Главный час ее пришёл – ель перчаткой белой
Свой сверкающий камзол трогает несмело…
От тепла ее знобит, жар свечей морочит -
Но колючий ствол прибит к крестовине прочно!
И она дрожит в тисках, сглатывая слезы…
Бал ее воспет в стихах, но закончен в прозе!
Вновь обогнут солнца шар… Время быстро мчится!
Уж опять в передней пар ёлочный клубится!
Иглы наледь серебрит… Шорох веток жёстких…
Крепко-накрепко прибит ствол к распялке плоской…
Но за смехом, суетой, звоном поздравлений
Крестный дар ее святой снова не оценен!
…Дом затих. И убран стол. По паркету – тени…
Пред страдалицей на пол встану на колени…
Как дыхание ее чисто и таёжно!
– Не казнись, – звездой качнёт, колыхнётся: – Можно…
Звезда. Рождественский вальс
Святая полночь на дворе
Блестит иконой в серебре,
А в черни – звёзды!..
О них ты просишь рассказать,
И все не хочешь засыпать -
Уж поздно!..
Ну что ж… Прислушайся, дружок!
Дудит Вселенная в рожок:
Ликуйте, люди!..
А если голову поднять,
Звезду на небе отыскать
Несложно будет!
По небу движется сама,
Свет проливая на дома,
Дворы, дороги…
Так просто сердцем захотеть
Ее чудесный свет узреть
Недолгий!..
Заветной ночью, раз в году
Волшебницу – Его звезду
Увидеть можно!..
Лишь золотом любовь считай,
За ладан – творчеством воздай,
За смирну – слёзы…
Увы!.. Куда нам до волхвов!..
Богатство наше – из грехов,
И всё же…
Нас греет вера, что в груди,
И та звезда, что впереди
Солгать не может!..
Готово ложе на яслях,
Соломка колет, тычет пах
Овцы ягнёнок,
Вздыхает вол, звезда дрожит,
И мать счастливая лежит,
И спит – Ребёнок…
Богородица в клеймах [3]
Смотрит Мать на Младенца -
Не отводит глаза…
Это капля от воска -
Или слеза?..
Золотая полоска -
Это блик от свечи,
А о тайне Отцовства
Мирозданье молчит…
Это – трепет лампадки
Или сдержанный вздох?..
Этот маленький, сладкий,
Неужели он… Бог?
Смотрит Мать: у Младенца
Неземные глаза…
Разрывает Ей сердце
Всех предчувствий гроза!
Это только начало,
Этих гроз и не счесть,
На руках укачала
Невозможную Весть…
Иудеи жестокой
Ржавь холмов да песок…
Отбивающий стопы,
Путь в Египет далёк!
И прядает ушами
Вьючный ослик, фырча,
Улыбнулась глазами:
Трудно только начать…
Этот путь прошагала
От яслей до Креста,
Не ропща, что устала,
И боясь лишь отстать!
На Голгофу упала,
Разрыдалась гроза!..
Только Мать всё молчала,
Глядя Сыну в глаза!
До конца продышала
Этот путь вместе с Ним,
Ей, наверно, мешал бы
Ослепительный нимб!
Смотрит Мать на Младенца,
А вокруг – образа…
И, должно быть, из сердца
Покатилась слеза…
Старый хитон.
Кадильницы звон.
Синий покров.
Колоколов
Гул-л-л…
Святки
Подходит время для гаданья -
Уже Отданье Рождества!..
Как после доброго гулянья,
Спит лес в объятьях Естества…
И так морозно, так елово,
И страшно, и чуть-чуть смешно,
Что кажется – Живое Слово
Из леса в комнату взошло!..
От огоньков горят сапфиром
Мороза прорези в стекле,
И воздух капает эфиром
Смолы, оттаявшей в тепле,
И в синем, звёздном, зимнем мраке,
Налегшем грудью на окно,
Тот час, "меж волка и собаки",
По-пушкински, исчез давно…
И хоть на памяти мученье
Предновогодней суеты,
Холодный, чистый свет Крещенья
Уже зовёт из темноты!..
Татиане
…Не видать нам праведного дива. (А. Болгов, "Татьянин день")
Сердцем видеть праведное диво,
Как живой из крючьев выходила…
Да глазами пушкинской Татьяны
Жизни нашей прозревать изъяны…
В силу верить искренней молитвы,
Что хранит нас даже в пекле битвы!
Да водой молебенной святою
Утолить сердечную истому…
Тяжких нам грехов, увы, не минуть…
А они – хлыстом по нашим спинам!
А они – свинцом на наши души…
Их одною клятвой не разрушить!..
Да и клясться – как с нечистым знаться!
Тут как тут – и когтем в небо тычет…
Чтобы этим именем назваться,
Духом надо выше быть… и чище!..
Сердце
Посвящается о. Алексею (Кузнецову)
Сердце – пленник клетки грудной!
Твой голос, как мысли, тих,
И даже – тише, когда со мной
Ты совестью говоришь…
Узник – сердце! Рвёшься взлететь,
Да перья о прутья трещат…
Так бьются крылья об узкую клеть,
Что трудно подчас дышать!..
Сердце – заложник в моей судьбе!
За ближнего моего
Ты радо погибнуть, кровавя снег,
Собою прикрыв его!..
Сердце – должник за мои грехи!
Их сполна оплатить и не тщусь…
Но слышу в ночи: не ленись! не лги!
Не суди! не завидуй! не трусь!
Сердце-смиренник, сердце – монах…
Пусть келья твоя в груди!
А твой устав – тот Господень страх,
Что мудрости впереди!
И пусть томит беспричинная грусть,
Молитву на помощь зови!
Ты главное знаешь: в пути не трусь!
Не суди! Не завидуй! Не лги!..
Если… (Складень)
I
Если не верить в Бога – в кого же верить?..
Если не ждать любви – то чего же ждать?..
Ведь и звезда в ночи – как обещанье – светит!..
Ведь и слеза – о ком-то туманит взгляд!..
II
Если не верить Богу – кому же верить?..
Если любви не иметь – как Его понять?..
Ведь – не судить других, крепким аршином мерить -
Умер Христос за нас, чтоб научить прощать!..
Имя
Меж зимой и весною рожденье,
Жизнь на стыке весны и зимы…
Убеждённость моя и сомненье,
Как размах от дворца до сумы!
Как стезя меж разлукой и встречей,
Как полёт, да прямёхонько в грязь!..
Храм стоит Иоанна Предтечи,
Где в честь Ольги Святой нареклась…
Этой древней и грозной княгини,
Что учила лукавых древлян,
Крест взяла и сиянье святыни
Донесла до сердец киевлян,
Воспитала великого внука,
Покаянный любила канон…
Что ещё, кроме дивного звука,
Нам от старых досталось имён?!
Нет ни стати, ни в голосе власти,
Ни великой простой красоты,
Что влекли Константина до страсти,
До желанья венца и четы!
Но неспешно и мудро взирала
На монаршей порфиры покров,
И о выборе веры сказала
Пару золотом писанных слов!..
То крещение было началом
Веры Русской, пути и судьбы!..
А потом головой покачала,
И спокойное "нет!" прозвучало
На багряного князя мольбы!..
…Фреска Ольги возносится слева
Царских, вновь растворившихся, Врат.
Светел лик, но священного гнева
Убоятся охальник и враг!..
Ну, а мне пред зажжённой лампадой
Замереть, видя блики в глазах…
Слыша дальнего грома раскаты,
Чуя службы старинной усладу,
Постигая Премудрости страх…
Учитель
Юродивый Гриша в стареньком чёрном пальто
Как будто не слышит – всегда отвечает не то!
Ты спросишь, смущаясь: не хочешь ли, Гриша, поесть?..
А он отвечает: слыхала Блаженную Весть?..
Букет незабудок в руках, словно птицу, хранит,
И – если забудут позвать – по пять суток не спит!..
В любую погоду он свеж и сияет лицом!..
Рассказывал кто-то, что жил он в квартире с отцом,
Что пел под гитару, что в школу на службу ходил,
И класс в планетарий на лекции часто водил…
Там, звёздное небо указкой привычно чертя,
Он небыль про Бога развенчивал им не шутя…
Что дальше случилось – наверно не знает никто,
Но вот – появилось старинное это пальто…
В жару или в холод он, ворот поднявши, стоит
И что-то себе или нам невпопад говорит…
Заметили вскоре, что Гриша жалеет детей,
Предчувствуя горе, спасает от грубых людей!
Отцу испитому, что сына наотмашь хлестал,
Показывал Гриша в слезах на младенца Христа…
Ревущей девчонке он белую ленту дарил,
Старуху слепую, кривляясь, до храма водил,
Совал всем конфеты и странные песенки пел,
Но рвал сигареты из рук и безумно глядел…
Потом он пропал, и не сразу хватились – когда…
Ну кто ж виноват?.. Ведь так было и будет всегда…
Но в левом притворе никто не решится занять
То место в углу, где юродивый любит стоять!
Закончилась служба, и храм опустеет вот-вот…
Но старый священник опять к прихожанам идет -
Узнать ему нужно: родные, не встретил ли кто
Учителя Гришу в стареньком чёрном пальто?..
Пётр и Павел
Церковный дворик. Ветхая скамейка.
Сидит старушка в грубых сапогах.
Июль. Жара. В кустах снует семейка
Весёлых сизобоких юрких птах…
Старушка руки крупные сложила.
Во всех движеньях тишина, покой…
– Я всех родных, касатка, проводила,
Но ангел смерти не летит за мной…
Наверное, забыл меня Создатель,
Раз не пускает душу на покой, -
Старушка улыбается и платье
Разглаживает сморщенной рукой.
– Я здесь живу… Мой дом – через дорогу,
Забор нагнулся, и крыльцо течёт…
Но пенсию скопила понемногу,
И староста помощника пришлёт…
Сегодня вот с утра на огороде -
Ну, так работать – это ж не страдать?..
Наш настоятель ровно в пять приходит,
Иду ему по храму пособлять…
Поправила платочек голубиный
И ласково взглянула на меня, -
Я от старушки отвлеклась на сына,
Он стайку птиц, соскучившись, гонял…
– Ходи сюда… Дитя должно быть в храме, -
Старушка снова голос подала, -
А то, бывает, способа не знают,
Как со своим ребёнком совладать…
Ох, милая… Когда своих растила,
На месте этой церкви был пустырь,
Так я своих сыночков упустила…
Вот и не может Бог меня простить…
Сегодня, знаешь, праздник: Пётр и Павел…
Закончился Петровский летний пост.
Вот точно так моих сыночков звали -
Как раз за этим храмом и погост…
Ох, эта водка… Если по-простому,
Её совсем не надо, дочка, пить!
Чтоб ваша жизнь сложилась по-другому
Так надо Богородицу молить!..
Я ей в глаза невольно поглядела -
Такая в них плескалась синева…
Она вздохнула: – Грех сидеть без дела…
И встала сад у храма поливать.
Ударил колокол. Ко всенощной сзывает
Летящий над домами плавный звон.
Старушка двери храма открывает
И, чуть помедлив, делает поклон…
Медовый Спас
Августовское солнышко,
Звоны Медового Спаса…
Деревушка заречная
Греет гнедые бока -
Поседевшие брёвнышки,
Белых наличников краска,
Что на сгибах оконных
Уже облупилась слегка…
А за рощей узорчатой,
В зарослях тёмной осоки,
Кулачками кувшинок
Отирает дремоту река…
Засмотрелся до горечи
В небо дубок-переросток:
Круто выгнули спины
Подобием гор облака…
А над самой осокой -
Гуденье… дрожанье… жужжанье
Вертолётов пузатых -
Фиолетово-синих стрекоз!..
И последней бурёнки,
Золотящейся, как изваяние,
Неземные глаза,
Да назойливых щёлканье ос…
Сколь безгрешна природа,
Настолько она уязвима!..
Как послушна движению Солнца
К лесной полосе!..
Благородна порода её,
И, смиренная, шествует мимо
Нас, безумных детей,
Равнодушных к её красоте…
28 августа
Успение… Странная теплота
В сердце при слове заветном!..
Малютка-душа на руках Христа:
Прощанье – и встреча при этом…
Вешки две. Между ними – судьба.
Только аналогов нету -
Матерью быть самого Христа
И нам – этим тихим светом…
"Кумачовой косынкой рябиновый куст…"
Кумачовой косынкой рябиновый куст
В августовском саду заалел,
В сельском храме уже совершился отпуст,
И пустеет Успенский придел…
Тихой радости нашей донести до больных,
Удержаться во гневе, стерпеть,
И слова утешенья найти для родных,
И "Всеславное славим…" пропеть…
Рождество в Кракове
Ad Missam in Vigilia [4]
Возвышающая тишина…
Всё в мурашках: душа, спина…
Полчаса до начала мессы…
Я вхожу, словно в чьё-то детство,
Попадая в своё родство…
…На камине – вертеп из веток,
А в заветном чулке – конфеты:
В доме празднуют Рождество!..
Ждёт и дразнится пряник мятный
Для проказницы…
Над кроваткой в простенке – Крест,
Католический, аккуратный,
И щекочущий ноздри, внятный
Дух корицы то там, то здесь…
Краков… Виденный сон в утробе
Матери…
Холм… Низина белее скатерти…
В дымке – замок. Булыжный наст
Подпирает ступени паперти,
И над входом – звезда зажглась…
Вот костёл…
Здесь хранят надгробья
Тайны присных своих от нас,
А святых подобья -
Сверхподобны… И чья-то власть,
Сила чья-то вдруг призывает
(Чья – лишь сумрак алтарный знает…)
Внутрь войти и к Распятью пасть!..
Чин особый – у Рождества!..
Я – по-родственному зашла,
Мне – укромное – можно – место?..
Святость, таинство Естества!
Над костёлом – метель из детства!
Стон органа… Начало мессы…
И… щемящая радость в сердце
От причастности и родства!..
Песенка о чечевичной похлёбке
Там, откуда я пришёл, – красота!..
Только нет там ни кола, ни Креста,
Ни двора, ни колокольни в снегу,
Ни деревни на другом берегу…
Там я был в чертоги зван – пировать!
Мог ни голода, ни жажды не знать,
Ни нагим бы не ходил, ни босым,
За похлёбку мать оставивший сын…
Колоколенка, как свечка, стоит!
На нее морозный месяц глядит…
И алмазные сияют снега,
И дыханье замерзает слегка…
Глубоко взглянули ели в глаза,
Ох, пора мне ворочаться назад!..
В дом родимый на другом берегу
Я б хотел дойти, да всё не могу…
Ах, как страстно я желал пировать!
Да пугали: здесь лишь горе хлебать!..
Вся в цвету, лежит чужая земля,
Только сердцем соблазняться нельзя!..
Чечевичная похлёбка густа,
Но она мне обжигает уста…
Вот за тридевять земель я дошёл,
Лишь оградку над сугробом нашёл…
Надо мной морозный месяц стоит:
– Посмотри, кто здесь лежит, говорит…
…………………………………………..
Колоколенка в снегу – красота!..
Пролегла сквозная тень от Креста…
И деревня на другом берегу -
Я дойти туда теперь не смогу…
Возвращение
Страна очередей, заборов и больниц,
Подземного метро и тёплого белья…
Туманный свет небес струится из бойниц,
И к топоту сапог приучена земля…
Лирический пейзаж не ведает границ,
Не знает объектив, какую выбрать цель,
Мифический коллаж на тысячи страниц,
И долгие снега, и поздняя капель…
И смутная волна на перекрёстках лиц,
И едкий дым костров, и ржавая заря…
Свет древних образов, скрип тёмных половиц,
И правда тишины, что мне забыть нельзя!..
Сны
Надрывают душу сны:
В рост репьи, крапива, сныть…
Иногда приходят сны,
Где должны меня казнить…
Снится в оползнях обрыв…
Снится с миленьким разрыв…
В омут тянет ледяной…
Ведьма дышит за спиной…
Вижу: талая вода,
Будто тайная беда!..
Просыпаюсь как в бреду -
На детей взглянуть бреду…
Но страшнее нету сна,
Как ты мучишься без нас,
Как ночная темнота
Распинает без креста,
Как ты ждёшь кого-нибудь,
Как от слёз намокла грудь,
мамочка…
Ленинградец
Посвящается светлой памяти моего деда-фронтовика, Флярковского Георгия Эдуардовича, рядового сапёрной роты, прошедшего от Ленинграда до Берлина, и уже после Победы почти год проведшего в госпиталях из-за полученного в позвоночник ранения, и моей бабушки, Флярковской Антонины Михайловны, умершей от последствий блокады сразу после войны и так никогда и не узнавшей, кем стал ее старший сын (младшего, двухмесячного, поглотил голод), как сложилась жизнь его детей… Вечная вам память, дорогие мои!..
Глаза уцелели, но был обожжён
Под Ржевом да ранен под Курском,
И вовсе он не был солдатом рождён,
А стал им судьбиною русской!
С войны он пришёл, но ещё целый год
Спустя от победного мая…
И вот наяву в него город и порт
Вгляделись, с трудом признавая…
А он и ослепнув бы сразу узнал -
Ведь сердце до боли сжималось! -
Свой Невский проспект, и Московский вокзал,
И дом, где жена оставалась!..
За аркой чугунной открывшийся двор,
И дверь в обнищавшем парадном,
Разбитом от взрывов, от чёрных снегов,
От горьких известий блокадных…
Вот дверь потянул, подаваясь назад,
И запах пустого подъезда
Такою резьбою прошел по глазам,
Что ткнулся осколок железом!
Он руку прижал к гимнастерке туда,
Где сердце стучать отказалось:
Царапнулась рёбрышком острым звезда,
Что Красной Звездой называлась!..
Под ноги ступени готовно легли,
Гранит растекался и таял,
Как будто из всех инвалидов земли