Содержание:
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ 1
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ 1
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ 3
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ 4
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 5
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ 6
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ 7
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ 7
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ 7
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ 8
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ 9
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ 10
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ 12
Примечания 19
Ромен Роллан
Дантон
Моему отцу
Дантон , 35 лет. - Гаргантюа в шекспировском вкусе, жизнерадостный и могучий. Голова, как у дога, голос, как у быка. Лоб покатый, открытый, глаза светло-голубые, взгляд вызывающий, нос короткий, широкий, верхняя губа изуродована шрамом, нижняя челюсть тяжелая, грубая. Атлет-сангвиник.
Робеспьер , 36 лет. - Среднего роста, хрупкого сложения. Волосы темно-русые. Глаза темно-зеленые, большие, близорукие, устремленные в одну точку. Огромные очки, сдвинутые на лоб. Нос прямой, слегка вздернутый. Бледен. Губы тонкие, с презрительной складкой, в которой есть что-то тревожащее и вместе с тем обаятельное.
Камилл Демулен , 34 лет. - Карие чуть косящие глаза, длинные черные волосы. Лицо бледное, желчное, неправильное, расширяющееся кверху. Взгляд живой, своенравный, чарующий, беспокойный; быстрые переходы от приветливой улыбки к презрительной гримасе. Чрезвычайно женственен, то смеется, то плачет, а иногда и одновременно. Изображать его заикание не следует. Но вообще в его речи, движениях, во всем его облике есть что-то неустойчивое и противоречивое.
Сен-Жюст , 27 лет. - Длинные белокурые напудренные волосы, голубые глаза. Продолговатое лицо с удлиненным подбородком. По внешнему виду напоминает молодого англичанина-аристократа; это человек спокойный, хладнокровный, с непреклонной волей. Внутри неостывающий жар фанатической веры.
Эро де Сешель , 34 лет. - Красивый, изящно одетый мужчина. По своим манерам и складу ума это последний представитель старого порядка в Конвенте. Сочетает в себе иронию с добросердечием. Очень спокоен, с огромным самообладанием.
Билло-Варенн , 38 лет. - Высокого роста, с широким бледным лицом. Рыжеволос. Широкоплеч. Мрачен, весь поглощен своими навязчивыми идеями, еле держится на ногах от усталости, взгляд чаще всего блуждающий; по временам приливы бешеной злобы.
Вадье , 58 лет. - "Гасконский Вольтер". Высокий костлявый старик с крючковатым носом, острым подбородком, густыми бровями, большим ртом, тонкими поджатыми губами; лицо пожелтевшее. "Согнувшись пополам, приподняв седую голову, он тихо смеялся сухим и скрипучим, еле слышным смехом".
Филиппо , 38 лет. - Худощав; выражение лица холодное и суровое. Большие черные глаза. Длинный нос. Волосы редкие и прилизанные. Вид неистового аскета.
Фабр д'Эглантин , 39 лет.
Генерал Вестерман , 43 лет.
Фукье-Тенвиль , общественный обвинитель.
Эрман , председатель Революционного трибунала.
Генерал Анрио .
Люсиль Демулен , 22 лет. - Белокурая, миниатюрная, черноглазая, с вьющимися волосами. "Шаловлива, как бесенок, выпускает когти, как котенок".
Элеонора Дюпле , 25 лет. - Высокая, со спокойным выражением лица, с классически правильными чертами. Сквозь внешнюю холодность порою проглядывает пламенная душа. "Корнелия Копо".
Госпожа Дюпле , 59 лет.
Народ .
Париж, март - апрель 1794.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
У Камилла Демулена.
Гостиная в причудливом вкусе: смешение всех стилей. По стенам игривого содержания картинки в духе XVIII века. На камине бюст древнего философа. На столе макет Бастилии. В углу детская колыбелька. Окно открыто. Пасмурное, печальное небо. Идет дождь. Камилл и Люсиль с младенцем на руках смотрят в окно. Филиппо прохаживается по комнате и время от времени поглядывает в окно. Эро де Сешель сидит в кресле подле камина и наблюдает за своими друзьями. С улицы доносится радостный шум толпы.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Люсиль, Камилл, Эро, Филиппо.
Люсиль (высовываясь в окно) . Вот они, вот они! Проезжают в конце улицы!
Камилл (кричит) . Счастливого пути, Папаша Дюшен! Не забудь свои жаровни!
Эро (мягко) . Камилл, дорогой мой, не показывайся.
Камилл . Погляди-ка на бывших наших друзей, Эро! Вон клубный генерал Ронсен, вон Венсен, который все покушался на твою голову, Филиппо, вон Эбер, бахвал, которому не давала покоя моя голова, вон пруссак Клотс, прекрасный Анахарсис!.. Последний путь юного Анахарсиса!.. Бедное человечество: оно лишается лучшего своего оратора! Гильотине будет сегодня работа. Урожай обильный!
Люсиль (своему ребенку) . Посмотри, Гораций, посмотри на этих негодяев. А вон гарцует генерал Анрио, размахивая огромной саблей. Видишь, детка?
Филиппо . Уж очень он старается. Его бы тоже надо на телегу.
Камилл . Точно праздник, народ ликует.
На улице кто-то играет на кларнете разудалую песенку. Толпа громко хохочет.
Это что такое?
Люсиль . Маленький горбун идет за телегой и играет на кларнете!
Камилл . Забавно!
Оба смеются.
Отчего ты не подойдешь к окну, Эро? Неужели тебе не любопытно? Ты печален. О чем ты думаешь?
Шум постепенно удаляется.
Эро . Я думаю о том, Камилл, что Анахарсису тридцать восемь лет, Эберу тридцать пять, оба в твоих годах, Филиппо, а Венсену двадцать семь, он на шесть лет моложе нас с тобой, Демулен.
Камилл . Это верно. (Внезапно нахмурившись, отходит от окна на середину комнаты, подпирает подбородок рукой и на мгновение остается неподвижен.)
Люсиль (у окна) . Дождь идет! Вот досада!
Камилл (недовольным тоном) . Не стой у окна, Люсиль, холодно. Отойди.
Люсиль (закрывает окно и с ребенком на руках отходит на середину комнаты, напевая) .
Дождик идет,
И скоро вечер...
Домой, пастушка,
Гони овечек.
Камилл . Люсиль, Люсиль, злая ты женщина, как ты можешь петь эту песню? Когда я ее слышу, я всякий раз думаю, что тот, кто ее сочинил, томится сейчас в заключении.
Люсиль . Фабр? Да, правда! Бедный наш Эглантин! Они посадили его в Люксембургскую тюрьму совсем больного. Ну, ничего, выйдет!
Эро . Pur troppo!
Люсиль . Что он сказал? Конечно, какую-нибудь гадость?
Филиппо Он сказал не гадкую, а печальную вещь и притом совершенно верную.
Люсиль . Перестаньте каркать! Фабр будет освобожден. Неужели мы не сумеем его выручить?
Эро . Сам Дантон не мог его спасти.
Люсиль . Дантон - это другое дело! А уж если Камилл возьмется за перо и выложит все, что у него на сердце, вот увидите - двери тюрем распахнутся сами собой и поглотят...
Эро . Кого?..
Люсиль . Тиранов.
Эро . О легкомысленная пастушка, как плохо стережешь ты своих барашков!.. "Домой, пастушка!.." Вдумайся в смысл этой песенки.
Входит служанка, берет у Люсили ребенка и уносит его. Люсиль говорит с ней шепотом, уходит, возвращается; в продолжение этой сцены она все время в движении. Она занята разными домашними делами и между прочим принимает участие в общем разговоре.
Камилл . Люсиль права: надо бороться. Революцию совершили мы, и нам надлежит руководить ею. Мой голос еще не утратил власти над толпой. Стоило мне заговорить - и бешеные отправлены на гильотину. Никогда еще мы не были так сильны, будем же добиваться новых успехов: взять Люксембургскую тюрьму не труднее, чем Бастилию. Мы сокрушили девятисотлетнюю монархию, так неужели же мы не справимся с комитетом мерзавцев, которые пришли к власти благодаря нам и которые смеют злоупотреблять ею, чтобы погубить Конвент и Францию?
Филиппо (в волнении ходит взад и вперед) . Подлецы! Если бы они только убивали! Но нет! Они припутали Фабра к лихоимству и хищениям в Ост-Индской компании; они сочинили всю эту небылицу, всю эту историю с евреями и немецкими банкирами, которые будто бы через посредство нашего друга подкупили Национальное собрание. Они сами знают, что лгут, но им мало убить своего противника - они прежде постараются облить его грязью.
Эро . У нас добродетельные враги: тебе не просто рубят голову, а во имя высших принципов, - по крайней мере утешение.
Камилл . Франция ненавидит Тартюфа. Выпорем ханжу и отколотим дона Базиля.
Филиппо Я исполнил свой долг - пусть каждый исполняет свой! Я вывел на чистую воду воров из Западной армии, из Сомюрского штаба. Я вцепился в горло этим прохвостам, и я не выпущу добычу, разве что голова у меня свалится с плеч. Я смотрю на вещи трезво: я отдаю себе отчет, что значит напасть на генерала Росиньоля и его прихвостней. Комитет пока меня не трогает - с одною лишь целью: чтобы потом вернее меня погубить. Какое гнусное обвинение собираются они взвалить на меня! При одной мысли об этом меня бросает в жар и в холод. Пусть гильотинируют, если желают, но пусть не порочат моей чести!
Эро . Я отношусь ко всему этому спокойнее, чем ты, Филиппо. Я заранее знаю, каким предлогом они воспользуются, чтобы меня уничтожить. Я имею несчастье придерживаться того мнения, что можно быть врагом европейских правительств и вместе с тем не испытывать ненависти ко всем не французам. За границей у меня были друзья; я не считал своим долгом от них отрекаться в угоду этому одержимому Билло-Варенну и другим таким же невменяемым, как и он. Ко мне ворвались, взломали мои ящики, похитили у меня несколько писем совершенно частного характера - этого довольно: отныне я один из участников пресловутого заговора, существующего на золото Питта и имеющего своею целью восстановление королевской власти.
Камилл . Ты в этом уверен?
Эро . Совершенно уверен, Камилл. Моя голова уже не держится на плечах.
Камилл . В таком случае скройся.
Эро . Во всем мире нет такого уголка, где бы мог укрыться республиканец. Короли его преследуют, Республика его изничтожает.
Камилл . Вы оба пали духом. Все-таки нас знает вся Франция.
Эро . И Лафайета знала вся Франция, и Петиона, и Ролана. Даже Капет когда-то пользовался популярностью. Тот, кого сейчас провезли, неделю назад был народным кумиром. Кто может похвалиться любовью этих дикарей? На мгновение вдруг как будто появится в их тусклых глазах отблеск самостоятельной мысли. Раз в жизни чья душа не сливалась с душою толпы? Но это слияние не может быть долгим; стремиться продлить его бессмысленно. Мозг народа - это морская пучина, населенная чудищами и всякими ужасами.
Камилл . Вот оно, великое слово! Мы надуваем щеки, прежде чем выговорить слово "народ", и мы произносим его с комическою важностью, чтобы заставить Европу поверить в некую таинственную силу, орудиями которой мы являемся. Знаю я этот народ - он для меня поработал. Осел в басне говорит: "Я два вьюка не потащу" - и не догадывается, что мог бы не тащить ни одного. Мы немало потрудились, чтобы заставить людей совершить Революцию, - они совершили ее скрепя сердце. Инженерами и механиками этого прекрасного движения были мы; без нас они бы и не пошевелились. Они не стремились к Республике - это я повел их к ней. Я внушил им, что они хотят быть свободными, - внушил для того, чтобы они полюбили Свободу как дело своих рук. Так испокон веков управляют слабыми. Убедишь их, что они хотят чего-то такого, о чем они и не помышляли, и вот они уже, как львы, бросаются в бой.
Эро . Осторожней, Камилл: ты - дитя, ты играешь с огнем. Ты воображаешь, что народ пошел за тобой потому, что вы стремились к единой цели. Сейчас уже он ушел от тебя далеко вперед. Не пытайся остановить его: у пса не вырывают кости, когда он ее гложет.
Камилл . Надо ему бросить другую. Да что, в самом деле, разве народ не прислушивается к моему "Старому кордельеру"? Разве его голос не доходит до самых дальних уголков страны?
Люсиль . Если б вы знали, какой успех имел последний номер! Камиллу пишут отовсюду письма, - слезы, поцелуи, объяснения в любви... Будь я ревнива... Его умоляют писать еще, умоляют спасти отечество.
Эро . А многие ли из этих его друзей помогут ему, когда на него нападут?
Камилл . Я не нуждаюсь ни в ком. Ко мне, моя чернильница! Праща Давида (показывает на перо) уже сокрушила крикуна, поминутно оравшего: "На гильотину! На гильотину!" - короля буянов и головорезов. Это я разбил трубку папаши Дюшена, эту знаменитую трубку, которой, подобно трубе иерихонской, достаточно было выпустить три клуба дыма вокруг чьей-нибудь репутации, как эта репутация рушилась сама собой! Не откуда-нибудь, а отсюда вылетел камень, поразивший в лоб Голиафа, наглого труса. Я натравил на него толпу. Ты видел рядом с телегой жаровни Папаши Дюшена? Эту мысль подал я. Моя затея имела бешеный успех. Что ты на меня так смотришь?
Эро . Мелькнула мысль.
Камилл . Какая?
Эро . Ты когда-нибудь думал о смерти?
Камилл . О смерти? Нет, нет, я этого не люблю. Фу, это дурно пахнет!
Эро . Ты никогда не думал о том, как тяжело умирать?
Люсиль . Какой ужас! Нашли о чем говорить!
Эро . Ты добрый, милый, прелестный ребенок, и вместе с тем ты жесток, жесток, тоже как ребенок.
Камилл (взволнован) . Ты в самом деле думаешь, что я жесток?
Люсиль . Вот у него уже и слезы на глазах!
Камилл (взволнован) . Ты прав: этот человек страдал. Предсмертный холодный пот, сердце сжимается от страха в ожидании конца... это должно быть мучительно! Как бы ни был он ничтожен, страдал он не меньше любого честного человека, а может быть, даже больше. Несчастный Эбер!
Люсиль (обвивая руками шею Камилла) . Бедный мой Буль-Буль! Стоит ли горевать о негодяе, который хотел отрубить тебе голову?
Камилл (запальчиво) . А зачем ко мне тогда приставать с такой мерзостью? S? quis atra dente me petiverit, inultus ut flebo puer!
Люсиль (к Эро) . А вы еще осмеливаетесь утверждать, что мой Камилл жесток!
Эро . Разумеется, осмеливаюсь. Ох, уж этот мне милый мальчик! Из всех нас он, пожалуй, самый жестокий.
Камилл . Не говори так, Эро, в конце концов я тебе поверю.
Люсиль (к Эро, грозя ему пальцем) . Скажите, что это неправда, а то я вам глаза выцарапаю.
Эро . Ну, хорошо, неправда: самый жестокий человек - это вы.
Люсиль . Ну что ж! Ничего не имею против.
Камилл . Твои слова, Эро, меня очень расстроили. Это верно, я причинял людям много страданий, и все же я человек не злой. После моих прокурорских речей кого-нибудь непременно вздергивали на фонарь. Меня подстрекает какое-то бесовское мальчишество. Из-за меня жирондисты гниют в полях, которые поливает этот ледяной дождь. Из-за моего "Разоблаченного Бриссо" срубили головы тридцати юношам, прекрасным, благородным. Они любили жизнь так же, как я, они появились на свет ради того, чтобы жить, чтобы наслаждаться счастьем так же, как я. У каждого из них была своя ласковая, милая Люсиль. О Люсиль, бежим, бежим от этой смертоубийственной борьбы, которая может обернуться и против нас! Что, если и нас тоже - тебя, нашего маленького Горация?.. Ах, как бы я хотел снова стать никому не известным человеком! Где то убежище, то подземелье, в котором я со своей женой, ребенком и книгами мог бы укрыться от посторонних взоров? О ubi campi...
Филиппо Ты попал в самый водоворот, тебе уже не выбраться.
Эро . Нет, отпусти Камилла, эта война не для него.
Филиппо Он сам только что сказал: нужно исполнять свой долг.
Эро (указывая на Камилла, который прижался к Люсили) . Посмотри, не кажется ли тебе, что долг нашего Камилла в том и состоит, чтобы быть счастливым?
Камилл . Это правда, у меня какое-то особое призвание к счастью. Есть люди, созданные для того, чтобы страдать. Мне страдания отвратительны, не хочу я их!
Люсиль . А я не помешала твоему призванию?
Камилл . Веста моя, волчонок мой милый, моя маленькая Ларидон ... Ты очень виновата передо мной! Благодаря тебе я слишком счастлив.
Люсиль . Негодник! Он еще жалуется!
Камилл . Понимаешь, из-за этого я утратил всякую волю, всякую веру.
Люсиль . Каким же образом?
Камилл . Прежде я верил в бессмертие души. При виде человеческого горя я говорил себе: мир был бы устроен слишком нелепо, если бы добродетель не вознаграждалась где-то еще. Но теперь я счастлив, счастлив вполне, - вот я и боюсь, что уж получил свою награду на земле. И мой довод в пользу бессмертия не представляется мне больше убедительным.
Эро . Постарайся обойтись без него.
Камилл . Как это просто - быть счастливым! И как мало людей владеет этим искусством!