Без огня 2 стр.

ПОЛЬ ВАЛЕРИ

Проницательный лев очарован крупой Ренессанса,
голубою мадонной с младенцем крупозным и влажным,
Велиаром глумливым в глубоких глазах белошвейки,
буржуазною пеной молочного Нового Света.

Президент голубей, погруженный в метафору мира,
величаво царил галльским гребнем на шумном Олимпе,
над куриной вознею согласий и разноголосиц
он следил колыханье зернистой и праздничной пены.

1976

***

Жить надо все-таки верней -
от веры к вере.
Изысканный остаток дней
хранить в пещере,

изведанную горечь слов
творить и вторить,
телесный храм, разумный кров
нерукотворить,

сойти к теням своей души
Христом распятым
и смертных почестей лишить
смиренный Атом,

жить Богу, сотвориться вспять,
как учит Слово,
но попросить себя поймать
у Птицелова,

а здесь вразнос и невпопад
истаять душу,
в потопе дней ускорить ад,
взыскуя сушу,

как пресмыкающийся Ной,
как вопль Иова,
смиреньем персти земляной
привлечь Благого.

февраль 1976

LOCUS ТРЕЗВОСТИ

Как похмельный олень
я теку
на иссохший источник стола
а в Китае с утра
как всегда
совершились большие дела
ну а здесь – что ни день -
то печаль
то огонь то зола
Флорентийская тень
мои тихие сени сожгла

1976

***

Сколько праздников!
Сколько естественной радости,
радужной пыли,
эйфории и мяса
на пике крутого поста!
Неужели и вправду мы кончили,
в самом конце – победили
с патриаршей подмогой,
с землицей в расцветших устах?
Как в цветном эпилоге
после той мелкотни хроникальной,
где лишь грохот и вой,
свист и крик, человек и снаряд -
все роится, все плещется,
все цветет чепухой зазеркальной -
разберись, где известный,
а где – неизвестный солдат!
Фарш волшебный из виршей и маршей,
из визга и пенья,
равноправные дети-застрельщики,
дети-стрелки…
Круговое терпенье, цыплячье сцепленье,
цветенье! -
Возлагают венки.
Возлагают венки.
Запах жирных нулей
заполняет прогулы сквозные,
черно-белые клирики
скорбной шеренгой стоят.
"Далеко ли идти
до блаженной страны Содомии?" -
так, должно быть, их спросит
цветной Неизвестный Солдат.
Словно в сказке дремучей,
конец захлебнется в начале.
Как в любовном безумьи,
связав родничок свой и род,
весь в анютиных глазках,
в крови,
в чешуе маргиналий
мертвый тянется к небу
и землю родную грызет.

май 1982

МОСКОВСКИЕ КУРАЖИ

ПУТЕШЕСТВЕННИК:
На крыльях мысли я переношу
свое беременное тело
Радищевым иль белоснежным мелом
и опускаюсь словно парашют
там где меня мой ангел оставляет
и всякий миг мне притчею бывает.

ХОР ДУРНЫХ НАСЛЕДСТВЕННЫХ ПРИЗНАКОВ (ДНП):
Гой!
Куда ты, молодец, летишь?
Гляди, оступишься ногой
и окаляешься другой,
а что получишь?

АВТОР
(тихо про себя):

Шиш.
(во весь голос):

И в самом деле все переменилось:
шиш получить теперь совсем не сложно.

ш – это мышь, шуршащий осторожно
с тоскливым и по бархату небес,
и – это труп веселый невозможно,
растекшийся для пакибытия,
ш – это в рот ползущая змея.

ПУТЕШЕСТВЕННИК:
Куда перенестись, в какое время?
В растерянности я – о, фаустово бремя!
Приди, о, дева, на свиданье
Платоново припоминанье,
всех помыслов императрица.
Кто здесь?

ФЕЛИЦА:
Се аз, твоя Фелица.
Благодаря моим урокам
ты будешь есть ножом и вилкой.
Озри меня косматым оком,
залезь в меня, как вошь, в бутылку.
Воспламенюсь и не погасну,
в твоих сетях я буду биться,
я так нежна и так опасна,
что даже конь меня боится.

ПУТЕШЕСТВЕННИК:
Но я не конь, а светлый ум,
парящий в небе, словно кочет.
Прощай, cogito ergo sum,
и мой болван его не хочет.

ХОР ДНП:
Это мрака порожденье -
половое вырожденье
тьмы зловещая веков
поболтал – и был таков
а бывало как бывало
дева лапкой задевала
и тотчас у ней меж ног
вился сизый голубок

ПУТЕШЕСТВЕННИК:
Мне милей чем настырные дуры
бестелесные тени фигуры
мертвецов угловатые чуры
и податливость клавиатуры
Никогда и нигде я не путал
с нежным мрамором прелую ню
и на coitus я не согласен
он дурным многоточьем опасен
лучше быть стрекозой чем козой
все ровно этот мир преходящий
и проснется мой чучело спящий
и узнает что он неживой.

ФИГУРА I:
Этот лысый как-то странно о себе выражается.

ФИГУРА II:
Если у мужчины в носу растет волос, это признак крайней похотливости.

ФИГУРА I:
Это сказано весьма кстати. Но причем тут я?

ФИГУРА II:
Тсс. Я говорю это для того, чтобы его привлечь. Он подумает, что ты девушка, и не станет тебя трогать, а там уж ты сможешь наслаждаться как угодно.

ФИГУРА I:
Да мне, собственно говоря, от него ничего и не нужно (задумывается). Вот разве что шейка…

ПУТЕШЕСТВЕННИК:
Как даже здесь бормочет бытие
Кичась своею яростью безликой
и красное меня пронзает криком
впадая в голубое забытье
Я вздумал от истории бежать
в цветную метафизику пустот
где линия тоскует и поет
где родина моя и жизнь и мать

ХОР ДНП (подпевая):
А мать она язвит его опять
И впрямь, родных не стоит забывать.

1976

PURPLE HAZE

К. К. К.

Спит сумасшедшая страна,
поет разбуженная вьюга.
Кружится Мери, как луна,
облаченная в пурпур звука.

Как ветер с лепестками роз,
века с минутами играют.
Уколы призрачных стрекоз
следы на венах оставляют.

Ей снится бесконечный сон,
где время – черная таблетка.
Раскинул руки, словно ветки,
Господь распятый, Метадон.

Он прошептал ей: "Вот дела…
Да, déjà vu, все это было…"
Она с креста его сняла
и тело черное обмыла.

Порхая в праздничном дыму,
в краю игольчатой науки
узнала Мери, почему
так страшно умирают звуки.

1976?-1978

ПАМЯТИ В.Н. ПЕТРОВА

Как почту боли, обрамленье раны,
я вспоминаю тихий ясный дом,
чернильный рай и праздник валерьяны,
развеянный летейским сквозняком.

Ту комнату, как братское кладбище,
когда, внимая смыслам непростым,
он нес в руке слабеющей и нищей
меморий голубиные листы.

И до укола в трепетное сердце
живую ткань сквозил словесный ток,
а там уж, глядь, и приоткрылась дверца -
то Прозерпины властный голосок.

Как память-гостья по весне опальной,
явилась смерть с подарком ледяным.
Он вспомнил все. Она вошла, как пальма,
когда Господь ее прислал за ним.

1979?

УТОПЛЕННИК

Памяти А. Л. Баранникова

От женитьбы Фигаро
до литаний донны Анны
довезет меня метро
в давке приторной и пьяной,

где случáй случает тень
с тенью потной и невинной
реквиемом кончить день
или пьяною малиной?

Нет живи пока, тоскуй,
тень рыданья, слова, крика.
Лента движется к концу.
До свиданья, Эвридика!

Телефона злая тонь,
Я войду в нее без стука,
В будке призрачная вонь -
грациозный почерк Глюка.

Плачет в трубке царь-беда,
точит каменную глыбу
жизнь и мама, и вода…
Упустили мы князь-рыбу.

1978?

УЛИЦА П. ЛЕБЕДЕВА, ПБ № 5

Это было в больничке на улочке с птичьей фамильей:
Кто смеялся, кто пел, кто слюну источал в изобильи…
Петербург номер пять – так назвал я чудесное место.
Но морфин-апельсин, ах, не мне приносила невеста.

Был дружок у меня, парень славный, но чуточку нервный.
Мы, как Джекил и Хайд, не могли разобраться кто
первый.
Ведь при разности кличек одну мы носили фамилью,
Я был худ и высок, он был склонен, увы, к изобилью.

Между ночью и днем мы жевали свои беломорье
И глядели в окно на веселое наше подворье,
Где под сизым дождем, распахнув свои сиплые глотки,
Танцевали врасхрист идиоточки и идиотки.

Помню, в том крестовидном дому
Весь распят, закавычен,
Бил рогами я в красную тьму,
Пьян от вытяжки бычьей.

А однажды приятель мой выкинул тоже коленце:
Он повесился в ночь полнолуния на полотенце,
Убежал от лечения, скрылся в кромешном закуте.-
Бедолаге – каюк, а хватились меня – вот те, ну те!

Перепутали нас: он повешен, но я-то помешан,
Ненадежен, конечно, но, в общем, не так уж и бешен,
Я еще бормочу и торчу и топчу папиросы.
Так лечите меня бычьей кровушкой, свиньи и козы!

1978

БЕС – ХРАНИТЕЛЬ

Н. Н.

Что кружево – то марево,
что марево – то сень,
сень – весеннее варево -
любовь через плетень -
хитросплетенья Ария
и римских принцев лень -
любовь Христа за пазухой
с Новозаветной Азбукой -
ветхозаветный день! -
рожденья безутешного
Адама новогрешного -
крест, превращенный в пень -
сень Бога Невесомого
то Близкого, то Оного -
ебись, кому не лень.
Прочь от меня, прочь от меня,
бесовская родня,-
я здесь, как маршал без коня,
как дым небесный без огня,-
я здесь – и нет меня,
слепца новоизбранного,
безгрешного и срамного,-
витии без словес,
я здесь – уже без Главного,
без Первого, Безгранного -
ветхозаветный бес.
Бес без меня, век без меня -
неполная родня,
бес без огня, бес у меня -
Егорий без коня.
Ветхозаветный князь небес,
новорожденный ангел-бес,
прости слугу твоих словес,
прощенный враг, прости меня,
et cetera, в могиле, etc!..

1976

КОАНЫ

1
Молчание Япония
цветок
один из ста
упал в траву
разбился
из чьих-то рук
всегда
у чьих-то ног
из праха в прах
был будет
и не сбылся
Где Он?

2
Италия Велеречивый день
Виолончельный голос Фаринаты
Читай: адриатическая тень
российско-иудейское подобье
Италия в России
исподлобья
поет для нас
из сталинского ада
Зачем?

3
Гад ленина с неизреченным p

притон Петра бордель Елизаветы
на черной крысе разъезжает Бер
и я
и мертвецы уже одеты
готовы в бой
за сказочный уют
но как в любовной песенке поется
всегда хотят да не всегда дают
напиться
подкурить
и уколоться
откушать вкусной телеколбасы
и воспитать душистые усы
Камо грядеши?

4
Но, впрочем, всякий благодатью жив.
Тот, чья душа вотще перебесилась,
разыщет Жениха в сени олив.
Тут мудрость: попроси – схлопочешь милость,
а там уж, глядь,
и небо отворилось.
Подумайте…

Две половинки странной головы -
бес из Рязани, дьявол из Киото -
барсучий сын -
вы, девушка, правы -
они сойдутся
только
треснет кто-то
возможно оба
надвое
увы
в один чудесный незакатный день
и это будет настоящий "чень".

1976?

ПЕСЕНКА

Н. Н.

Давай поплутаем, попутаем, Канта прочтем -
не вечно же в этой дыре нам с тобой кантоваться.
Здесь жизнь – только слово, а блядство читается
братство.
Мир спарен с войной, словно сука с ученым котом.

Плутай, не плутай – завопишь Ему, как не крути:
Учитель небесный, мой первый, мой верный, мой сладкий,
что делать, конструктор, с такою жестокой посадкой -
учиться шитью или просто корзины плести?

Вот Ветхий завет мой: для Господа божие дело,
для певчей вороны – весь пыл человечьей любви.
От нечего делать, видать, и Офелия пела
в палате надзора, в maison de santé на крови.

1976?

***

Лунный луч, как соль на топоре…

О. Мандельштам

Нет, не тепло вещей вы осязали,
но узелки на ткани речевой.
В квадриге неба соль земли искали,
слезную манну – в капле дождевой.

Таков удел этой праздной речи,
где каждая запинка – боль и суть,
и струганое слово давит плечи:
о, помоги, о, понеси чуть-чуть.

В стране, где говорить пора дрекольем,
оранжерейный высохший садок,
луна со слезой, мучнистый с льдинкой боли
млечный сок.

1979?

***

Две песенки есть у безумной трещотки,
как мы ни лечим ее, ни лелеем:
Младенец, шуршащий сухим ожерельем.
Диктатор, перебирающий четки.

София – нас учит она рассуждать -
пишется по-испански ¿культура? -
и с ней не поспоришь: ведь дура есть дура.
Другого стошнило, а ей – благодать.

Другой бы смолчал, а она, хоть больна,
бесится, трещит в обе глотки.
Две песенки есть у безумной трещотки,
а третьей – кромешной – не знает она.

сентябрь 1979

***

Климакс мудрости: жало в письмо
или течка – половозрелая прелесть -
от избытка сердца говорят уста:
о, оно сокращается сердце!

Оно, как время, с собою накоротке
посреди горящего, как опухоль тела.
Два этих оба – журавль и синица в руке,
перистой, машущей – куда и кому попало.

Ради разнообразия – что у кого болит? -
где она, эта Плоть насущного хлеба? -
мается нищий, бесится логофилит.
Сердце на них одно, и оно нелепо.

май 1993

***

Страшно выключить свет, вдруг остановится сердце
Или крыса во тьме лапки ракушкой сложит,
Молиться начнет, чтоб не взбредило ей
К теплой щеке приложиться.

Свет – давно уж несвет. Страшно выключить бред.
Выключишь – и придут: руки сложат в уют,
Молитву на лоб и с рюшками в гроб,
Сожгут – и захочешь проснуться.

А самое страшное: то тра-та-та,
Где дети во тьме поджигают кота,
Где черти дневные все пишут и пишут,
А Дух всуепроклятый дышит и дышит.

2000

***

Дождь в аквариум стучится,
А зачем?
Я ведь рыба, а не птица,
Глаз, который внутрь клубится,
Вверх и вниз и в чернь.

Вправо, влево: мох и память -
Как ее замять? -
Вспрыгнуть вверх собором каинств
И нырнуть опять

В авелево бездорожье,
В розопёрый мох?
Где твое, Господь, подножье?
Лучше бы я сдох.

август 2000

ВИД ИЗ ОКНА БОЛЬНИЧНОГО КЛОЗЕТА

Тени ветвей на больничной глазури
и ствол за спиной
словно я прислонился к нему
умираю и плачу
но отраженье помоек смущает
горбун тащит пищу
на телеге железной
медленно медленно medley
хочется есть
о постой этот джаз
очнись поживи и помедли

2001, Мариинская б-ца

***

Дар утрачен, я потерян
Взвешен, вычислен, измерен
Сам собой, как самосад.
Чу! Там ангелы трубят,
Там вопят, ширяясь, бесы -
Интересный зоосад.
Возле клеток разговоры…
Я, как вор, ныряю в норы,
Словно лис, укравший кур,-
Мне законы и позоры
Там, как дыр и убещур.
Но и там в норе, однако,
Светят черви Зодиака.
Все червиво, так червиво:
Молния легла на жниво,
Все хотела, но сожгла.
Жизнь – она была красива:
Жертвой? – мерзью, псиной, псивой
Явью, прожитой до дла.

4 декабря 2001 года

***

Ах, не только ах и ох,
Как об стенку горох,
Но и самый последний вздох -
Аутсайдер и лох.
Как тяжел он, жалок, вздох телесный
Проигрался в пух, обратился в прах.
"Был мне муж, а стал лохотрон небесный",-
Говорит старуха в слезах.
Тут ее под рученьки да за ноженьки
И несут куда-то на "скорую",
А она не педрит ни фенечки:
Поднимите меня, говорит.
А прошло уже столько лет,
Как простилась она с милым-суженым.
Жили-были, балакали:
Он ей – ах, она ему – ох,
Ох и ахушки, квакали, брякали,
Да жужжали порой -
Вот и весь домострой.
Но и книжки читали разумные
И рассаживались по ящикам
Гордо словно разнопартийные.
А ведь партия – это партия -
Все-то знает он, лохотрон:
Кто же, слыша крики ворон,
Расстается с жизнью чудесной,
Кто истлит себя перед бездной?
Да и было б зачем?
Чтобы ах и ох
Не успело – поспело
В тишайший вздох?

23 января 2001 года

***

С.Г.

Нет невода в околоплодных водах.
Кто вытянет меня, урода?
Ага, уж воды отошли!
Убили вы меня, "ушли",
И ну, теперь тянуть щипцами…
Пускай, мы обменялись светом -
И я на Том, а Вы – на этом…
Однако Старший – не дурак,
И то, что было мне вот так -
Всё испытаете вы сами.

23 октября 2001 года

УДАВ

(посвящается Елене Шварц – после одного разговора о змеях)

Ужас, годы спустя,
Окажется менее горшим,
Как удав, обнимающий горло,
Но чувствуя только себя
В похоронном движении тела -
Сознания – тела. -
Ужас, годы спустя,
Обнимет себя пустотело,
Обманет какими-то "па",
Завершив "арабеском":
И жить-то осталось – шутя…
Удавиться? – а не с кем.

31 октября 2001 года