возможности не достигли, фигурально говоря, температуры кипения, вы бы никогда к нам не пришли. Не спорьте. Это факт. Слияние в ваших же интересах. Да, вы утратите весьма условную независимость, но приобретете взамен гораздо больше, и, прежде всего, уверенность в завтрашнем дне. Между прочим, мы давно уже задумываемся над тем, чтобы занять нишу, которую сейчас занимают небольшие предприятия вроде вашего, но все как-то руки не доходят. Теперь используя ваш богатый опыт и наши ресурсы…
Некоторое время я делал вид, что внимательно слушаю декларацию о намерениях, которым грош цена, а потом наплевал на нее и бездумно стал смотреть на окно, забрызганное дождиком. И мне увиделось –