расскажи мне о том, как летние фейерверки
над морем вспыхивают, потрескивая
почему та одна фотография, где вы вместе,
всегда нерезкая
как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются
так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь имипочему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившимипочему у всех, кто указывает нам место,
пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы,
кроме самых насущных тем
почему никакая боль всё равно не оправдывается тем,
как мы точно о ней когда-нибудь написалирасскажи мне, как те, кому нечего сообщить,
любят вечеринки, где много прессы
все эти актрисы
метрессы
праздные мудотрясы
жаловаться на стрессы,
решать вопросы,
наблюдать за тем, как твои кумиры
обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам
приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мысавот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис -
совершенно не нами
значительно лучше нас
13 июня 2009 года
Мастерство поддержанья пауз
Олегу Нестерову
кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться.
время сглаживает движения, но заостряет лица.
больше мы не порох и мёд,
мы брусчатка, дерево и корица.у красивых детей, что ты знала, мама, -
новые красивые дети.
мы их любим фотографировать в нужном свете.
жизнь умнее живущего, вот что ясно
по истечении первой трети.всё, чего я боялся в детстве,
теперь нелепее толстяков с укулеле.
даже признаки будущего распада закономерны,
на самом деле.
очень страшно не умереть молодым, мама,
но как видишь, мы это преодолели.я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.
всё моё занятие – структурировать мрак и хаос.
всё, чему я учусь, мама -
мастерство поддержанья пауз.я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик,
не молодая завязь.
молодая завязь глядит на меня, раззявясь.
у простых, как положено, я вызываю ненависть,
сложных – зависть.что касается женщин, мама, здесь всё
от триера до кар-вая:
всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская,
деловая, передовая,
мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.что до счастья, мама, – оно результат воздействия
седатива или токсина.
для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на
пересечение сорок второй с десятой,
от кабаташа и до таксима.
редко где ещё твоя смертность и заменяемость
обнажают себя так сильно.иногда я кажусь себе полководцем в ссылке,
иногда сорным семенем среди злака.
в мире правящей лицевой всё, что
занимает меня – изнанка.
барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной,
ожидая чьего-то знака.нет, любовь твоя не могла бы спасти меня
от чего-либо – не спасла ведь.
на мою долю выпало столько тонн красоты,
что должно было так расплавить.
но теперь я сяду к тебе пустой
и весь век её стану славить.
8 июля 2012 года
Aeroport Brotherhood
Косте Инину, его кухне
так они росли, зажимали баре мизинцем,
выпускали ноздрями дым
полночь заходила к ним в кухню растерянным понятым
так они посмеивались над всем, что вменяют им
так переставали казаться самим себе
чем-то сверхъестественным и святымтак они меняли клёпаную кожу на шерсть и твид
обретали платёжеспособный вид
начинали писать то, о чём неуютно думать,
а не то, что всех удивиттак они росли, делались ни плохи, ни хороши
часто предпочитали бессонным нью-йоркским сквотам
хижины в ланкийской глуши,
чтобы море и ни души
спорам тишину
ноутбукам простые карандашитак они росли, и на общих снимках вместо умершего
образовывался провал
чей-то голос теплел, чей-то юмор устаревал
но уж если они смеялись, то в терцию или квинту -
в какой-то правильный интервалтак из панковатых зверят – в большой настоящий ад
пили всё подряд, работали всем подряд
понимали, что правда всегда лишь в том,
чего люди не говоряттак они росли, упорядочивали хаос, и мир пустел
так они достигали собственных тел,
а потом намного перерастали границы тел
всякий рвался сшибать систему с петель,
всякий жаждал великих дел
каждый получил по куску эпохи себе в надел
по мешку иллюзий себе в удел
прав был тот, кто большего не хотелтак они взрослели, скучали по временам,
когда были непримиримее во сто крат,
когда все слова что-то значили, даже эти -
"республиканец" и "демократ"
так они втихаря обучали внуков играть блюзовый квадрат
младший в старости выглядел как апостол
старший, разумеется, как пират
а последним остался я
я надсадно хрипящий список своих утрат
но когда мои парни придут за мной в тёртой коже,
я буду радмолодые, глаза темнее, чем виноград
скажут что-нибудь вроде
"дрянной городишко, брат"
и ещё
"собирайся, брат"
27–28 сентября 2009 года
Сыновья
вот они, мои дети, мои прекрасные сыновья
узкая порода твоя
широкая бровь твоя
и глаза цвета пепла
цвета тамариндовой косточки
нераспаханного жнивьяподбородки с ямкой, резцы с отчётливой кривизной
и над ними боженька, зримый, явственный и сквозной
полный смеха и стрёкота, как полуденный майский знойшелковичные пятна в тетрадях в клетку и дневниках
острые колени в густой зелёнке и синяках
я зову их, они кричат мне "мы скоро! скоро!"
но всё никак
27 мая 2010 года
III
Индийский цикл
Дели
Чему учит нас Дели, мой свет?
Тому, как могущественны жара, нищета и лень.
И тому, что всё распадётся на пепел, мел, полиэтилен.
И тому, что всё тлен
и всё обратится в тлен.Чему Дели учит меня?
Тому, что бесценные километры я трачу зря,
Заедая пустотами пустоту, проще говоря,
Еду в Индию, чтобы помнить про этот год
что-нибудь, кроме утра пятого января.Чему учит нас Индия? Тому, что молчанье речь,
расстояние лучший врач,
Того, чего не имеешь – не потерять,
что имеешь – не уберечь.
Так что обналичь и потрать свою жизнь
до последней старости,
Проживи поскорее прочь.
2 ноября 2008 года, поезд Дели – Варанаси
Варанаси
Чему учит нас Варанаси, мой свет?
Тому лишь, что жизнь есть сон.
Тому, что всю мощность средства передвижения
заключает в себе клаксон.
Тому, что храмовая мартышка входит в разряд
влиятельнейших персон.Чему Варанаси учит меня?
Тому, что окажешься на вершине, дойдя до дна.
Тому, что у нас начались последние,
а у них ещё ветхозаветные времена.
Нелегко придётся Тому, Кто родится здесь,
чтоб за всё заплатить сполна.
4 ноября 2008 года, Варанаси
Каджурао
Чему учит нас Каджурао, мой свет?
Тому, что love is just passing by.
И вы едете в одном поезде -
ты до Сатны, а он в Мумбай.
Он во сне улыбается, ты любуйся и погибай.Чему Каджурао учит меня?
Тому, что в сравнении с местными божествами я молода.
Тому, что на голой любви могут быть построены
целые города.
Самый лёгкий способ её найти – это выйти из дому
и отправиться
в никуда.
6 ноября 2008 года, Каджурао – Орча
Орча
Чему учит нас Орча, мой свет?
Махараджи умели строить себе дворцы.
Имели шесть жен, сто наложниц
и вообще были молодцы.
Нет ничего забавней звонка домой из такой глуши,
изумлённой маминой хрипотцы.Чему Орча учит меня?
Тому, что через неделю мой праведный гнев зачах.
Дети, без страха берущие тебя за руку,
женщины с тазами на головах
и корзинами на плечах.
Ласси из папайи за двадцать рупий в деревне
вечером при свечах.
Боги с голубыми телами, с большой иронией
в безмятежных своих очах.
Всё, что нужно белому человеку -
забыть о всех его киевлянах
и москвичах.
7 ноября 2008 года, дорога Орча – Гвалиор
Семь ночей
Так-то, мама, мы тут уже семь ночей.
Если дома ты неприкаянный, мама, то тут ты совсем ничей.
Воды Ганга приправлены воском, трупами и мочой
и жирны, как масала-чай.
Шива ищет на дне серьгу, только эта толща непроницаема
ни для одного из его лучей.
И над всем этим я стою белокожей стриженой каланчой,
с сумкой "Премия Кандинского" вдоль плеча.
Ужин на троих стоит пять бачей,
все нас принимают за богачей,
И никто, слава богу, не понимает наших речей,
И поэтому мы так громко всё комментируем, хохоча.Каждый бог тут всевидящ, мама,
и ничего, если ты неимущ и тощ.
Варишь себе неизвестный науке овощ,
добавляешь к нему
какой-нибудь хитрый хвощ
И бываешь счастлив; неважно, что на тебе за вещь,
Важно, мама, какую ты в себе
заключаешь при этом мощь.
В общем, мы тут неделю, мама, и пятый город подряд
Происходит полный Джонатан Свифт
плюс омар-хайямовский рубайат.
Нужен только крутой фотоаппарат,
что способен долго держать заряд,
И друзья, которые быстро всё понимают.
Ничего при этом не говорят.Так что, мама, кризис коммуникации,
творческое бессилие,
отторгающая среда -
Это всё, бесспорно, большие проблемы, да,
Но у них тут в почёте белая кожа, монетка в рупию и вода,
В городах есть мужчины в брюках -
если это серьёзные города,
Так что мы были правы, когда добрались сюда.
О, как мы были правы,
когда добрались сюда.
7 ноября 2008 года, Агра
Агра
Чему учит нас Агра, мой свет?
Мегаполис: каждый десятый спит на белье,
каждый пятый о нём слыхал.
Над портретом Шивы и Парвати лампа,
чтоб глаз приезжего отдыхал.
Тадж Махал был построен, чтобы все расы мира
встречались перед воротами в Тадж Махал.Чему Агра учит меня? Надо брать парату -
парата везде вкусна.
Индия лежит под колёсами, словно поверхность Марса,
и остаётся с тобой честна:
Ничего не забрать отсюда себе на память, как с того света
или из сна.
8 ноября 2008 года, перегон Агра – Пушкар
Древнерусская тоска
Мы в Пушкаре, мама, это штат Раджастан,
если в двух словах.
Женщин с двумя головами нет, но есть женщины в шторах
с дровами на головах.
Мы ночуем в пустыне, мама, пахнет кострами, травами
и верблюдами, ущемляемыми в правах.Люди будто сушёные, мама, – рука у взрослого человека
всегда толщиною с плеть.
На каждом товаре по сантиметровому слою пыли,
каждая спальня – сырая клеть,
Здесь никто ничего не сносит, не убирает,
не ремонтирует -
всему просто дают истлеть.Едут бешеные автобусы, дребезжат,
и машины им вслед визжат,
и перебегают дорогу босые женщины в сари -
у любой ребёнок к груди прижат,
И коровы тощие возлежат, никому не принадлежат,
И в углу кафе сидим мы, сытые эксплуататоры,
попиваем свой оранжад.Костя вывихнул руку, мама, вздыхает так,
будто бы кончина его близка.
Мы в пустыне, мама, нет ничего, кроме звука пищалки,
запаха ночи, огня, песка,
Я смотрю на всё это дело, мама, и тут, конечно,
древнерусская обязательная тоска.
8 ноября 2008 года, Пушкар
Пушкар
Чему учит нас город Пушкар, мой свет?
Звёзды были придуманы для того,
чтоб от лагеря взять верблюда, поехать через пески,
лечь в телеге и налюбоваться всласть.
Тот, кто имеет повозку, байк или карту – имеет власть.
Мы добрались до лучшего города на земле,
а цивилизация, к счастью, не добралась.Чему учит Пушкар меня?
Я ничего уже не исправлю и не спасу.
На самом деле я живу здесь, в пустыне,
и ношу золотое кольцо в носу.
Ем кюфту из железной миски, держа её на весу.
И в повозке мужа по знаку "Ом"
пририсовано к каждому колесу.
10 ноября 2008 года, Пушкар – Джайпур
Каникулы на Луне
Вот тебя высаживают в открытку, тв-программу,
детскую сказку -
и ты вполне
На двенадцатый день осваиваешь пространство
и плохо помнишь,
что делал вне.
Мы тут видели тех, кто забыл вернуться,
и это зрелище не по мне -
Драные скафандры, разбитые навигаторы -
вечные каникулы на Луне.В первый день выходя на улицу в Дели
ты знаешь твёрдо -
часы твои сочтены.
Грязно, перенаселено, зловонно и всё гудит,
словно ты в желудке у Сатаны.
А через неделю ты счастлив, сторговывая в Пушкаре
то-ли-юбку-то-ли-штаны
За две трети от их цены.Так что можно, пожалуй, поздравить нас -
за двенадцать дней
Мы способны обжиться в любой открытке -
неважно, ёлочка ли на ней
Или восьмирукая дева Кали в сиянии
драгоценных своих камней.
11 ноября 2008 года, Джайпур
Джайпур
Чему учит нас город Джайпур, мой свет?
Месть индуса изобретательна и хитра.
У тебя неплохой отель, только в храме Шивы сразу за ним
служба начинается в пять утра.
И репертуар, в свою очередь, там таков,
что хрустит и трескается кора
Головного мозга. Причём сегодня он значительно
заунывнее, чем вчера.Чему учит Джайпур меня?
Я преодолела большой маршрут.
Что ни кадр, то как из журнала Geo,
что ни индиец, то изумруд.
А сомненья, кишечные палочки и служители храма Шивы
меня пытались, но не берут.
12 ноября 2008 года, самолёт Джайпур – Гоа
Гоа
Мы в Северном Гоа, мама, каждый пейзаж
как заставка для телефона
или рекламный 3D плакат.
Дело к вечеру, где-то уже включается
электрический треск цикад.
Кто-то едет вдоль кромки моря на старом велосипеде
через закат.Да хранит Господь мотоциклы сезонных, мама, -
они наглы,
Объезжают на полной скорости все пригорочки и углы,
Набирая полные ноздри полынного дыма, мама,
полные руки ветра
и веки – мглы.Пока мы сидим в баре на берегу,
допиваем клубничный сок,
Игроки в крикет ждут, когда один совершит бросок,
крабы убегают наискосок.
Это самый мизинец Индии, самый невозможный её кусок.
Мы проводим солнце и тут ещё посидим часок -
Пока Костя докурит,
затушит джойнт
и закинет его в песок.
13 ноября 2008 года, Гоа
Как водится
Как ты там, моё слабое утешение, моя ржавая ссадина,
ломаная банка из-под тепла?
У меня в айподе сто пять твоих фотографий,
так что я тебя сюда привезла.
Я на севере Гоа, Тим, тут такой же бог, как у нас,
но куда чуднее его дела.Если едешь на ста, и слёзы закатываются в уши -
это называется "с ветерком".
В барах выдают кокосовую скорлупку,
чтобы ты растолок гашиш
и смешал его с табаком.
Ящерица сбежавшей татуировкой гуляет под потолком -
Ты сидишь, а она идёт над тобой пешком.Голые лампочки, Тим, жестяные кружки, пыльные майки,
нехитрый гоанский быт.
Всей литературы – только следы на песке:
скажем, узкие от ступней,
и звёздчатые от лап,
и круглые от копыт.
Кажется, что и сны тебя здесь не ищут,
но стоит тебе уснуть,
как никто окажется не забыт.Вот он ты, глумливая бровь дугой, вот сменивший тебя,
с одной и второй серьгой,
Вот он новый мой праздник, который всегда с другой -
Все идут за мной от Парижа до Вайланканни,
где сразу над барной стойкой
мой дорогой -
Джизус Крайст,
как водится, Всемогущий
и Всеблагой.
15 ноября 2008 года, Гоа
Последнее утро
Чему учит нас Гоа, мой свет? Расстояние лучший врач.
Расставания больше встреч.
Драгоценно то, что хватило ума не присвоить,
не сфотографировать,
не облечь
Ни в одну из условностей; молчанье точней, чем речь.
Того, чего не имеешь – не потерять.
Что имеешь – не уберечь.Чему Гоа учит меня? Тому, что из всех мужчин
только ветер и стоит слёз.
Когда катишься пятьдесят километров в час,
он уже принимает тебя всерьёз.
Всякий мрак проницаем, любой поворот открытие,
смерть глядит дальним светом, и он белёс.
Твоя тень состоит из чёлки, стоящей дыбом,
руля, сидения и колёс.Гоа учит меня доверию – десять дней
Ездишь за спиной того, про которого точно знаешь -
ему видней,
Так что скоро чуть ли не дом родной обретаешь в ней,
Даже набирая полные фары пыли
и полные шины выбоин,
зеркала – разбегающихся огней.Да, в последнее утро, пожалуй, стоит проснуться в шесть,
Сесть в рассвет, попытаться собрать всё вокруг и счесть,
попросить присяжных в себе учесть,
Что уж если Господь задумывал фрукты,
линию горизонта
и экзотических сумасшедших такими, какие здесь, -
О, какую же это делает Ему честь.Если завтра отъезд, у тебя невозможный рост.
Правой ногой попираешь ты Сиолимский,
а левой Кузнецкий мост.
Слышишь благовест, погружая лицо
в прохладную мякоть звёзд -
над Москвой не бывает звёзд.
Пахнет пряным вест.
Пахнет жжёным ост.
И становишься чист, отверст и предельно прост.
Сам себе и Приянка Чопра,
и Роберт Фрост.
23 ноября 2008 года, Гоа
Back to Paradise
"Слушай, оставайся, а твою книжку
тебе издательство перешлёт".
(Сто двенадцать страниц, выходные данные, переплёт).
"Что тебе там делать? Тут океан и пальмы,
там темнота и лёд".В общем, мы действительно опоздали на самолёт.
Ехали в Панаджи – не столько я покидала Гоа,
сколько Гоа стал покидать меня.
Вот они, все мои последние рупии,
указатели на английском и хинди
и вся фигня, -Следующий рейс из Гоа в Москву
будет только через три дня.Это премиальные три заката здесь
(пару лет московской зимы по курсу
стоит средний такой закат).
Это десять часов на скутере через тропики,
с поворотами наугад.
Это срочный приказ о твоём помиловании,
когда ты вот-вот будешь расстрелян как ренегат.
Вот тебя отпустили, и ты только и повторяешь,
что oh my god,
Весь в мурашках от ощущения, как ты ужасно жив,
как неслыханно ты богат.
24 ноября 2008 года, back to Morjim