Берегите друзей 2 стр.

Над Каспием ходят ночные туманы…
Прощай навсегда, дорогой человек!
Я завтра увижу огни Дагестана,
Тебя не увижу, не встречу вовек…

Вовек не услышу… Вовек не увижу…
Но что это? Может быть, чудится мне?
Твой голос живой все ясней и все ближе
Звучит так знакомо в ночной тишине.

С широкой страницы твой голос стремится
В живое кипенье мелькающих лет,
Немеркнущий свет над тобою струится:
О нет – ты не умер, не умер, поэт!..

Рождение песни

Мураду Кажлаеву

Перевод Я. Козловского

Строка без музыки – бескрыла,
Ты удружи мне, удружи
И все, что в слове сердцу мило,
На музыку переложи.

Сложи напев, что лих и буен,
Чья власть сердечная нежна.
Пусть горы бьют в луну, как в бубен,
И бубен блещет, как луна.

Слова и звездны, и туманны,
Ты честь в горах им окажи:
На африканские тамтамы
И на свирели положи.

Ты сделай струнами потоки
И сочини такой напев,
Чтобы к щекам прильнули щеки,
Сливались губы, захмелев.

И сладко головы кружились
У обольстительных тихонь.
И, взбив папаху, акушинец
Кидался в танец, как в огонь.

Не забывая слез соленых,
Ты радость людям приноси
И на полях любви сраженных
Благослови и воскреси.

Когда вокруг богуют звуки
И познается вышина,
Ко мне протягивает руки
Земная женщина одна.

Возьми слова мои,
и если
В них землю с небом породнишь,
Они, пожалуй, станут песней,
Взлетев как птицы с горских крыш.

Старые друзья

Перевод Е. Николаевской

Старые друзья… Когда
Я кого-нибудь встречаю,
То, печалясь, отмечаю:
Разбрелись все кто куда.

Что случилось – не пойму:
Только вижу, что иные -
Не хромые, не больные -
Провалились, как во тьму.

Старые друзья на миг
Потеряли чувство меры:
Увела одних карьера,
Жены увели других.

Изменились их черты,
Но поверю я едва ли,
Что вдруг пленниками стали
Сплетен, лжи и клеветы.

Старые друзья, ужель,
Не оставив и надежды,
Изменила вас одежда,
Заменившая шинель?

Помните, в годах иных,
Как судьба с судьбой сплеталась?
Может, все тепло осталось
В тех окопах ледяных?

Старые друзья мои,
А карьера, как и слава,
Переменчива, лукава,
Братской не в пример любви.

Коль от жен покоя нет -
Как друзья, мол, надоели! -
Покажите им шинели
Тех солдатских давних лет.

Дорогие, всякий раз
Грудь мою сжигает пламя,
Если нет их рядом с нами,
Тех – живых – забывших нас.

Мне порою снятся сны,
Я от боли просыпаюсь, -
Будто отсекли мне палец…
…А пришли ль они с войны?..

Слезинка

Памяти Батала Куашева

Перевод Н. Гребнева

Ты ли, слезинка, поможешь мне в горе?
Ты ли блеснешь и рассеешь беду?
Горца, меня, для чего ты позоришь,
Что ты блестишь у людей на виду?

Тот, чьи глаза мы сегодня закрыли,
Видел и горе, и холод, и зной,
Но никогда его очи в бессилье
Не застилало твоей пеленой.

Тихо в ответ мне шепнула слезинка:
"Если стыдишься, себя ты не мучь.
Людям скажи, что блеснула дождинка,
Малая капля, упавшая с туч".

Сокурсникам литинститута

Перевод Я. Козловского

Когда-то стихи мы друг другу
Читали в пылу молодом,
И строфы ходили по кругу,
Как будто бы чаша с вином.

Все помнят лицейские своды
От святости и до грехов.
Друг другу, как в лучшие годы,
Уж мы не читаем стихов.

И лихо не спорим, как прежде,
И песен былых не поем,
И недругов в дерзкой надежде
Анафеме не предаем.

Где бедные наши пирушки,
Где крылья за нашей спиной?
Где милые наши подружки,
Слова о любви под луной?

Прошлись, как по вешнему лугу,
Глас неба в нас словно притих.
Все меньше вопросов друг другу,
Все реже ответы на них.

Есть в славе опасность недуга:
Взошли на вершины одни,
Читать недосуг им друг друга
И тех, кто остался в тени.

Но мы пред собою не лживы
И трезвым достигли умом:
Не все,
что живет, пока живы,
Жить будет, когда мы умрем.

И часто мне снитесь не вы ли,
Незримых достойные крыл,
И те, кто меня позабыли,
И те, кого я не забыл?

Иду вдоль бульвара Тверского,
Плывет надо мною луна,
И счастлив по-дружески снова
Я ваши шептать имена.

"Пойдем, друг детства Магомет…"

Перевод Я. Козловского

Пойдем, друг детства Магомет, наследник Магомы,
Аульских коз пасти чуть свет на горном склоне мы.
Или капканами с тобой наловим хомяков
И обменяем шкуры их на хлеб у скорняков.

А может быть, в базарный день отправимся в Хунзах
И раздобудем яблок там на свой и риск и страх?
А может быть… Ах, я забыл, друг детства Магомет,
Что в мире с той поры легло меж нами сорок лет.

И надмогильный камень твой, как в инее зимы,
Давно покинувший меня наследник Магомы.

Тебе неведомо, мой друг, ушедший в глубь веков,
Как много нынче развелось двуногих хомяков.

Склонил я голову. Мне жаль, что нет тебя в живых,
А то б с тобою вместе мы сдирали шкуры с них.

"О кунаки, мои друзья…"

Перевод Е. Николаевской

О кунаки, мои друзья,
Грущу без вас невыносимо!
Объят тоской неугасимой,
Почти что погибаю я…

Когда приходите – я рад,
Едва ли не заболеваю,
Не без труда одолеваю
Беседы три часа подряд.

Вот вы прощаетесь со мной,
И я стою, вослед вам глядя,
А уж тоска подкралась сзади
И тяжкой обдала волной…

И сна лишаюсь ночью я…
Но спят жена моя и дочки,
И спят иль убегают строчки…
О кунаки мои, друзья!

Здесь на вершинах

Перевод Н. Гребнева

Мой друг, кончай пустые споры,
Смех прекрати, сотри слезу,
Быстрее поднимайся в горы,
Ты, суетящийся внизу!

Не бойся головокруженья
От высоты,
Не бойся здесь лишиться зренья
От красоты!

Быстрее поднимайся в горы,
Свои сомненья успокой,
Свобода твой раскроет ворот
Своей невидимой рукой!

Покой тебе протянет руку
И мимолетно, на ходу,
Сожмет ладонь, раздавит скуку
И с нею ложную вражду.

Замрешь, и где-то в отдаленье
Послышится негромкий хруст,
Покажутся рога оленьи,
Как на скале нелепый куст.

В полночный час на небо глянешь,
Достанешь пальцами луну,
Вдали непуганые лани
Запляшут под твою зурну.

Здесь все равны чины и лица,
Здесь всем достаточно наград.
Здесь человеку только птицы,
И то по неразумью, льстят.

Здесь каждый человек почтенен,
Со всеми дружен и знаком.
Здесь должен преклонять колени
Он только перед родником.

Друзья мои, кончайте споры,
Из духоты своих квартир
Быстрее поднимайтесь в горы,
Чтоб с высоты увидеть мир.

Не бойтесь здесь лишиться зренья
От красоты,
Не бойтесь головокруженья
От высоты!

"Сядем, друг, на пороге долины…"

Ахмеду Цурмилову

Перевод Я. Козловского

Сядем, друг, на пороге долины,
Вечереет, и ветер притих.
Восемь струн у твоей мандолины,
Восемь тысяч мелодий при них.

Горных склонов потоки речные
Сделал струнами ты – не секрет.
И послушны тебе, как ручные,
Бесноватые реки, Ахмед.

То смеешься, то хмуришь ты брови,
Откровенным рождается звук,
Словно теплая капелька крови
Пробегает по лезвию вдруг.

И становится всадником пеший,
Жар угольев – кустом алычи.
Мать становится женщиной, певшей
Колыбельную песню в ночи.

И в Цада, и в Гунибе, и в Чохе
Ты всегда, как молва, меж людьми.
И легко разгадаешь, что щеки
У девчонки горят от любви.

Но откуда, скажи без обмана,
Разгадать твои струны могли,
Что болит мое сердце, как рана,
Вдалеке от родимой земли?

Слышу я, поразившийся снова,
Все ты знаешь, рванувший струну,
Про меня, молодого, седого,
И про женщину знаешь одну.

Звезды спелые, как мандарины,
У вершин засветились седых,
Восемь струн у твоей мандолины,
Восемь тысяч мелодий у них.

Не пришел друг

Перевод Е. Николаевской

Сказал – придет. Но нет его и нет.
Уверь себя, что больше ждать не хочешь,
Ключ поверни, гаси скорее свет
И пожелай надежде доброй ночи.

То рыщет ветер на твоем дворе,
Лежи – не вскакивай ежеминутно!
То шепчут ветви на твоем дворе,
Не вглядывайся зря ты в сумрак мутный.

Ведь сквозь окно в морозной мгле ночной
Скорее солнце, чем его, увидишь!
К тебе придет он – через день-другой,
Как раз в тот час, когда из дома выйдешь…

Ты не грусти. Всех не вини вокруг,
От века сердце бедное поэта
И ранит друг, и убивает друг:
Врагу – от века не под силу это.

"Старый друг мой, отнятый войной…"

Перевод Н. Гребнева

Старый друг мой, отнятый войной,
Голос твой я слышу все равно,
А иной живой идет за мной,
Хоть и умер для меня давно.

Верный друг мой, отнятый войной,
Мне тепло от твоего огня,
А иной живой сидит со мной
И морозом обдает меня.

Чингизу Айтматову

Перевод Я. Козловского

Даруй, душа, устам всевластным слово,
Налей-ка, кравчий, в кубок не кумыс.
Прекрасна жизнь – в том убеждаюсь снова,
Приветствую тебя, мой друг Чингиз!

На праздник твой сквозь дымчатые дали
Слетелись мы, но в этот звездный час
Я оттого не в силах скрыть печали,
Что нет твоих родителей меж нас.

И мысленно склоняю я колени
Пред матерью твоей. И не впервой
С ней заодно и не в обличье тени
Мне предстает отец погибший твой.

Сумел, Чингиз, порадовать ты маму
И не подвел отца наверняка
Тем, что, когда взошел на Фудзияму,
Ни на кого не глянул свысока.

Шипучий дар играет в кубке, пенясь,
Пью за тебя до дна, названый брат,
Мой именитый полуевропеец,
Мой знаменитый полуазиат.

И как бы волны ни метались шало
И челны ни менялись в свой черед,
Но в гавани всего земного шара
Входил и входит белый пароход.

Ты не суди Гамзатова Расула,
Завидует тебе он с той поры,
Как Джамиля аварского аула
Платком венчала шею Гульсары.

Скачи, наездник, на коня надеясь,
Касайся неба и не знай преград,
Мой именитый полуевропеец,
Мой знаменитый полуазиат.

К Отечеству в любви мы все едины,
И в том твоя заслуга велика,
Что сделались киргизские вершины
Во много раз видней издалека.

Ответ Ираклию Андроникову на приглашение с группой поэтов поехать в Михайловское

Перевод Я. Козловского

Благодарю, Ираклий, что меня
По старой дружбе ты не забываешь
И к Пушкину поехать приглашаешь
По случаю торжественного дня.

Но стоит ли, Ираклий, для речей
Врываться нам в Михайловское с шумом,
Где он творил, где предавался думам,
Где в тишине был слышен треск свечей?

Хозяин дома окна закрывал,
Чтоб слуха не тревожили сороки,
Когда роиться начинали строки
И с неба ангел стремя подавал.

Со школьных лет до роковой черты
Весь век стихами Пушкина мы бредим.
Давай с тобой вдвоем к нему поедем,
Служенье муз не терпит суеты.

Не знаешь ли, Ираклий, почему
Я вспоминаю нынче постоянно
О том, как Пущин тихо и нежданно
Примчался на свидание к нему?

Давай с тобою Пушкина почтим
И, не сказавши женам и соседям,
В Михайловское тайно мы уедем
И головы седые преклоним.

"Причастный к событиям многим…"

К. И. Чуковскому

Перевод Я. Козловского

I

Причастный к событиям многим,
Судьбою ты был возносим,
Как мудрость над знаньем убогим,
Как совесть над словом кривым.

И мир с четырьмя сторонами
К тебе незабвенно привык.
И вновь ты беседуешь с нами,
Бедовый и вещий Старик.

И высятся гордые сосны
Над этой беседой вокруг,
Связуя зеленые весны
И время клубящихся вьюг.

На посох слегка опираясь,
Ты бродишь со мной дотемна,
Иным из ушедших на зависть,
Связуя собой времена.

II

Ровесник разных поколений,
Среди других ты и меня
Почтил вниманьем, добрый гений,
Вблизи очажного огня.

И я познал страстей пучину,
Куда давно себя ты вверг,
И на тебя, как на вершину,
Всегда смотрел я снизу вверх.

И всякий раз при нашей встрече
Сходились, как в былые дни,
Мои великие предтечи,
Друзья старинные твои.

И не меня ль на перевале
Венчал ты, будто бы Казбек,
Рукой, которую пожали
Минувший и двадцатый век.

Наедине с собой

Перевод Я. Козловского

В далекий путь не отъезжаю ныне,
Но почему печаль пронзила вдруг
И сам себе в обуглившейся сини
Безмолвно говорю: "Прощай, мой друг"?

На город ночь спешит навеять дрему,
Один я в доме, и не спится мне.
И чудится, не сам хожу по дому,
А призрак мой, привидевшись во сне.

И между нами, как в былые лета,
Спор вспыхивает, будто бы гроза.
И на укор не нахожу ответа,
А мой двойник смеется мне в глаза.

И кажется, часы сочли за благость
Остановиться на моей руке.
Как будто время исчислять им в тягость,
Мол, пусть течет, как волны по реке.

Но, одолев дамоклов меч тревоги,
Чтоб властвовал неугнетенный дух,
Как гостю, что явился на пороге,
Сам говорю себе я:
"Здравствуй, друг!"

А твой портрет мерцает в старой раме.
О боже, как на нем ты молода…
Моя ль душа слилась вдали с горами,
Мелькнула ли падучая звезда?

"Рядом с Пушкиным Лермонтов виден…"

Маршалу Рокоссовскому

Перевод Я. Козловского

Рядом с Пушкиным Лермонтов виден,
Рядом с Жуковым видишься ты,
Полководец, чей путь необыден
И прекрасные зримы черты.

Под небесным слились зодиаком
Твой терновый и лавровый знак.
Сын России, рожденный поляком,
Ты для недругов Польши – русак.

Помню Красную площадь, где рядом
Оказались былые фронты.
И приказано, чтобы парадом
В честь Победы командовал ты…

Пусть же мальчикам снится, как мне,
Рокоссовский на черном коне.

"Я навестил больного старого поэта…"

Памяти Абуталиба Гафурова

Перевод Ю. Мориц

Я навестил больного старого поэта,
Его каморка, словно мрачный гроб, тесна…
– Зачем из комнаты большой, где много света,
Ты перебрался в эту келью, старина?

И был печален голос мудрого аскета:
– Ведь я, Расул, уже в гробу одной ногой…
Хочу привыкнуть к тесноте, черней, чем эта,
К жилищу новому готовлюсь, дорогой.

Мои глаза уже не видят даже пищи,
Им виден только жизни путь во всю длину…
Знай, две зурны всегда носил я в голенище,
Одну тебе отдам, другую – чабану.
И в то мгновенье, когда пенье их сплотится,
Быть может, песня дагестанская родится.

Когда не бывает надежного друга…

Перевод Ю. Мориц

– Куда же исчезла речонка-девчонка,
Бурлившая звонко у горного луга?
– В степях потерялась речонка-девчонка -
Ведь не было рядом надежного друга…

– А где же олень, горделивый, счастливый?
О силе оленя трубила округа.
– В засаду попал он, пропал он, пропал он -
Ведь не было рядом надежного друга…

– А кто изломал тополиные ветви,
Которые так шелестели упруго?
– Ломали бураны, трясли ураганы -
Ведь не было рядом надежного друга…

– Ты что же с дороги вернулся угрюмый?
Какою, приятель, ты мучишься думой?
– Не раз приходилось в дороге мне туго -
Ведь не было рядом надежного друга…

– Чего ты не пьешь? -
Отвечает он взглядом:
– Надежного друга не вижу я рядом…
– А что ж твоя песня уныла, как вьюга?
– Да что-то не видно надежного друга…

– Каким же я чудом не сломлен судьбою,
Хотя приходилось мне горько и туго?..
А все мое счастье, что рядом с собою
Всегда находил я надежного друга!

В гостях у Мартироса Сарьяна

Перевод Е. Николаевской

Там – Арарат, у края, у черты.
А здесь – Севан, в столетиях воспетый.
И между ними славный мастер – ты,
Ты – повелитель синевы и света.

За Араратом – скорбь далеких дней.
А гордость – здесь, на берегу Севана.
И ты как всадник между двух коней,
Рукам твоим покорных без обмана.

Одной рукою ты прижал к груди
Армению родную. А другая
Протянута вперед… Там, впереди,
Земля иная, тоже дорогая…

Передо мною – сена тяжкий воз
Навьючен на худую спину мула.
Хотя поля уж прихватил мороз -
Весна тот воз нам заново вернула.

Задерживаю восхищенный взор
На персиянке под неплотной шалью…
О, сколько миновало лет с тех пор -
Она все молода за этой далью!..

И аравийской пальмы красота
Лишь славной кисти мастера подвластна:
Сохранена на белизне холста,
Свежа та пальма так же и прекрасна.

Вот замираю я средь тишины:
Три возраста. Три женские портрета.
Все три – твоей единственной жены.
(Сперва-то я не так воспринял это…)

Так пребывал я у тебя в дому
С Востоком в соприкосновенье странном…
Беседуя с носящими чалму,
Бредя в песках с верблюжьим караваном…

Хоть старое и новое видал
В различном сочетанье и сплетенье,
Признаюсь: я Армении не знал
Такой – какой ее твой создал гений.

Как розовы деревья и кусты!
Как пламенеют кони на равнине!
И лепестки, что тронул кистью ты,
Уж не увянут никогда отныне.

Армения! Благословенна будь!..
Я был в гостях у самого Сарьяна
И разгадать твою пытался суть
Сквозь магию стихов Исаакяна…

"Хоть Арарат в краю армян…"

Перевод Я. Козловского

Хоть Арарат в краю армян
Верховный великан,
Там три вершины вровень с ним
Вздымаются вокруг,
То Аветик Исаакян, и Мартирос Сарьян,
И ты, Арам Хачатурян, мой стародавний друг.

Хотя Севан в краю армян
Глубок, как океан,
Там есть три озера других,
Чьих не забыть заслуг,
То Аветик Исаакян, и Мартирос Сарьян,
И ты, Арам Хачатурян, мой стародавний друг.

Назад Дальше