* * *
Изначальным, исходным пунктом этого моего исследования было ощущение складки времени. Я видел ее проявления всюду: самые разные явления современности: социальные, экономические, политические, психологические, культурные – все находили для меня свое объяснение в этом загадочном словосочетании "складка времени". Как-то внутренне мне стало понятно, что наблюдаемые искажения, трансформации, стагнации связаны именно с феноменом времени, что дело не в культуре как таковой и не в политике самой по себе, не в психологии и не в экономике, а в том, что само время – изменившееся, впавшее не то в кому, не то в какой-то странный пароксизм – перестало насыщать эти сферы необходимой силой развития и, напротив, свертывает их, сжимает, выхолащивает.
Все больше осмысляя этот загадочный феномен и проецируя возникающее понимание на окружающую действительность, мне удалось зарекомендовать себя (впрочем, совершенно помимо моей воли) в качестве человека, способного с большой долей достоверности предсказывать будущее. Хотя в действительности никакими предсказаниями я не занимался вовсе, а лишь пытался максимально методологически четко описать феномен складки применительно к той или иной сфере. Но факт оставался фактом – понимание феномена "складки времени" дает весьма точное представление о том, к каким последствиям в самой этой складке приведет то или иное действие. Данное обстоятельство позволило и мне самому по-другому взглянуть на исследуемый феномен: если складка и в самом деле заставляет нас в некотором смысле ходить по кругу (что, собственно, и открывает нам широкое поле прогностических возможностей), то как из этого круга выйти? Решением этого вопроса я, собственно, и занялся…
Постепенно мне стало понятно, что, хотя мы и пребываем в настоящий момент всей нашей культурой (по крайней мере, той ее частью, что доступна моему наблюдению и пониманию) в состоянии "складки времени", в действительности феномен этот не является сугубо историческим, а напротив, вполне универсальный. То есть история, конечно, может создавать свои мегаскладки наподобие той, в которой мы сейчас оказались (и в которые вкатываются целыми цивилизациями), но возможны еще и частные, единичные, личные для каждого человека, его собственные "складки времени". Содержательно те и другие, конечно, сильно отличаются друг от друга, однако сущностно это явления одного порядка (просто драматически разных размеров). Собственно, поэтому я и сосредоточил свое внимание на сопоставлении двух этих процессов – складки цивилизационной и складки индивидуальной, пытаясь прояснить таким образом ее сущность и механизмы, а также найти пути выхода из ее замкнутости.
Впрочем, как я уже говорил, от понятия "складки времени", которое легло в основу моих первоначальных размышлений, меня уводили открывающиеся друг за другом вопросы и темы – попутно я столкнулся с феноменом времени как такового, с субъектностью времени, со структурой нашего мышления и отношений его с реальностью, а также с природой желания и логикой современной политэкономии (причем это далеко еще не полный список). Так что в какой-то момент мне нужно было уже волевым решением положить конец всему этому интеллектуальному безобразию и, отставив в сторону все "лишнее", попытаться прояснить собственно тот феномен, с которого я начал и который, как мне представляется, должен быть обязательно нами осмыслен самым серьезным образом. В конце концов, на дворе действительно цивилизационная мегаскладка времени – трудно считать безобидным подобное "развитие событий" и глупо не пытаться найти из этой ситуации выход.
Таким образом, эта книга лишь "одна из" в списке других книг, частью уже написанных, частью находящихся в работе, – "Способы думать", "Субъект и желание", "Другой и мышление", "Реальность как она есть" (впрочем, не могу гарантировать, что все они сохранят впоследствии свои "рабочие" названия). Надеюсь, впрочем, что каждая из них окажется вполне самоценной, как и та, что вы держите в руках.
Приятного чтения!
Введение
[теоретическая возможность "складки времени"]
Все мы живем в определенное время, и это время бывает разным – "время перемен", "время застоя", "военное время", "время кризиса", "время репрессий", "время роста и процветания" и прочее. На первый взгляд кажется, что речь идет просто о том или ином историческом времени (по крайней мере, мы легко можем представить себе соответствующие исторические события), однако не думаю, что данные "устойчивые выражения" могут принадлежать историкам-формалистам (в противном случае было бы достаточно называть соответствующие исторические периоды и не обобщать их таким образом). Очевидно, что, пользуясь этими языковыми маркерами, мы пытаемся сказать, что в это время (в то или другое) само наше существование становится иным, соответствующим этому времени, производным от него.
Нечто подобное мы имеем в виду, когда говорим, например, "да, сейчас такое время", "нет, сейчас совсем другое время", "а вот было время, когда…", "в иные времена". Здесь вполне определенно речь идет о некой специфике самой жизни, продиктованной временем, но не только его обстоятельствами, а еще и каким-то его особенным качеством. Или вот еще фигуры речи – "плохое время", "беззаботное время", "счастливое время", "никчемное время"… Предполагается вроде бы календарное время: когда непосредственно – год, месяц, день – мы были счастливы или, наоборот, удручены, ну или еще как-то. Но это только теоретически. По факту, используя эти обороты речи, мы говорим о другом – мы говорим о том, что в самом этом времени было что-то такое, что делало нас счастливыми или несчастными (или какими-то еще).
Иными словами, даже подразумевая определенное историческое или календарное время, мы говорим об этом времени (пытаемся сказать) что-то большее – что-то сверх и помимо формального указания на факт тех или иных политических, экономических или социально-психологических условий, мы пытаемся сказать о самом – специфическом – времени. Еще раз: мы говорим не просто о том, что обстоятельства нашего времени такие-то (война, застой, научно-технический прогресс и т. п.), и не просто о том, что нам было в этом времени как-то (весело, грустно, беззаботно), а что само наше переживание этого времени (его "атмосфера") чем-то отличается от других "времен", что мы сами другие в этом времени.
Возможно, что куда лучше нас это и такое время понимают китайцы, у которых в самом языке нет нашего, "западного" понятия времени, о чем самым замечательным образом пишет Франсуа Жюльен в своей книге "О "времени". Элементы философии "жить"": "Марсель Гране со свойственной ему проницательностью первым выдвинул предположение о том, что в Китае не было разработано понятие времени. […] Никто в Китае "не думал представлять время как монотонную длительность, состоящую из последовательности однородных моментов, соответственно равномерному движению". Китайцы, согласно удачной формуле Гране, предпочитали видеть во Времени совокупность эр, сезонов или эпох. […] Если мы решим обратиться только к тем понятиям, которые были характерны для самих китайцев, то они, похоже, мысленно связывали две вещи: момент – благоприятный случай, с одной стороны (понятие ши), и длительность с другой (понятие цю). Однако они не думали об объемлющей оболочке, которая была бы "временем". […]
Речь идет не о "времени", а о "благоприятном" времени, на латыни говорят: tempus сараге, "лови момент" – время, которого надо уметь не только "дождаться", но также и не упустить; оно вписывается в стратегическую, а никак не теоретическую логику, и именно по этой причине оно встречается в разговорной речи в смысле: (засечь подходящий) момент. […] Выражение, использованное в "Беседах и суждениях", предварительно сжато: ведь то, что мы переводим как "ждал благоприятного момента", выражено одним единственным термином ши, который обозначает "момент" ("сезон") и служит здесь глаголом. Ибо сам этот момент не нейтрален, не индифферентен, он остается качественно маркированным подобно сезону и поэтому является стратегическим. Момент является не простым сжатием "движения", как свидетельствует об этом его латинская этимология (moment выводится из movimentum, от лат. movere, "двигаться" – пер.), но внутренней меткой возможности, которую он приглашает нас постигнуть и которую надлежит использовать. Как таковой, он неотделим от ситуации, проникнутой некой естественной склонностью".
По каким-то причинам (надеюсь, в ходе дальнейшего изложения мы сможем понять, по каким именно) мы понимаем время не просто как показания часов, календарей или свидетельство учебников истории, но и как нечто самостоятельное, особенное, организующее наш мир и живущее нами и через нас. Однако, я сразу должен оговориться (не хочу быть понятым неправильно): при всем при этом я не готов рассматривать время ни в метафизическом аспекте, ни в аспекте некой мифической силы. Нет, я надеюсь обнаружить и конституировать этот феномен с предельно позитивистских позиций (что, впрочем, не означает, что мы будем говорить о "времени", как его понимают физики или психологи).
Складка времени как экспериментальная патология
Имплицитно осознавая наличие цивилизационного феномена, скрывающегося за понятием "время", им занимались историки и культурологи (в широком смысле этого слова), анализируя специфику различных исторических эпох, общественных формаций, разные уровни культурного развития и разные культуры (К. Маркс, О. Шпенглер, Ф. Фукуяма и др.). Психологи и социальные психологи (П. Фресс, Р. Левин, С. Гроф и др.) занимались изучением собственного "субъективного времени" (не в смысле субъектности, а в смысле индивидуального проживания и переживания времени) – известно, что человек, находящийся в том или ином психическом состоянии, например в мании или в депрессии, переживает время по-разному, опаздывающий – не так, как скучающий, а трезвый – не так, как в состоянии измененного сознания. Философы со своей стороны не раз пытались ухватить "за грудки" само время: описать его как феномен, имеющий собственное существование (св. Августин, Ф. Ницше, А. Бергсон, М. Хайдеггер, Ф. Жюльен и др.), тщетно преодолевая попытки его постоянного ускользания. А есть еще время физиков (А. Эйнштейн, С.Хоккинг, Р.Пенроуз), блистательные, ставшие почти классическими, работы Дж. Уитроу, Г. Рейхенбаха и А. Грюнбаума, время историков-методологов (Х.Уайт, Ф.Р. Анкерсмит), биологов, исследователей архетипов коллективного бессознательного (К. Юнг, Дж. Кэмпбелл, М. Эллиада) и т. д. и т. п.
Но суть, если оставить в стороне узкоспециальные подходы, как правило, неизменна: речь идет или о времени общества, или о времени индивида, или о времени как о некоем самостоятельном явлении. Время, таким образом, есть нечто, рождающееся где-то на стыке конкретного человека и социального, как такового. Другое дело, что провести здесь – между человеком и собственно социальным – некую границу крайне затруднительно, а главное сама такая попытка в очередной раз даст времени ускользнуть. В этом перманентном ускользании, как мне видится, и состоит главная трудность предпринимаемых исследований феномена времени.
В книге я пытаюсь рассмотреть не феномен времени как таковой, а феномен его складки – тот специфический эффект, который я, например, с удивлением наблюдаю в окружающей меня (равно как, думаю, и моего читателя) действительности: с одной стороны, мы все странным образом теряем прежнее ощущение перспективы – образ возможного будущего, ни собственного, ни общественного, не проступает, с другой – сама история, как наша, индивидуальная, так и общая (стран, культур, народов), перестает быть прежней, рассыпается, теряя свой когда-то стройный метанарративный облик; а мы сами, оказавшись в такой ситуации, как будто схлопываемся. Перед нами, таким образом, некая специфическая "патология" времени – его "складка", которая, возможно, и позволит разглядеть его – времени – истинные и сущностные черты (так, по крайней мере, в медицине именно патология часто позволяет понять то, что на самом деле происходит в норме).
Впрочем, "патология" эта дана нам лишь через наши собственные изменения, вызываемые этой "складкой"; и изменения не просто поведенческие (включая мышление, потребление и т. п.), а в самом нашем ощущении своего места в мире, которым данное поведение и определяется. Время складывается в складку не случайно и не само собой – вокруг нас меняется среда (информационная, социальная, экономическая, политическая), причем во многих вопросах сущностно, мы меняемся из-за этих изменений среды, и, меняясь (тоже сущностно?), меняем среду вокруг себя. Круг этот замкнутый, а темпы перемен в указанных средах – предельные (экспоненциальный рост объемов и доступность информации, многомерность глобализации и т. д.), что на фоне странного нашего субъектного схлопывания (замедления, рассеивания и сглаживания) не может не настораживать.
При этом если за феноменом "времени" мы действительно угадываем (и это непросто кажимость) нечто реальное и другое (нежели часы, календари и исторические нарративы), то упомянутая "патология" должна проявлять себя, во-первых, на разных уровнях социального (от самого простого – личностного – до самого сложного – общественного бытования в целом), во-вторых, в разных анклавах социального (в разных культурах и субкультурах, в различных системах мировоззрения, на разных территориях и т. д.), а в-третьих и наконец, в разные "исторические" времена, хотя и с разной содержательной спецификой и интенсивностью (под "историческим" здесь понимается в зависимости от уровня как индивидуальная, так и общественная история). Это именно те методологические принципы, которые определяют направленность дальнейшего повествования.
Складка, вообще говоря, понятие как раз геометрическое, пространственное. Именно в этом смысле им, например, активно пользуется Жиль Делёз, поясняя сущность монадной теории Лейбница, или рассказывая о "внутренней стороне мысли" Фуко, нагромождая образы – лабиринтов, этажей, бумажных сгибов, кожных складок и драпировок ткани, демонстрируя Бытие как игру видимого и скрытого, явленного и потаенного, приходящего и исчезающего. Как Складку.
А вот можно ли говорить о "складке" применительно ко времени? Думаю, если мы потолкуем с физиками-теоретиками, они ответят нам на этот вопрос положительно. У этих бравых парней, как известно, все может быть – и отрицательная масса, и отрицательная энергия, и, конечно, отрицательное время. А коли так, то почему бы ему – тому самому времени – не сложиться, пусть и забавы ради, в какую-нибудь складочку – туда-сюда-обратно? Вполне. В общем, пресловутая симультанность – единовременность, одновременность, синхронность и т. д. и т. п.
Впрочем, нас ведь интересует не физическая теория, нас интересует практика, причем не какая-нибудь, а ментальная, психологическая, сущностная, так сказать, Dasein (© M. Хайдеггер). Возможно ли, что мы с вами живем-живем и вдруг проваливаемся во времени, то есть вроде бы продолжаем жить, и то самое время как бы "течет" – тик-так, тик-так, но при этом больше не продвигается вперед, в будущее – как бы замирает, а мы идем-стоим на месте?.. Представьте, что я рисую горизонтальную линию времени на листе бумаги, она растет слева направо – из прошлого через настоящее в будущее. И вот моя линия (не обсуждаем сейчас причины и даже принципиальную возможность данного события), ныряет вниз, градусов эдак под 90, и где-то там, внизу, достигнув некоего условного "дна", разворачивается, теперь уже на 180 градусов, и поднимается обратно, "на поверхность", к прежнему уровню. Представили? Вот такая складка времени – когда время не останавливается, но и не продвигается вперед, то есть как бы идет, но стоя на месте.
Эксперимент этот, как мы хорошо с вами понимаем, сугубо мысленный (прямо как у тех самых бравых физиков), но у меня в личном опыте есть переживание, которое иначе как такой "складкой времени" (пусть пока и гипотетической) не назовешь.
Исходное ощущение
Дело было – время мое сложилось – в 1989–1991 годах, когда я, по существу совершенно домашний ребенок, оказался в стенах прославленного, не побоюсь этого слова, Нахимовского военно-морского училища (в просторечье – Нахимовское училище, "нахимония", "питания", "система" и проч.). И тут все важно – и "домашний", и "ребенок", и "военное училище". Мне, наверное, не следует сейчас углубляться в щемящие душу подробности этой моей личной истории, скажу только, что та пара лет стала настоящим испытанием для моей неокрепшей тогда еще психики. Хотя, поскольку я всегда мечтал стать военным врачом ("потомственным", "как дедушка-генерал"), ничего по существу экстраординарного в самом факте моего поступлении в НВМУ не было. Но одно дело – представлять себе, как ты будешь (когда-нибудь) военным врачом (да еще каким!), и совсем другое – пройти весь этот путь от начала и до конца. А поначалу, как не трудно догадаться (если задуматься), эта "школа жизни, школа капитанов" не имеет ничего общего с самоуверенно-добродушным доктором в крахмально-белом халате, с многозначительно выглядывающими из-под него генеральскими лампасами. В общем, было непросто.
Я никогда толком не вел дневник – может, и делал когда-то какую-то запись в блокноте, но системно не приходилось или не складывалось. Но в памяти сохранилась одна в некотором смысле виртуальная дневниковая "запись" – нечто, что болезненно и нервно крутилось в моей голове все те два года, пока я был нахимовцем (то есть, мой 9-й и 10-й классы). Я навязчиво думал о том, смогу ли я когда-нибудь кому-нибудь объяснить, если вдруг меня спросят (странная идея, конечно), что это такое 24 часа своей жизни шесть (а то и семь) дней в неделю на протяжении двух лет, без пауз и перерывов, без смены лиц и декораций, провести в компании 27-ми человек? Одних и тех же 27-ми человек… Непросто, весьма. Кто не испытывал чего-то подобного, поверьте на слово. Думал, впрочем, так – опять же, риторически. Но ответа у меня на этот вопрос не было, не придумывался.
А ведь все, по существу, совершенно примитивная вещь… Команда: "Ро-о-ота, подъе-е-ем!" Ты просыпаешься – в кубрике, где вместе с тобой продирают глаза еще 27 твоих товарищей, стремительно одеваешься – вы одеваетесь – выскакиваешь на "утреннюю зарядку", бежишь кругами по набережной Невы: "Раз! Раз! Раз-два-три! Держать строй!". Возвращаешься в расположение, хватаешь мыльно-рыльные, моешься – вместе с ними же, 27 человек. Тут же, в тесном коридоре, построение – проверка 27-ми почищенных блях, такого же количества поглаженных гюйсов, подстриженных затылков, поддетых кальсон, подшитых воротничков и так далее, по сезону.