Да,
но я по-прежнему не умею кататься на коньках.
Оярс Вациетис
Ojārs Vācietis
(1933–1983)
Великий латышский Поэт, с большой буквы. Первопроходец, создатель современного латышского поэтического языка. Пожалуй, никто прежде с такой свободой и широтой не пользовался конкретными языковыми инструментами. Обладал редкой для XX века универсальностью, будучи лириком, физиком, эпиком, философом. С точки зрения формы чрезвычайно разнообразен.
В силу космичности мировоззрения определенно наднационален. Его поэтика пронизана всеохватывающим ритмом, и – подобно джазу – близка и понятна академику и таксисту. Младшие поэты посвящали Вациетису прекрасные строки: не как учителю и коллеге, но как чему-то большему.
Антрацит
1
Проехала машина
с каким-то там углем.Я всю жизнь нет-нет да и вспомню
ту машину
с каким-то там углем.Я изжаждался по одиночеству,
и я встретил
одиночество ночи в черной накидке.Одиночество порою необходимо,
но я захлебнулся им
и начал тонуть.По одиночеству
может идти лишь умеющий плавать.
Мне было позволено
лишь пригубить.Но тут прошла машина
с каким-то там углем.2
Нет, не пройти мимо
того антрацита.Не я эту
кучу вырыл,
та куча
не станет мой дом согревать.Зато антрацит добыт
в точно таких же шахтах,
какие сам прорубал.По точно такому же аду,
черному,
с блуждающими огнями,
за словом идут,
за поэзией и за любовью.И часто в местах добычи
на поверхность земли выходит
только глухой раскат.Из черного колодца счастья
выносят самих углекопов,
и неподобающе черными,
с неподобающе светлыми глазами,
они выглядят
в полуденном солнечном блеске…3
А у меня ведь еще инструмент есть -
только спрятан внутри.Так долго я здесь сижу,
что кусок антрацита
уже перерос Гайзинькалнс,
потом Эльбрус
и теперь, противно
поблескивая, как автоген,
высится над Гималаями.Больше не сыщешь сходства
со стеклянной горой,
где конь золотой годится.Ни с чем больше нету сходства -
того, что я ощущаю,
тоже не объяснишь.Нет,
пока я не подобрался
к бесконечному,
но определенно ползу вперед.Не то, чтобы я понимал
бесконечность,
однако вижу,
откуда растет антрацит,
и чувствую то, что положено,
глядя на звездные пляски…Что-то в них от меня самого,
так же, как в черном
искрящемся антраците
или Млечном пути,
научиться ходить по которому
пока невозможно.
Серого цвета
Я превратился
в одно-единственное серое око:
из серых луж
пьют серые голуби;
серый дождик
серые лужи
вгоняет в серую дрожь;на горизонте
из серых башен
серая клякса…Серый туман,
клубясь, наползает,
как пепел пожарища…Я превратился
в одну-единственную серую ноздрю:
ворсинки шарфа
меня щекочут -
как в двигателях сожженный бензин;
серые пятна
на досках лесов -
как будто плотник прошелся;
запах гари -вчера в этом городе
день загорелся, скроенный наспех,
и я в это
серое утро
вчерашний угар вдыхаю.Он – старый солдат,
проснувшийся от одной-единственной
боли в костях,
ноющих к перемене погоды
в местах ранений,
которые многих на той войне выжгли
дотла, -
он тоже чует запах горелого.Он – мчась по ступенькам -
еще выстраивает те формулы,
что заставят шататься фундамент физики,
скрепляя который,
сгорели многие, -
и снова воняет гарью.И по всей квартире,
по всей улице,
по всему городу
паленого серый запах.Я просыпаюсь
в час предрассветных сомнений
и по уши зарываюсь в серый и рыхлый пепел,
по которому мы ежечасно
и ежеминутно
бредем к своим
собственным радугам.Мы каждое утро,
порядком еще не проснувшись,
влезаем в этот
вчерашний
густой серый пепел
и, почти не задумываясь,
трамбуем его,
превращая в асфальт на сегодня.
"Я рад..."
Я рад,
что тогда ошибся,
и то, чего я боялся,
оказалось зверью на пользу.Я боялся
тех красных ягод
на снегу
и выше -
в стеклянных сучьях,
ибо, будучи человечьей породы,
я видел там
капли крови…Как стынущей
красной картечью
стволы набивает
голод…И голодная птица стынет,
превращаясь
в ледышку…А вышло -
красные капли
на снегу
и выше, в стеклянных сучьях, -это те самые угли,
у которых любая птица
может греться
до весны,пока я не вышел
жечь и палить повсюду
костры зеленого цвета,
несущие, отцветая,
красные угли
жизни.
"В конце непопулярной улицы..."
В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
на непримечательном дереве
сгрудились птицы,
улетая на юг.В их силуэтах
читалось
их тяжелое бегство
от морозов.В желтые листья
выпал
к корням рябины
их певчий корм.И горькими ягодами,
обагренными соком,
дерево договорилось с птицами
молча.И сказало -
пусть они пьют, клюют, хватают, тащат…Ведь их путь
не пройден и наполовину.И птицы молча
брали ягоды
по половинке.В конце непопулярной улицы,
на невоспетом углу,
под непримечательным деревом
я постучался
в твою
неприметную дверь.
"Листопад, диктующий условья..."
Листопад, диктующий условья,
в лихорадке осени раскис.
Снова телефон исходит кровью,
бес полночный снова крутит диск.Я, как волк, луною загнан снова,
рыщущий, голодный, жадный снова,
и тебе в глаза смеюсь я снова,
синий голый лед холодных снов моих.Телефон всего нежнее в полночь,
и цветы, что мне терпеть невмочь,
так бесстыдно пахнут только в полночь.И да – к черту, тихая святая ночь!
Возвращаются к корням своим деревья
и текут к своим истокам реки вспять.
Телефон опять в полночном гневе…Нет, не телефон -
земля в осенней лихорадке
перелетных птиц устала звать.
"Твои слова меня влекут..."
Твои слова меня
влекут, словно волны,
вплавь,
в мистическом свете
Луны -
в них весомость, в них невесомость, и память скользит вдоль
ресниц снежной совой, я застыл на месте, а ты меня несешь
и несешь еще и еще…Твои слова меня
обжигают, как клекот поленьев иззябшие руки решившего
клясться, отогревают их для восхожденья, сдирания кожи,
я должен быть на вершине, где встала, лавиной застыв, и зо -
вешь, и зовешь еще и еще…Твои слова меня
ранят, словно шипы ладонь без перчатки, я бьюсь о них
птичьей грудью жемчужной, скоро по ней прольется оранже -
вый жемчуг, ведь слова эти рвут, продираясь к кровному
братству, пожалуйста, рви меня, рви еще, и еще, и еще…Но глубже всего пред тобой меня заставляет склониться
до самой земли
та тишина между слов, та нагота между слов и то, что позво -
лено мне в обнаженности этой до боли счастливой застыть,
ожидая – что еще, что еще и что еще…
"Я не знаю, где ты живешь..."
Я не знаю, где ты живешь,
я не знаю, живешь ли ты.
Такая жара,
что медленно закипают сирени,
оплывают свечи каштанов,
и акация
вызолотила тротуар.
И сквозь угар отцветания
я не улавливаю знака,
что ты меня слышишь,
что ощущаешь,
как некто вглядывается в тебя столь
пристально, что нужно вскакивать ночью,
нужно вздрагивать днем
и нужно бежать к горизонту
пустому, за которым лишь марево
и безымянный призыв
дальше.
Поединок
Выстрел грянул. Победитель ушел.
Побежденного унесли. Но кровь еще пачкает траву.
И, может быть, душа в меня вставлена косо,
только в этой крови я не вижу примет пораженья,
в самом деле, не пуле обуславливать жизнь,
но крови, мертвой или живой – безусловно.
Когда поля сражений обрызгали кровью пруссы,
и в алом потоке исчез последний из павших,
я, конечно, усматриваю здесь гибель народа,
но надо всем этим полем плещет крылами вечность.Нет у меня иллюзий на тот счет, кто кого зароет,
но, когда в единый ствол срастутся летты и ливы,
кровь всех пропавших племен над его корою
будет дышать, бурлить, проливаться ливнем.
"Во имя существования рода..."
Во имя существования рода
кому-то все время приходится уходить.Яблоко падает далеко от яблони,
и матери жаль,
и на осенних ветрах она проклинает
блудного сына.
И дети все
забывают материнскую плоть,
и матери плачут.И тоже порой проклинают.
Жалея.Продолжение рода
предполагает уход
даже от себя самого.Сын, я уже тебя
не вижу за горизонтом,
но мне легко.Ибо уйти можно лишь двояко -
бросая
или же продолжая.Не путайте продолжающего
с заблудшим.Отец не увидит сына,
сын – отца,
но лунною ночью
магнитное напряжение
подается на их души
и тестирует:
что есть эта несоединенность -
разрыв
или же связь,
существующая между планетами,
и, стало быть, продолжение.
Письмо из продленности
У меня на дереве
горят четыре листка,
и это не все.Еще есть время
до еще одних заморозков,
но это не долго.Еще я горю
четырьмя огнями сразу,
и это много.Еще при свете этих огней
я каждый день наблюдаю тебя,
и это все.После первых заморозков
на голых ветвях
останется единственный пламень белки,
и это надолго.
"Не плачь..."
Не плачь.
Ты соснам моим над обрывом подмыла корни.
Хватит.
Уже и вода зацвела корягами черными.
О них
разбивается круглое лунное блюдо.
Те, что промышляют
орехами на берегу,
в омуте, полном коряг,
купаться не будут.
Не плачь.
Пока что.
"Чем дни становятся дольше..."
Чем дни становятся дольше,
тем мы становимся дальше
от бывших у нас
ночей.Случается,
они нас еще навещают,
как взрослые дети
старых родителей.Еще привязаны
их игрушки
к самому небу,
но вряд ли
мы ими станем играть.Звездными именами
мы теперь называем
времена года
и стороны света.Но это -
другие игры.Минувшей ночью
ко мне приходила
чужая девушка.Она смотрела
прямо в глаза
с особой доверчивостью
и ожиданием.И исчезла.
И вздрагивала
оконная занавеска,
пока я не понял,
что это след
твоего дыхания.
"Отапливаемые центральным отоплением..."
Отапливаемые центральным отоплением
никогда не бывают согреты,
как нужно -
где только можно,
когда только можно,
они разводят костры,
которые идут за ними,
а они смотрят
застывшими глазами
в этот живой огонь,
с ностальгией,
с эмиграцией
в этих застывших глазах.
Господи, пожалей их, они так красивы.В разжигании огня
есть свои первоклассники,
гимназисты,
магистры,
академики,
мэтры и подмастерья,
но нет несогревшихся.Разводят огонь
чем угодно
и, в общем-то, всюду,
он хорош для всего:
можно варить еду,
сушить одежду,
сунуть руку
и клясться.
Это уж как когда.
"Как перелетные птицы..."
Как перелетные птицы
туманной весной
к руинам
в несуществующую больше Елгаву
все же вернулись,так сегодня,
вчера
и завтра куда-то возвращаются
люди.Как перелетные птицы -
с печальными песнями,
звонкими
или глухими,
к руинам возвращаются
люди.Сегодня,
вчера ли,
завтра -
стыдясь
своей птичьей доверчивости,
возвращаются
люди.
Я тоже,
бывает,
курлычу, как перелетная птица,
мой крик печален -
кто знает,
может, я возвращаюсь
к руинам?
Улдис Берзиньш
(p. 1944)
Знаковый поэт, разбивший языковую культуру на до и после Берзиньша. Поэтический тип – поэт-шаман. Он узнаваем и довольно распространен: повелевающий тучами Велимир Хлебников, вызывающий песнями бури Вейнемейнен. Адепт культа языка, безоговорочно верящий в силу и власть слова. Гораздо гибче и доступнее Хлебникова, он по-человечески более ограничен и, в силу этого, органичен. То, что у Хлебникова кажется искусственным, у Берзиньша блистает, как жемчужина. Укладом души сродственен Илье Муромцу, защитнику вдовьему и сиротскому. Полиглот и толмач, патронирует в безъязыком пространстве лива и чуваша, жмудина и латгальца.
Как искать
Как мне искать цветок папоротника (как тебе искать) как.
Искать в песочнице искать под елкой пригожей.
Искать под подушкой утром.
В школе искать под партой.
На карте мира искать (на дне моря и на вершине горы).
Искать в книгах (листать за страницей страницу) разглаживать бережно что там цвело сто лет назад.
(Ах Библия черная пальцы дедов моих ты знаешь сколько лет и зим помнишь хозяек старых и молодых крестины свадьбы и похороны голоса журавлей и коров в закутах расскажи может было может пришла как-то утром с луга ноги в росе с головы до пят в росе – небо в росе – держит в руке растерянная куда спрятать в Библию полистала вложила один-единственный раз могло же случиться) искать.
Искать где старики пьют спытать може кто вспомнит може кто мимо шел.
У детей спросить говорят знают всякие вещи.
Пристать к учителю пусть угадывает а вдруг угадает.
В горячей печи искать во рту смеющемся искать в сказках Латвии.
По-немецки учиться в истории древней искать "в таком-то таком-то году в лесах цвели невиданные цветы слезы Иисуса той осенью началась чума".
Искать где солдаты шагают за ротой рота колеса и гусеницы кто знает может как раз из принципа там растет не вытоптан и зацветет.
Искать где зарыт повешенный где расстрелянный брошен кто знает вдруг пламенеет там вдруг царапает землю вдруг там зацветет.
Искать у себя на родине (у тебя на родине) у них на родине.
Искать в небе (искать на земле) под землей искать.
Как мне искать траву Яна (как тебе искать) как найти.
Искать в январе на льду под снегом в апреле в грязи искать жарким днем на рынке среди помидоров рыбы и птицы в летнюю ночь искать в лесу среди запахов.
Найти как найти не знаю.
"Вот я. Вот ты. Вот он..."
Вот я. Вот ты. Вот он.
Придет забытый, спросит: там кровь легла на травы, так кто траву ту скосит? Ведь был колчан и стрелы, я целил птицу смело, раз вышел Бог на встречу без птицы – в чем тут дело? Материя дробится, пространство рвется, слышишь – неровное дыханье (то не Отец ли дышит!) сквозь стекла семантические нельзя увидеть лица, и не с кем выслать вести тем, кто еще родится, у чисел нету смысла, все в черной речке тонем, и что учили в школе, у черта спит в ладони,
нет, это чушь. Вот я. Вот ты, вот он.
"Что, Пятница?.."
Что, Пятница?
Весна уже прошла и нежный у нас июнь с рассадой и жасмином, такой покой на кладбище и чистота плывет над лесом, Бог не любит нашу землю мокнет сено.А Пятница?
Он вроде губернатор на мелком островке и с кучей полномочий, но парень свой мы вместе пили на Лиго Леон был пьян и Виктору, ну было пето костер у берега реки и Кнут.Ах, Пятница?
Куда же лето, промчалось словно три коротких дня и в октябре я еду в Смилтене шофер сказал сынок, еще не все пропало еще год за годом и бежали багряные деревья.
Рыцарь и Санчо Панса
1
Скачет рыцарь на хромом одре градами весями скачет на трех ветрах.
Скачет рыцарь скачет денно скачет нощно.
Скачет рыцарь высокую думу думает а выдумать не может.
Скачет рыцарь скачет смеется и плачет.
Сколько на земле чертей и великанов это знает.
Сколько будет дважды два этого не знает.2
Скачет Санчо Панса на ослике деревней скачет черт что за ветер.
Скачет Санчо Панса скачет день скачет ночь.
Скачет Санчо Панса одну думу думает вот ведь земля круглая и никуда не ускачешь.
"По кочкам болотным земля убегает..."
По кочкам болотным земля убегает чибис кричит но леший еще далеко иди побороться со мною заяц браток.
Бог со двора на двор и собаки лают но нет ни медведя ни волка иди заяц браток.
Скоро полночь: храпит жеребец землю копытом роет я подпоясался туго и жду заяц браток.
Стихотворение о старости
1
(Иоанна 21 истинно истинно говорю тебе когда ты был молод то препоясывался сам и ходил куда хотел а когда состаришься то прострешь руки твои и другой препояшет тебя и поведет куда не хочешь) а Петр смеется.
Учитель он говорит что ты о старости знаешь ты умрешь молодым.
Молодому страшно его ведь можно убить со старика что возьмешь жизнь его птица в ветвях.
Юноше страшно его окуют цепями старый и в яме свободен свобода его птица в небе.2
(Все проходит) неохота чушь молоть (все проходит) надоело бахвалиться старость близко и каков ты есть таков ты есть (чего лукавить).
Возраст приходит как ливень
Смывая пыль.3
А иной до последнего вьюном вьется
с ведром к колодцу пока не споткнетсяпошел черпать а куда на что
льет а что и не знает во чтотак год за годом полжизни мимо
придет ли старость да и старость жди мол.Начнет похвалятся он тем что было
тем что в годы мужа свершил ондобро он копит (а добро гниет)
так полнится чаша за годом годв гробу он лежит свечи горят жизнь прошла
что старость отвернулась мимо прошла.4
Лишь бы сердце было зрячим
О глазах не плачу.5
Еще одна вещь хороша то что спина не гнется.
Старому трудно юлить старому пятиться трудно хочешь не хочешь надо стоять на своем.
Копейка осталась лежать унизиться не пришлось (ботинки не зашнурованы но это пустяк).6
Дай мне Бог старости на порог.
"Сначала: холодная звездная ночь ..."
I
Сначала: холодная звездная ночь поля в снегу реки во льду далекие окна в огнях мы три мужика гоним день к западу и снова пустая ночь
ну и ну сани промчались мимо наш боженька едетII
цыган идет пружинящим меридианом в зеленых штанах с попугаем в руке из Египта идет поет и смеется
только бы не оступилсяIII
хозяин идет со двора пропитан солью и солнцем на каждом шагу воз сена в одной руке деревянный жбан в жбане хмельное
другая рука в кармане не грех почесаться