Что касается

Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг "Равновесия разногласий" (1990), "Прошлое в умозрениях и документах" (1998), "Времена года" (2001). В книге "Что касается" собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х.

Содержание:

"Каждое утро на протяжении многих лет..." 1
"Моя коллекция затей..." 1
Конус 1
"Что касается правил этой игры..." 1
"С незнакомыми именами..." 2
"А между тем еловый куст..." 2
"Много книжек читал я в родной стороне..." 2
"Древнее живое имя рек и морей..." 2
"Владивосток, понимаешь, Мукден да Харбин..." 2
"Опушкой пробегают волки..." 2
О моём шурине 2
"Скажи кизил, который я сказал..." 3
"Ни молока, ни мёда..." 3
"Пошёл я гулять в чистое поле..." 3
"Как поехал Исидор на Флорентийский собор..." 3
"Медленно грузная цепь облаков..." 3
"Суха поэзия, мой друг..." 3
"Серёжа приехал с приветом..." 3
"Что ты, товарищ, набычился?.." 3
"Сканнер сканирует скатерть..." 4
"Прощайся бережно со мной..." 4
"Лиса аскета в Киев вела..." 4
"Пожелтели парки..." 4
"Забвение: сначала дымка..." 4
"Когда б мы жили под луной..." 4
"Есть поэзия чувств, но увы – даже там..." 4
"Комсобежец, горбеженец, соцренегат..." 4
"Владимир Андреич послал ему много вина..." 4
"Странно ехать под шофе в грузовой машине..." 4
"Когда с весёлыми подругами..." 4
"Весь мир ты отторгать привыкла..." 4
"На поляну бросил берёзовый июнь..." 4
"Выступает рыхлый рельеф лица..." 5
"Когда смутятся очертанья..." 5
"Туман черёмуху укрыл..." 5
Лодья 5
"Ты возьми, ты держи этот флокс..." 5
"Лязгнули цепи, и выпал из рук..." 5
"Когда б не пламя быстрого костра..." 5
"Была слаба моя молитва..." 5
"Налетела тучка на Киклады..." 5
"Как неподвижно и странно..." 6
"Я смотрю на небо – там теорема Пенроуза..." 6
"Мальчик, забудь суеверья и страхи..." 6
Две темы 6
"По количеству мячей..." 6
"Осенней аллеей – унылой, пустынной..." 6
"Дремал бы себе до полудня..." 6
"Я истины касаюсь мыслью..." 6
Что в имени? 6
"Посмотри, возлюбленная, на цепких птиц..." 6
"Интриганы каверзные злы..." 6
"Теперь без сил я еле мыслю..." 6
"Ошибочная движется дикость..." 6
"В травостое скрежет стригущих стрекоз..." 6
"Кто ветошью протёр замок..." 7
"От меня не осталось секретов..." 7
"Мы спорили о вкусе всуе..." 7
"Ты помнишь – извергся Везувий..." 7
"Запылало – потухло..." 7
"Наверху застыли в плоском танце..." 7
Тридцать девять комнат 7
Примечания 7

Николай Байтов
Что касается

"Каждое утро на протяжении многих лет..."

Каждое утро на протяжении многих лет
я появляюсь на грани травы и воды.
Я убеждаюсь, что у теней отражений нет.
Все это знают, но мало кто делает выводы.

"Моя коллекция затей..."

Моя коллекция затей
представлена – в апреле, в мае.
Свирелью я зову детей -
они гуляют, ноль вниманья.
Речитативом разольюсь,
расплачиваюсь равнодушьем.
Гуляю в садике цветущем,
скучаю, сам себе дивлюсь.

Конус

1
Новую плёнку он зарядив,
вновь молчанью не вняв,
вновь к моему лицу объектив
приставив, спросит меня:
"Это ваш храм, да? а вон там -
тоже?.. Ну хорошо,
ты только ответь: тоже вода?
море? или там что?
Кустарник, шерсть, кизил или кровь?
Она распускает ткань?
А в чаше там бесконечная дробь,
шифры двоичных тайн?
Зачем этот свод и замкнутый свет?
Зачем этот текст и зов?
Где спрятан у этих женщин и дев
кассетный экскурсовод?
А эти каменные столбы
сдавили кого? Христа?..
Что ж ты молчишь? Зачем встал ты,
как сторож, здесь у крыльца?"
Я отвернусь, пойду. А турист
снова глядит в алтарь.
Никто не покажет ему, как Улисс
выходит за Гибралтар.
2
Весна опять подняла весло -
сушить, а потом копать.
Кому-то бросить велит ремесло,
точить лемех и пахать.
Когда же я наконец упрусь
килем в сухое дно,
и пахарь вопросом прервёт мой путь:
– Ты, чужеземец, кто?
Привёз ли товары к нам иль плоды
какие-нибудь?.. И вообще:
что за лопату странную ты
несёшь на блестящем плече?
Нет, это геодезист внизу
рейку выставил вверх.
Ночью он изобразит в мозгу
цепь этих твёрдых вех.
Дверь заперла эта тварь, и тот
в подъезде уснул подлец.
В отель последний поезд идёт
от станции Лептон-Ленц.
Введя дырявую ленту лиц
из перфоратора в кадр,
сержант не видит, как быстрый Улисс
выходит за Гибралтар.
3
Есть ли кто стерегущий здесь
в кадре двоичную дробь?
Кто дешифрует: кустарник, шерсть,
скалы, кизил или кровь?
Скатилась под землю четверть луны,
следом спешит океан.
Пеной в горле вскипели нули:
она распускает ткань.
Дверь заперла эта тварь, и тот
в подъезде уснул подлец.
В тоннель последний поезд идёт
со станции Лептон-Ленц.
И консул, выйдя из фильма убийств,
"халтура", – пробормотал.
Никто не видит, как лёгкий Улисс
уходит за Гибралтар.
4
Я знал, что в этом отеле вряд ли
мне суждено заснуть:
пляшет "лампада" на тёмной веранде,
хоть ноги могли разуть…
Нет, это старый падре внизу
пердит, завернувшись в плед.
Ночью он проявил в мозгу
остатки двух липких лент.-
Джон Леннон с Иконой в кадре повис,
цветы возложив на алтарь.
И консул, выйдя из фильма убийств,
"халтура", – пробормотал.

"Что касается правил этой игры..."

Что касается правил этой игры,
то не в них суть.
Не от них покачиваются миры
и в морях муть.
И не я их придумал, и не ты,
а они даны нам в виде еды,
если же здесь будут едва видны,
значит так, пусть.
Мне вообще не надо, чтоб здесь был я,
как волна боли.
Только чьи-то с тонущего корабля
вдалеке вопли.
Это будет игрок или пусть моряк -
всё равно – хоть игрек, хоть имярек.
Пусть с обломком брига его на брег
принесли волны.
Он пройдёт тропой чьей-то в снегу,
забредёт в лес,
потеряв мгновенно свою беду
в забытьи мест,
заметённых с опушки на ветру.
Он увидит перед собой игру
вышесказанную – и я не вру,
я держу текст.
Ухожу и прячусь к себе туда
за сугроб тёплый,
где бормочет всякая ерунда
под густой ёлкой.
Что поделаешь? – наша жизнь трудна.
Наши достиженья – одна труха.
Для того игру и берёт рука,
чтобы стать лёгкой.
Что касается правил этой игры,
то не в них вкус.
Ни желаний, ни страха, ни вины,
ни иных чувств,
от Адама известных и доныне,
слава Богу, не затронут они,
если же и сбоку где-то даны,
значит так, пусть.
Это вроде того, как бы некий " он "
размышлял:
"Чем бы мне
разукрасить времени ветхий сон
иль препровождение?
Вот хотя бы Плотин или Платон, -
всё равно – из плоти он иль фантом,-
мы его помучаем, а потом
разрешим чтение.
Нам вообще не важно, чтоб здесь был " я ",
словно чья тварь.
Сам себя направляя и пыля,
пусть бредёт вдаль.
А кругом засеянные поля,
и уже косить-молотить пора.
Кабы не всегда с кем-нибудь война,
так совсем рай.

Можно лечь с подругой в светлых садах
и сплести взоры.
Как послушное эхо, в её устах
пить свои стоны.
И до вечера целый день с утра
наслаждаться тем, что дала судьба,
поворачивая туда-сюда
интерес сонный".-
Если эти мысли столь же верны,
сколь широк жест,
то, переставляя фишки игры,
я несу крест.
Что касается правил, то их ряды
перестраиваются, как под утро грибы,
предлагая от страсти и дурноты
миллион средств.
Тот, кто выпал из пасти свирепых волн, -
пусть он спас минимум
из того, чем был, пусть стоит он гол
в бытии мнимом,-
всё равно ему под любым углом
можно видеть в звёздах добро со злом
или разукрасить времени сон
слабым днём зимним.
Он заглянет в тёплую полынью,
где дрожит пульс.
И туда сосульку, словно слюну,
протянул куст.
А потом весною, уйдя в листву,
потеряет вскоре и всю свою
ледяную твёрдость, – а я не сплю,
я держу курс.
Уползу и спрячусь опять в дыру
под сугроб рыхлый,
между тем как узенькую луну
заметёт вихрем
на востоке, в самом тёмном углу -
и она серебром подсветит пургу,-
для того луна и ведёт игру,
чтобы стать рифмой.
И коснётся правил этой возни
между слов – перст.
А потом коснётся влажных низин
близ её чресл.
Он коснётся впадин смелой весны,
и туда прольётся одно из них,
от летучей тоненькой белизны
удержав блеск.

"С незнакомыми именами..."

С незнакомыми именами
на устах – до оскомины
я скитаюсь, хотя едва ли
понимаю топонимы.
Запинаясь, ангелы пели
над полями полыни.
Пусть по Волге плывут колыбели.-
Колыбели поплыли.

"А между тем еловый куст..."

[фрагмент поэмы "Нескончаемые сетования"]

А между тем еловый куст
чернел на жёлтом скате неба.
И поскользь лыж, их скрип и хруст
по загрубевшей корке снега
я слышал, палками стуча.
А у Мелецкого свеча
в окне приветливо горела
вдали, деревни на краю.
Трещит камин. Там водку пью.
Стоит передо мной тарелка.
Часы задумчиво идут.
Собаки головы кладут
мне на усталую коленку.
Втыкаю вилку в огурец.
И Даша разговор сердец
закидывает втихомолку…
Мелецкий снял с гвоздя двустволку,
словно трагический артист.
Его пример – другим наука.
Я говорю себе: "А ну-ка
попробую и я, как он".-
Выглядываю: в чёрном поле
ни огонька. Ослеп я что ли? -
Одна лишь вьюга за окном.

"Много книжек читал я в родной стороне..."

Много книжек читал я в родной стороне:
много букв, много слов, много мнений.
Ничего не унёс я в своей котоме,
уходя в непогоду и темень.
В это утро упрёков, утрат и тревог,
в пустоту бесполезных терзаний
лезут пятна рябин и бригады грибов,
сопрягаясь в багряный гербарий.
Приблизительно так. Приблизительно всё.
По просёлку трясётся автобус.
Сквозь рассветную мглу на опушки лесов
тупо смотрит проезжий оболтус.
Много книг и брошюр он в родной Костроме
прочитал и забыл без последствий.
Ничего не случилось в его голове.
Только дождик да ветер осенний
торопливо стучится в слепое окно,
как сосед бьёт в окошко слепое, -
знать, машина пришла, знать, открыли сельпо,
как сказал бы Гандлевский-Запоев.
Неужели опять обретать атрибут,
утеряв предикат пререканий?…
В поле ветер метёт ярлычки мёртвых букв,
составляя последний гербарий.

"Древнее живое имя рек и морей..."

Древнее живое имя рек и морей
ветром протянуло в золотых облаках.
Вышел на прогулку молодой иерей,
смотрит с косогора на красивый закат.
Вышел на поляну многотравный июль,
вынул из тумана молодой нож луны.
Надвое на западе разрезал лазурь,
нагло улыбаясь – почти до хулы.
Но хотя повсюду безбожная власть,
много тут и проса, и ржи, и овса.
Всякая святая еда удалась,
всякое дыхание – хвалит Творца.
Светом лучезарным просиял эмпирей.
Ветер надувает облаков каскад.
Долго с косогора молодой иерей
смотрит, улыбаясь, на родной закат.
Океанов имя, островов, гор и льдов
протянулось ветром вдоль осенних широт.
Люди мы смиренные – так дай же нам Бог
краешек святыни от осенних щедрот.
Даже вот сливовое варенье – и то
можно облизнуться – для души западня.
Многие пытаются и это, и то -
одна только умница моя попадья.
Можно соблазниться, над полями летя,
взглядом погружаясь в золотой эмпирей.
Тоже собралась там облаков лития,
дымом поедая рыб и зверей.
Там на речке с удочкой старик-пионер
курит самокруточку, чудак-самодур.
Постоял в раздумье молодой иерей
и вернулся к матушке – пить самовар.

"Владивосток, понимаешь, Мукден да Харбин..."

Владивосток, понимаешь, Мукден да Харбин.
Всё не так просто, Господи, трудно-то как!
Вот и скитаемся где-то, вот и скорбим.
Суд на земле, а адвокат в облаках.
В Иерусалиме по вирусологии был конгресс.
Те же проблемы, только другим языком.
Где дефицит иммунитета пролез -
всюду ущерб и всюду нарушен закон.
Где моя alma mater? – В Алма-Ате.
Эвакуация, знаешь, сума да тюрьма.
Я по большому секрету скажу тебе:
подозреваю, что теорема Ферма не верна.
Если бы это открылось – всему конец.
Что мы умеем? – только молоть языком.
Всюду проблемы. Какой-то зыбкий контекст,
где узелок ты вяжешь за узелком.
Вряд ли тебе это важно. И ты права.
Вон вернисажи, тусовки – весело как!
Есть у художника, скажешь, своя тропа?
Всё не так просто, Господи, если бы так!

"Опушкой пробегают волки..."