Мой караван. Избранные стихотворения (сборник) 2 стр.

1970

Лозы в гневе

Стремится в дол закат животворящий.
Но лозы в гневе. Рдея, плеть за плеть, –
Пошли, как трещины в стене горящей,
Как щели ада, лающе алеть.

Мне снится кардинальский, – то напевный,
То ржущий пурпур… Битвы ржавый свет…
До треска красный, пушечно-полдневный,
Владетельный, громо́во-алый цвет…

Предел бесстыдства на лице безбровом:
Впервые запылавшая щека
Низвергнутого в ад ростовщика.

Вельможный плащ. Клеймо на родниковом
Челе блудницы… Странно жжёт глаза
Мне в тихий вечер тихая лоза!

≈1970

"Кто в романтику жизни не верит…"

Кто в романтику жизни не верит,
Тот не верит (нелепая туша!)
В океан, на земле занимающий
Втрое более места, чем суша!

Но и логику тот ненавидит,
Кто, упёршись копытами в берег,
Смотрит в море, – а моря не видит,
Смотрит в небо, – а в небо не верит.

1990‑е гг.

Если он настоящий…

Сатира везде, как дома,
А юмор – повсюду – мимо.
Смешное – планета Мома –
Почти неисповедимо.

Вот целая библиотека
Стихов остроумца Джека!
Ан – юмора в ней – не много.

В сатире и гнев и едкость.
А юмор… он просто – редкость.
Сатира от человека,
А юмор – всегда от Бога!

Разные годы (точнее – 1983)

"Когда Вселенная открывает нам добровольно…"

Когда Вселенная открывает нам добровольно
Явления, о которых скептик твердил:
"крамольно",
При чём тут я и чему я радуюсь так – не знаю,
Какая польза мне в том – не знаю.
Но я довольна.

1990‑е гг.

Познание

I Страх познания

Познанье – скорбь. Как на огне каштан
Трещит по швам, так сердце рвётся в Хаос.
Но страх познанья кончится. А там –
Опять начнётся радость, доктор Фауст!

Та радость будет высшей. Но усталость
И вековечный страх мешают вам
Из-под руин отрыть бессмертный храм,
Хоть до него и дюйма не осталось.

Смертельно страшных шесть открыв дверей,
Учёный муж захлопнул их скорей,
Седьмой же – и коснуться побоялся.
А именно за ней рос чудный сад,
Где пел источник, вспыхивал гранат
И день сиял и тьмою не сменялся.

II Как это сделано?

Мир – цельным вижу я, как юноша Новалис.
Мир – песня, спетая одним движеньем уст.
На звуки разломать и песню рад анализ,
Но звук, отщепленный от песни, – дик и пуст.

Мы тайной бытия силком овладеваем,
Вопросы жуткие натуре задаём:
"Как пламя сделано?" – и пламя задуваем.
"Как песня сделана?" – и больше не поём…

Не странно ль? – тьму считать исследуемым
светом;
Воззрясь на проигрыш, судить о барыше;
Взорвать – и смерть вещей потом
считать ответом
На каверзный вопрос о их живой душе,
Чтоб циник превознёс высокими словами
Труд антигениев над антивеществами.

1970‑е гг.

Внутри зимы

Глухой зимы коснеющий триумф.
Подобно кладам – реки на замке.
Вдали снегов – извозчичий треух
Простёр крыла, как муха в молоке.

Сжимает стужа влагу в кулаке;
Прольёт ли её, пальцами тряхнув,
Весной далёкой? Ворон на суке
Сидит – ни с места. Точит серый клюв.

Внутри зимы, в пустых её сенях –
Я, ворон да извозчик на санях –
Три тени на серебряной стене.

Но от саней давно простыл и след,
А ворон так по-летнему одет,
Что – провалиться! – холодно и мне.

≈1977

Ошибки зависти

Зависть есть признание себя побеждённым.

Скрябин

Честность работает. Мудрость вопросы решает.
Зависть – одна лишь! – досуга себя не лишает.
Ах! Не трудом же назвать неустанное рвенье,
С коим она и труду и таланту мешает.

Даже завидуя гению, зависть ленива,
Даже завидуя диву труда – нерадива,
Даже завидуя доброму делу – злонравна,
Даже завидуя правде – коварна и лжива.

Будь осторожен! Завидуя славной судьбе
Славного брата, – по скользкой же ходишь
тропе! –
Сам рассчитай, посягая на всю его славу:
Все его подвиги делать придется тебе.
Где та гора, что завистники встарь своротили?
Где те моря, что завистники вплавь переплыли?
Очень бы я почему-то услышать хотела
Истину ту, что завистники миру открыли!

Люди всему позавидуют, надо – не надо.
Если вы Гойя – завидуют горечи взгляда,
Если вы Данте – они восклицают: "Ещё бы!
Я и не то сочинил бы в условиях ада!"

"Хочешь ли видеть собрата простёртым у ног
Или в него самого обратиться разок?" –
Демон спросил у завистника. Но одновременно
Оба заказа – и демон исполнить не мог.

≈1969

"Что значит "мещанин" – как следует не ясно…"

Что значит "мещанин" – как следует не ясно.
Непознаваема его земная суть.
Пытаясь уловить его натуры ртуть,
Умы сильнейшие срываются напрасно.

Одно устойчиво, одно бесспорно в нём:
Всегда романтика была ему отрада!
Он – дерзостный Икар (когда лететь не надо),
Пустынный Робинзон (при обществе большом)…

В его понятии смешались воедино
Стриптиз и… Золушка. Нахрап – и цвет
жасмина.
Доспехи ратника – и низменная лесть…
О, как бы он желал безумства Дон Кихота
Безумно повторить! (Но из того расчёта,
Чтоб с этим связанных убытков не понесть.)

≈1970

"У старца немощного корку последнюю изо рта…"

У старца немощного корку последнюю изо рта
Вырвет; злорадного даст пинка сироте
пугливой…
Но из журналов и книг он узнал, что есть
на земле… доброта.
И шумно, и много стал толковать о ней –
такой молчаливой!
О самой что ни на есть молчаливой из всех
добродетелей света
И не имеющей
(Кроме секрета молчания)
Тайны другой, другого секрета.

1970‑е гг.

"Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён…"

Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён.
От начала времён до скончанья времён
Неизменным останется вечный закон:
Кто умён – не хитёр. Кто хитёр – не умён.

≈1967

"Скупой берёт за всё: за чувство раздраженья…"

Скупой берёт за всё: за чувство раздраженья,
С каким он грабит вас (в порядке одолженья),
За кукиш, каковой он сам же вам подносит…
Ведь кукиш тратится в процессе подношенья!

≈1967

Трепетные пни

Есть "люди" топора и западни,
Похожие на трепетные пни:
К другим они до тупости жестоки,
Но тронь самих – расплачутся они!

1983

"Определенья поэзии нет…"

Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – дух,
Равнообъемлющий дух. Но поэт
Выберет главное даже из двух.

Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – плоть.
Так отчего же не любит поэт
Всякую тварь, как задумал Господь?

Определенья поэзии нет.
Мы бы назвали поэзию – сном.
Что же ты в драку суёшься, поэт?
Вправе ли спящий грозить кулаком?

Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что поэзия – явь.
Что же ты в драку суёшься, поэт,
Трезвому голосу яви не вняв?

Определенья поэзии нет.
Можно сказать, что в поэзии – суть.
Так отчего же – за тысячи лет –
Ей от сомнений нельзя отдохнуть?

…Есть очертанья у туч грозовых,
А у любви и у музыки – нет…
Вечная тайна! Сама назовись!
Кто ты, поэзия? Дай мне ответ!

Кто ты и что ты? Явись, расскажи!
Ложь рифмоплёта тщеславия для?
Так отчего же столь горестной лжи
Тысячелетьями верит земля?

1960‑е гг.

Поэт

Поэт, который тих, пока дела вершатся,
Но громок после дел, – не знает, как смешон.
Поэт не отражать, а столь же – отражаться,
Не факты воспевать, а действовать пришёл.

В хвосте истории ему не место жаться.
(По закругленьи дел – кого ожжёт глагол?!)
Он призван небом слов, как Зевс, распоряжаться.
Он двигатель идей. Он – основатель школ.

Что значит "отразил"? Скажите, Бога ради!
Поэт не озеро в кувшинковых заплатках:
Он – боль и ненависть, надежда и прогноз…

И человечество с поэтом на запятках
Подобно армии со знаменосцем сзади
И с барабанщиком, отправленным в обоз.

1960‑е гг.

"Поэзия должна быть глуповата…"

"Поэзия должна быть глуповата", –
Сказал поэт, умнейший на Руси.
Что значит: обладай умом Сократа,
Но поучений не произноси.

Не отражай критических атак,
Предупреждай возможность плагиата…
Поэзия должна быть глуповата,
Но сам поэт – не должен быть дурак.

1967

Переводчик

Вильгельму Вениаминовичу Левику

Кто мог бы стать Рембо? Никто из нас.
И даже сам Рембо не мог бы лично
Опять родиться, стать собой вторично
И вновь создать уж созданное раз.

Всё переводчик – может. Те слова,
Что раз дались, но больше не дадутся
Бодлеру – диво! – вновь на стол кладутся.
Как?! Та минутка хрупкая жива?

И хрупкостью пробила срок столетний?
Пришла опять? К другому? Не к тому?
Та муза, чей приход (всегда – последний)
Был предназначен только одному?!
Чу! Дальний звон… Сверхтайное творится:
Сейчас неповторимость – повторится.

1970‑е гг.

Обратное превращение

Шелковистый бейт я делаю из камня.

Рудаки

"Я из камня сделал шёлковое слово", –
Некогда сказал великий Рудаки.
Да. Но он не знал, что переводчик
Снова
Сделает кирпич
Из шёлковой строки.

1967

Уют

Стихами, прозою ли, в устном разговоре –
Так модно клясть уют! И рваться наобум
(Как будто держит кто силком за фалды!)
в море,
В цунами, в ураган, в тайфун или в самум.

Но незаметно, чтобы кто-то, бросив чум,
Дворец или вертеп, – со здравым смыслом
в ссоре, –
Добром пошёл бы спать, как кошка, на заборе
И жить на площади, где вечно пыль да шум!

Да-с: все живут в домах, и дверки – на замочках.
Лишь Диоген да Гек-бродяга жили в бочках.
Но жарким очагом пренебрегал мудрец
Затем, что в Греции и так хороший климат,
А Гек не шёл домой, – боялся – плохо примут:
"У-бью!" – грозил ему подвыпивший отец.

≈1980

Трюизмы

Всё едино? Нет, не всё едино,
Пламя, например, отнюдь не льдина.
Плут о благе ближних не радетель.
А насилие – не добродетель.

Всё едино? Нет, не всё едино:
Ум – не глупость. Край – не середина.
Столб фонарный веселей простого.
Пушкин одарённее Хвостова.

Всё едино? Нет, не всё едино:
Детский самокат не гильотина.
Есть Большой, есть Маленький, есть Средний
Человек. (И Средний – есть последний!)

Всё едино? Нет, не всё едино
(И "Майн Кампф" – не шутка Насреддина);
Малый да Большой – едины станут,
Среднего – и тросом не притянут!

Всё едино? Нет, не всё едино:
Волк не голубь. Жаба не сардина.
О единстве бухенвальдской печи
С Красотой – не может быть и речи.

Всё едино? Нет, не всё едино!
Нет, не всё сжевать должна скотина;
Разобраться прежде должен гений
В некоторой разнице явлений.

Всё едино? Нет, не всё едино;
В рощах нет повторного листочка!
Потому что если "всё едино",
Значит – "всё дозволено". И точка.

≈1972

Свободу Манолису Глезосу

Свободу Манолису Глезосу!
Откройте скорее тюрьму!
Свободу Манолису Глезосу!
Верните свободу ему!

Когда, обдуваемый бедствием,
Измотанный гитлеров чуб
Упал между солнцем и Грецией, –
Смутился Манолис? Ничуть.

Алло, демосфены столетия,
Ораторы мира всего! –
Он отнял у вас красноречие,
Хотя не сказал ничего,

А взял – да и сбросил с Акрополя
Без дрожи сомненья в руках
Обмотку,
Которую прокляли
Народы на всех языках.

И, – где трепохвостила свастика, –
Он выставил вымпел другой;
При виде которого – схватится
Гречанка за сердце рукой, –

Тот милый, кто исстари грезился
Повстанцам в огне и в дыму…
Свободу Манолису Глезосу!
Отдайте свободу ему!

1959

"Вокруг деревьев и домов…"

Вокруг деревьев и домов
Стоят безветренные дни.
Мне раньше снилось много снов, –
Теперь не снятся мне они.

Но и в бессонницах порой
Народный снится мне герой,
Что в дольний мир по временам
Так запросто приходит к нам!

На протяженье лет и эр
В толпе готов ему удар.
Джон Браун был тому пример.
И Линкольн принял гибель в дар.

И Джон и Роберт обрели
Покой в довременном раю,
Чтоб за холмов грядой, вдали,
Дин Рид! – услышать песнь твою…

Рабочий класс!
Велик запас
Друзей-спасателей у нас.
Певцом Джо Хилл
Рабочим был,
Так что ж никто его не спас?

Взошел на небо Мартин Кинг,
Как голос по колоколам.
Но тем наглей, устроив ринг,
Возились крысы по углам…

Кругом деревьев и домов
Стоят безветренные дни.
Мне прежде снилось много снов, –
Не снятся больше мне они.

Но в том бессонном странном "сне",
Где сад уснул и град уснул,
Герой народный снится мне.
И тот, кто в ров его столкнул.

Да. Вкруг заборов и ворот
Настала тишь да благодать.
Грабителей – невпроворот,
А вот героя – не видать.

Но и сквозь сон
И сквозь не-сон,
Сквозь ночи пасмурный заслон
Я снова слышу, как, порой,
По улице проходит он.

…А тот – на дальнем берегу
Стоит – и машет, машет мне…
И глаз открыть я не могу
От слез, пролившихся во сне.

1980‑е гг.

Эдгар По

Не думаю, что мрак его души чрезмерен.
Рисуя грозный цех, где сера и смола,
Он краски не сгущал, а был натуре верен:
Ведь преисподняя и впрямь не весела!

Но, сам спускаясь в ад, он брал с собой, как веер,
Как нежный лёд ко лбу – прохладу ремесла…
А нам? И жар, и смрад, и – чтоб над нами реял
Весь ужас ночи! Но… поклясться бы могла,

Что это наш заказ, хоть мы не признаёмся!
А разве свой кошмар мы рассказать не рвёмся?
Как?! Разве ускользнуть позволим мы ему?!

Э, нет! Как протокол мы разбираем сказку.
И страшным снам даём такую же огласку,
Как преступлениям, свершённым наяву.

≈1974

О. Генри
(Человек и рассказчик)

…"Не генерал", – сказали вы о нём.
Но что чины тому, кто вечно под огнём?
Да, он – солдат пера. Но плох тот генерал,
Который быть таким солдатом не желал!

1990‑е гг.

В свою пользу дурак

Как радужный дурман горячего болота –
Мечты создателя рифмованных миров.
Но первый светский жест певца – уже ворота
В действительную жизнь – из царства
детских снов.

А значит – он идёт на низменное что-то –
В яснейшем разуме! А значит – он здоров,
Когда и в будний день играет идиота,
Безумца, гения, носителя даров…

Да, он "помазанник". Но больше –
для проскользу.
Дурак-то он дурак. Но – в собственную пользу.
В "нирвану" погружён, в экстаз небытия, –
Но хочется сказать: – Нирвана-то нирваной,
А ходишь, как-никак, и сытый и не рваный,
И многим не даёшь, – я слышала, – житья.

1969

"В поэтах числиться и никогда заборным…"

В поэтах числиться и никогда заборным
Словцом не выругаться – сущая беда!
Клеймо на совести. Участье в деле чёрном.
Пятно, которому не смыться никогда.

Есть что-то пресное и штатское в отказе
Певца от "крепких" слов. Увы, но это так.
Держась пристойности, ты вроде как…
слизняк!
Иуда! Бледный клерк! (Его комками грязи

За бледность гнусную всегда мальчишки бьют!)
Ты не гусар! Ты шпак! Зануда из зануд!
Ты сухопутная, прошу прощенья, крыса!
Взлёт поэтический тебе не по плечу!
Да, знаю-знаю… Здесь моя погибель скрыта,
Но… почему-то я ругаться – не хочу.

1976

"Мы только женщины – и, так сказать, "увы!"…"

Мы только женщины – и, так сказать, "увы!".
А почему "увы"? Пора задеть причины.
"Вино и женщины" – так говорите вы,
Но мы не говорим: "Конфеты и мужчины".

Мы отличаем вас от кекса, от халвы,
Мы как-то чувствуем, что люди – не ветчины,
Хотя, послушать вас, лишь тем и отличимы,
Что сроду на плечах не носим головы.

"Вино и женщины"? – Последуем отсель.
О женщина, возьми поваренную книжку,
Скажи: "Люблю тебя, как ягодный кисель,
Как рыбью голову! Как заячью лодыжку!

По сердцу ли тебе привязанность моя?
Ах, да! Ты не еда! Ты – человек! А я?"

1963

Соломинка

Эстет и варвар вечно заодно.
Их жесты, разумеется, не схожи,
Но пить из дамской туфельки вино
И лаптем щи хлебать – одно и то же.

Эстет и варвар вечно заодно.
Издревле хаму снится чин вельможи,
Зато эстету – дева, вся в рогоже.
Дну снятся сливки, сливкам снится дно.

Усищи в бочку окунает кто-то,
А кто-то сквозь соломинку сосёт.
Но кто грубей? Кто низменнее? Тот
Или другой? Хоть поровну – почёта, –

Из бочки можно капли извлекать,
А можно сквозь соломинку – лакать.

1960‑е гг.

Конец авантюризма

Он, я знаю, считает себя очень ловким, потому что поступает подло…

Бернард Шоу (письма)

1. Сумерки грехов

Старинные багровые светила
Больших грехов склонились на закат.
Но добродетель их не заменила.
На смену – похотлив, жуликоват –
Пришёл Грешок. Но многие твердят:
"В нем – демонизм, огонь, свобода, сила…"
Что ж, повторим: столетья три назад,
Наверно, в нём и правда что-то было?
Когда он виселицы украшал,
Монастырей каноны нарушал
(По грозной схеме: Страсть. Позор. Темница…).
Но нет картины жальче и мерзей,
Когда, свободный, с помощью друзей,
Трус и пошляк над честностью глумится.

Назад Дальше