Пустота
Проворных пчёл жужжанье и роенье
Над статуей героя, а точнее -
Героя нет, и призрачно виденье,
Но есть одна кудрявая идея.
Всё прочее реально. В первой строчке
Я не предполагал иносказанья,
И всё вокруг от линии до точки
Исполнено по правилам ваянья
И зодчества – с колоннами в просторе
И звездопадом в небе над ареной.
И пустота на каждом косогоре
Читается как реквием Вселенной.
И ветер обтекает идеально
Никем не совершённое творенье.
И нет его! И всё-таки реально
Проворных пчёл жужжанье и роенье.
8.1997
Два капитана
У древних даже статуя гордится
На фоне неподвижного сверканья
Живых огней на крыше мирозданья,
Какое нам, бескрылым, не приснится.
Зато какая глыба совершенства!
Гармония во всём и завершённость -
Всё то, что воспитует утончённость,
Тем паче верховодство и главенство.
И никаких открытий – всё известно!
К примеру, Одиссей: как ни скитался,
Но всё-таки повсюду оставался
В родной Итаке – вот что интересно!
Но где же тот, которого Европа
На поиски Эдема посылала?
И что там за скульптура у причала
Стоит над морем, словно Пенелопа,
И держит факел? Очень статуарно
Горит огонь – надежду воспитует!
Летит Эол, но паруса не чует,
И корабли плывут высокопарно.
8.1997
Гравюра
Судьба – архитектурой корабля
Вдруг явится воочию, ломая
Пределы все и контуры дробя
Вокруг себя, все цепи разрывая.
Патетика! И свет из темноты,
И рокот волн, и натиск небосклона…
На фоне путеводной высоты
Видение красавца-галеона!
И капитан, и зодчий на борту.
Подняты паруса и вьются флаги.
Плывёт корабль! И режет черноту.
Старинная гравюра на бумаге.
Вверху, вдоль носа, надпись: "Христофор".
Бежит матрос по лестнице отвесной.
Всё рассчитал, всё выполнил гравёр -
Всё выдумал художник неизвестный.
8.1997
Петербург
Что я скажу, как увижу тебя
С низкого берега в хмурое лето,
В сердце вобравшему все лагеря
И заплатившему щедро за это.
Да и возможно ли выстроить мне
Строчки, как улицы для листопада,
Самой осенней в России листве
В клетку одетого Летнего сада.
Но я хочу повторить этот вздор -
До помешательства светлое небо
Ночи беззвёздной и белый убор
На голове неодетого Феба,
Вспомнить внезапно, как дождь моросил
И нависала громада собора,
И позабыть, что я вновь посетил
Место расстрела и ночь приговора.
8.1997
Август
Размытые дороги. Мелкий дождь
Уже неделю льёт неперестанно,
И августа редеющая дрожь
Шумит густой листвою покаянно.
Склонилось лето к прозе. И стихи,
Как водится в деревне в эту пору,
Полны тоски. И тёмные верхи
Всей тяжестью прикованы к Собору,
Как волны к кораблю. Огромный крест
Повис как якорь Господа в потоке
Всё ниже грозовеющих небес.
Пейзаж непроходимый, но глубокий
В картине план. Библейский колорит
Из плотных, вязких пятен, как из теста.
И кажется, что дождик моросит
Для обобщенья времени и места.
Спасское -8.1997
Осенний пейзаж с одиноким путником
Эта яркая осень всё та же,
Тот же лес на вершинах земли.
Одинокий прохожий в пейзаже
Оглянулся и замер вдали -
И увидел высокое небо,
Белый Храм с облаками в окне,
Словно сроду на Родине не был -
Всё гулял, как в чужой стороне,
И внезапно вдруг вспомнил о Боге
В тишине золотых осенин.
И ушёл по размытой дороге
Этот странный прохожий один.
Деревенька мерцала огнями,
Словно вслед говорила тайком:
Заблудившийся ангел над нами
Прошумел озорным ветерком…
Спасское -9.1997
Фантом
Без флага, без цели и славы -
Один на Аркольском мосту -
Любимец Победы безглавой
Мечтами объял пустоту.
Не пропасть под ним, а канава.
Не звёзды над ним, а чердак.
И носится ветер лукавый,
И рвёт над безумцем колпак.
10.1997
Осенняя луна
С красивой ведьмою, смеющейся игриво,
Глазастою сентябрьскою ночью
Лукавый разговор вести неторопливо
И в плащаницу кутаться паучью,
А утром разбирать, разглядывать подробно
Резной пейзаж в растительном багете,
Как сеть плетёт паук – легко и расторопно,
И кружится колдунья в бабьем лете.
И говорить о том с любым случайным встречным,
И лгать красиво всем, по новой моде,
О чарах колдовских, и путаною речью
Придумать что-то заговора вроде.
Проворным будь, паук! И звонче пой, колдунья!
Раз в дебрях сентября другому места нет.
Какая мгла кругом! И жаль, что не колдун я, -
Осеннюю луну не вижу на просвет…
9.1997
Накануне
Итак, не будем спать…
апостол Павел
Горит луна в осенних листьях клёна,
И полночь тяжелеет от латуни.
Душа поёт – вполне определённо,
И мысли все как будто накануне
Чего-нибудь такого… Я не горец
И света по ночам не жгу напрасно -
Под лампой государственных бессонниц
Себя увидеть было бы ужасно.
И не пророки – только очевидцы,
Мы угадать грядущего не можем.
Прокуренные строчки на страницы
Ложатся, как мечты о невозможном.
В конце такого века плохо спится,
И надо быть и трезвым, и серьёзным -
Должно вот-вот великое свершиться:
Мошенничество будет грандиозным!
10.1997
Из летописи монашеского ордена
…тогда и наступили времена -
странствующих женщин и падших рыцарей.
8.1996
Сад
Сад памяти бродячего поэта.
Художник, испытующий модели
Портретами, но всё-таки не это
Им грезится в саду в конце недели.
В ларьках дают шампанское в придачу
К изысканному гамбургскому хлебу.
И нищий, испытующий удачу,
Всё клонит ближе к долу, а не к небу.
И рядом с ним нескромный стихотворец
Торгует вдохновеньем беззаконно,
Красивых и взыскательных поклонниц
Испытывая тихо, но резонно.
И после утончённого катрена
Он извлекает зеркало из книги,
И девушки глядят попеременно
В самих себя и в чёрные квадриги.
И сад уже заполнен до предела
Героями, гетерами, рабами…
К художнику красавица присела,
Испытывая мастера ногами.
И он рисует голые колени
Карандашом проворным, словно бритва.
Какие-то ахейцы по Елене
Заводят страсти, значит, скоро битва.
Всё связано искусством светотени.
Подобраны и смешаны все краски.
Последний штрих – и вниз бегут ступени,
Но прочее не требует огласки.
6.1997
Почти элегия
Снова я здесь – над рекою.
Утки, как раньше, плывут.
Здесь – мы гуляли с тобою.
Были невинными – тут.
Но понесли ретивые!
Ты устоять не смогла.
Здесь я увидел впервые -
В чём тебя мать родила.
8.1996
Детские рисунки
Посмотрим рисунки. Вот первый.
Звезда над ночным городком.
Мальчишка – влюблённый, наверно,
Стоит под высоким окном.
Он образы строит наивно.
И надо же! Верит и ждёт…
А в небе летит примитивно
Большой-пребольшой вертолёт.
А вот из другого шедевра.
Над городом ангел парит,
И доблестный рыцарь дон Педро
Под светлым окошком стоит.
Поёт до утра серенады.
И надо же! Верит и ждёт…
Покуда его из засады
Другой кавалер не убьёт.
За этой – другая картина.
Оранжевый падает лист.
Стоит под окошком детина -
Известный поэт-скандалист.
Он камень за пазухой держит…
И надо же! Верит и ждёт…
Стихи о разбитой надежде
В подарок любимой несёт.
Рисунок последний. Астральный.
Под лампой колеблется свет.
Стоят под дождём натуральным -
Мальчишка, дон Педро, поэт.
Не знаю – в котором столетье
И где проживает она,
Но счастливы олухи эти,
Пока не открыли окна.
2000
Композиция
Зима. Медведь в саду казённом,
Как будто комик цирковой,
Глядит на женщину влюблённо,
С последней, то есть, простотой.
И кто ему такое право
Давал – на женщину смотреть?!
Но лепит! Лепит снег лукавый
Скульптуру "Маша и медведь".
10.1997
Диктатор
Молодой чернокнижник и бражник,
Так себе – у луны постоялец,
Он и с первыми держится важно
И на сильных кричит, оборванец.
Да и судит, гордец, понаслышке.
Не на крыльях летает, а в ступе.
И куда ни придёт – всюду лишний,
И своих же чурается, глупый.
Переделать его – записать бы!
Да по новой, по свежему грунту,
Снарядить и отправить на свадьбу -
Натравить на военную хунту…
Вот тогда бы герой, не гуляка,
Снизошёл до своей благоверной.
Долгожданным бы стал забияка.
И прильнула бы нежно, наверно.
Да не выйдет! Что ухарь, что ветер -
Фрагментарные пользуют страсти.
Оттого и один он на свете,
Что никак не уйдёт от напасти
Недослушанья лучшего или
Двойнику потаканья, что с роду
Пиночетит его, словно Чили,
И воротит у зеркала морду.
10.1997
Вспышка
От холода чаю напиться
И в прошлое смело смотреть,
Где это мгновенье творится,
Чтоб здесь, просияв, отгореть.
И следом за этим огарком
В грядущем узнать, невзначай,
Обычный щелчок зажигалки
И круто заваренный чай.
11.1997
Спектакль
Б. Пастернаку
Кричал суфлёр в немую сцену.
За рампой волновался зал.
И Гамлет, чувствуя измену,
Напрашивался на скандал.
И наконец, осилив робость,
Схватил пространство в монолог,
Века отбрасывая в пропасть…
Как будто промолчать не мог.
12.1997
Часовой
Вдруг станет близким всё, что дико
Тогда ревело на ветру.
Летели в ночь обрывки крика
И вспыхивали на яру.
И заслоняла нас держава,
Как небо, тучей грозовой,
Пока негромко Окуджава
Всё пел и пел про долгий бой…
3.1998
Пепел
Олегу Афанасьеву
Неясным впечатлением живу -
Как будто вижу берег в дымке синей,
И не пойму – во сне ли, наяву
Идут снега над городской пустыней.
И кажется – не снег летит, а прах
Сгоревших кораблей за облаками…
Как будто там – на этих облаках -
Сгорает всё, придуманное нами.
3.1998
Поезд
Проливала сургуч почтариха,
Как звезду на плечо генерала.
Не меня, а какого-то психа
Привечала судьба, пригревала.
Где ж теперь этот остров чадящий,
Утопающий в гуле и гвалте,
Что теперь я, как тот, настоящий,
Словно псих, всё рисую на карте?
10.1998
Зеркальце
В нём таился секрет непростой,
И любое посконное рыло
Отражалось – и блеск золотой
Расплывался по харе блудливо.
И любой нечестивец до слёз
Хохотал от такой позолоты.
Жаль, что кто-то в кармане унёс
Это зеркальце дивной работы.
11.1998
Портрет с неизвестными
Не отставной майор, не юнкер Шмидт,
А так себе – без должности, но служит.
Порою, он по-птичьи говорит,
Порою брань ответную заслужит.
Не Тёркин из газет, не книжный Швейк
С весёлою отмычкой наготове,
А флибустьер, решительный, как Дрейк,
С неведомой землёю в изголовье.
Я списывал его, искал вдали,
Разгадывал развитие сюжета.
Я разметал весь флот – все корабли,
Но даже в трюмах не нашёл ответа.
И где бы ни искал – ответа нет,
Как будто я один за всё в ответе.
Из прочего не делаю секрет -
Осталась только юбка на примете…
И я взглянул в лукавые глаза,
Какие он запомнил, как молитву,
И возвращался в гавань, как гроза,
И побеждённым снова шёл на битву.
И что же, я решился: Жизнь моя!
И прозвучала исповедь, как сага.
Внимала неизвестная земля,
И не было ни родины, ни флага.
7.1998
Холодная весна девяносто восьмого
Белый снег по зелёной траве
Рассыпается русским размером -
По цветам, по хвое, по листве
Что-то странное пишет, как мелом.
Что за время? Кончается май,
А природа продрогла, как верба.
Белый снег невпопад, невзначай,
Как с обрыва, срывается с неба.
Я к любому раскладу привык,
Принимаю любую погоду,
Но теперь мне вдруг хочется в крик
Обратить эту лютую воду.
Что за местность? Какая тайга?!
Только Богом она и любима -
Круглый год всё дожди и снега
Да хмельной ветерок из Нарыма.
5.1998
Гимнастика
Лоно природы. Пусть место круто,
Многим стройнее и ум, и тело.
Тихо и просто. И дико тута.
Ни до каких нет известий дела,
Как и другим до моей зарядки.
Бегаю часто – направо, влево…
Вирши слагаю, пишу в тетрадки,
Чтобы у Музы не вызвать гнева.
Всё-таки баба. Сибирь, селькупы…
Доброму слову и рыба рада.
Лес до небес из окна халупы
И глубока берегов прохлада.
Вот благодать рыбакам и прочим,
Коих имён не вписать в анналы,
Только тропы не найти короче:
Слева река, ну а справа скалы.
Шеломок – 7 .1998
"Откуда не вынуть звезды…"
откуда не вынуть звезды
ПОЭЗИИ МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ
5.1999
Лето
Пора цветов. И так легко дышать,
Высокой грустью млеть в зените света,
И в синий лес за облаком бежать,
И пить нектар нахлынувшего лета.
И в этом небе, где горячий мёд
Роняет луч обманчивого лоска,
Вдруг ощутить снедающий полёт
И с крыльев течь расплавленного воска.
6.1988
Воспоминание
Что было, то и помню – как тебя,
Врачующей не душу, только тело
Мечтателя с повадкой соловья,
Что норовил из клетки то и дело.
Где вы теперь?.. Картавый шансонье
О том не пропоёт в пустой квартире.
Да и тебя, наверное, нигде
Я больше не увижу в этом мире,
По крайней мере, той, какою мне
Казалась ты – и так была желанна,
И совершенна, как на полотне
У Боттичелли или Тициана.
12.1997
Дождь
Дождь. Приближается осень.
Скоро улягутся страсти.
Останется только любовь
За переменчивой маской
Невозмутимой жизни.
Меня никто не узнает.
Я же сделаю вид,
Что никого не узнал.
Здравствуй, мой старый друг!
И ты, любимая, здравствуй!
Скажу любому, любой…
Дождь обращая в речь.
8.2000
Ящик Пандоры, или Идущему следом
В простейшем есть лазейка для лукавства:
И ларчик здесь, и ключик под рукою,
А там и ложь, и зависть, и коварство,
И лесть, и лицемерие с враждою -
Вот вечное приданое невесты,
И нищей девы, и аристократки,
Следящей, как мальчишка из палестры
Соперника бросает на лопатки.
Когда б он знал все роли поимённо,
Ещё не те испытывал бы страсти.
Глядит и он на женщину влюблённо
И делится, как яблоко, на части.
Куда ему до истины высокой!
И в нас текут одни и те же реки -
Мы вовсе не богине волоокой
Теперь приносим жертвы, как и греки.
Да. Вовсе не богине. С первой строчкой
И я порой теряю чувство меры,
А тут и проступают под сорочкой
Пропорции классической гетеры.
Смотри, пацан! Восход ещё настанет…
Она тебе осаду из Гомера
От ужина до завтрака растянет
И спать не даст, ведь всё-таки гетера.
Вот так и длится время над волнами.
Любовь и та волниста, словно море:
Подбрасывает между берегами
И ларчик, и плывущего в просторе.
И это очевидно. И не странно.
И звук ложится к звуку проще плеска.
Смотри вперёд! И следуй неустанно
По линии волнистого отрезка.
2.1999
Марина
И женщина была корабль
С прекрасной и тугой архитектурой
Тысячеглазых бархатных ночей -
Спасением героев и богов
И морем для библейского ковчега…
6.1998