* * *
Кара-Балта оказалась одноэтажным тоскливым городком. Старые товарные вагоны и цистерны годами пылились на ржавых путях, и трава прорастала из дыр их. Остатки недостроенных зданий советской поры с ржавыми арматурами (может, какие склады или производства), десяток тётушек на привокзальном рыночке, пара скучающих милиционеров, проверивших у меня документы, пыльные заборы вокруг домиков и садиков. Ничего примечательного не нашёл я в Кара-Балте, поэтому сразу пошёл на ошскую дорогу. Тут стемнело и начал накрапывать дождик. Как потом оказалось, последний для меня на ближайший месяц.
Пора вспоминать научные методы! Рядом с трассой, в конце города - некий забор, ворота, будка, горит свет. Постучался. Рядом залаяли собаки; вышел удивлённый сторож.
- Здравствуйте, я путешественник, в Ош направляюсь, а переночевать у вас можно?
Сторож (его, как потом узналось, звали Сергей Николаевич) был весьма озадачен моим вопросом. Но, однако, пустил. В будке находились плита, чай, телевизор и сын сторожа, парень лет шестнадцати. Сам охраняемый двор оказался автобазой, где почему-то кроме автотехники лежало и проветривалось в больших кучах зерно.
Я рассказал о своих путешествиях, подарил книги по автостопу. Жизнь наладилась. Попили чай и завалились спать.
13 августа, суббота. Трасса на Токтогул. Водитель-оптимист
Утром небо просветлилось, вчерашний дождь оставил лишь лужевые следы. Попрощавшись со сторожем, я вышел на трассу. Очень быстро меня подобрал дядька, ехавший на свадьбу в деревню в двадцати километрах от Кара-Балты. Он сообщил мне, что рядом, выше по трассе, имеется природный водопад, и чтобы я не забыл его посетить.
Притрассовый водопад, судя по всему, нередко служит местом пикников новых киргизов. Для них на своротке, идущей к водопаду, стоит юрта со сторожем-охранником, дорога перегорожена верёвкой, имеется туалет, кострища и битые бутылки. Видно было, что обитатели юрты собирают взносы за посещение водопада с новых киргизов, но я прошёл пешком и никто на меня не обратил внимания.
Для лучшего изучения водопада я поднялся повыше, туда, куда не могли пробраться машины киргизов (сегодня, к счастью, их пока не было). Помылся и постирался. Это оказалось непросто - вода ледяная. Но всё равно приятно. Жаль только, что неправильные граждане оставили битые стёкла во многих местах даже вверху водопада.
Вернулся на трассу - и вскоре мне опять повезло, водитель-камазист, в связке с двумя другими камазистами, вёз белый камень в южнокиргизский городок Майли-Су.
Этот водитель, русский по национальности, оказался полным антиподом позавчерашнего коллеги. Проведя тридцать пять лет за рулём, сей водитель понял, что лучше страны, чем Киргизия, ему не найти; что местные жители - гостеприимны и радушны и никогда не бросят коллегу на трассе в беде; что киргизский мёд самый лучший, цены в Киргизии самые низкие, а профессия водителя - самая удобная, престижная и высокооплачиваемая. Было у него припасено и много весёлых историй про корыстных гаишников, про разные недогрузы и перегрузы, да мало ли может приключиться с человеком за треть века водительской жизни. Однако, почти одни и те же приключения люди воспринимают совершенно по-разному, и выводы делают другие. Скажем, из истории с протухшими арбузами (см. выше) можно сделать вывод, что все люди сволочи, а можно понять, что не надо жадничать, и если у тебя предлагают купить фуру арбузов всю оптом и недорого, - нужно соглашаться, а не ездить по всему краю в поисках золотых гор, пока арбузы те не протухнут.
Ехали мы целый день и медленно: КАМАЗ был загружен белым камнем, который назывался даламит. Этот камень, оказывается, является ценнейшим незаменимым компонентом для производства электрических лампочек, а лампочки эти почти на весь бескрайный Союз (и СНГ) производит один-единственный завод, который расположен в городке Майли-Суу на юге Киргизии.
Городок Майли-Суу до этого дня мне совсем не был известен. Оказывается, он лампочками и знаменит. Как сообщил водитель, производится там полтора миллиона лампочек за смену, хотя я думаю, что это явное преувеличение. Для своих лампочных нужд завод потребляет 3000 тонн даламита в год, ну и массу других полезных веществ (опять же, по словам водителя).
Трасса Бишкек-Ош - главная дорога страны, соединяет два крупнейших города, а протяжённость её примерно 700 км, как между Москвой и Петербургом. Но проходит дорога в горной местности, через два перевала высотой аж 3600 и 3400 метров. Поездка на КАМАЗе по этой дороге весьма медленна и занимает два дня. Легковушки проскакивают за день. Автобусов не существует - ибо вообще запрещено ещё со времён СССР автобусное движение в высокогорной местности. На Памирской трассе тоже нет автобусов. Но и здесь, и там существуют частные самочинные маршрутки, которые всё же едут через эти перевалы, несмотря на предупреждающие знаки и щиты:
"ВНИМАНИЕ! Движение автобусов через перевал Тео-Ашуу строго запрещается!"
Многие люди для проезда из Оша в Бишкек или обратно пользуются услугами такси. Таксисты наполняют всю машину четырьмя пассажирами, и часов за 12 довозят их в пункт назначения. Поэтому постоянно на этой горной дороге можно видеть много легковушек, которые идут полные и не стопятся.
Между двумя перевалами лежит прохладная высокогорная Сусамырская долина. Там летом обитают пастухи в юртах. У них имеются лошади в большом количестве, они продают кумыс вдоль по трассе (и угощают им). Вокруг всё покрыто необычайно зелёной травой, но погода здесь не летняя: вот и сейчас, пока мы ехали вдоль реки Суусамыр, начался снег с градом и побелил землю и траву приблизительно на полчаса. А потом всё растаяло и опять выглянуло солнце. На зиму пастухи откочёвывают вниз, в более тёплые места, а Сусамырскую долину заваливает снегом.
После Сусамырской долины и второго перевала трасса попадает в узкое ущелье, вотчину производителей мёда. Каждые сто метров в ущелье стоит дом, а вокруг него - ящики-ульи. Вдоль трассы продаётся дешёвый и очень хороший мёд. Таким образом можно в высокогорье сперва напиться кумыса, а потом отъедаться мёдом.
Так мы ехали целый день. Вечером проезжали рядом с Токтогульским водохранилищем и наблюдали красивейший закат. Поздно вечером КАМАЗ остановился на ночёвку в придорожной харчевне около горного тоннеля. Там же мне присоветовали и завалиться спать. Я так и сделал, пожелав водителям счастливого пути наутро - ведь они вскоре сворачивали в свой городок Майли-Суу.
14 августа, воскресенье. Президентский день
Сегодня весь киргизский народ, должно быть, пребывал в радости, отмечая восшествие на престол нового президента, Курманбека Бакиева. Его портреты, оперативно изготовленные, уже заменили портреты прежнего вождя, Аскара Акаева, и новый президент, как и любой новый президент, уже начал притягивать к себе всенародную любовь и почтение.
Президентская власть - штука хитрая. Хотя и установлены сроки выборов, победить на них всегда проще старому президенту, чем новому. И вот проходит пять-десять, а в порой и двадцать-тридцать лет, и страна управляется всё тем же человеком, привыкают к его портретам и всё единодушней голосуют "за". Но вот какая-нибудь революция неожиданно меняет привычный порядок вещей, и старый президент, лишившись всех своих "преданных" соратников, смывается в другую страну, портреты его удовлетворённо снимают, памятники сносят, плакаты с его лицом заменяют на другое (ещё пока свежее) лицо, и вот мы все, как один, единодушно шагаем к новым достижениям, успехам, победам, под руководством человека, о котором всего год назад никто и не слыхивал.
А потихоньку на кухне или попутно в машине пожилые люди вспоминают и единодушно хвалят старые добрые времена, когда все жили под старым, проверенным, добрым, умным и мудрым предыдущим вождём, и списывают все текущие недостатки на хреновую работу нового. Думаю, сейчас и в Ираке многие вспоминают добрым словом времена Саддама ("да, - скажут, - строг, но справедлив был, и порядок был при нём…"), с тем же единодушием, с каким уничтожали недавно его портреты; с тем же единодушием, с каким при Саддаме вспоминали другие, до-саддамовские времена, а у нас в Средней Азии - славное советское прошлое.
Итак, новый киргизский вождь К.Бакиев выступал сегодня в Бишкеке на большой площади (это её оцепляли, огораживали и красили при мне, два дня назад), и представители всех национальностей - русской, киргизской и основных нацменьшинств - одаривали его цветами, танцевали и поили кумысом. Я же ехал автостопом в сторону Оша. Главная трасса страны, Бишкек-Ош, уже шесть лет находилась в состоянии ремонта; в разных участках чинили её нанятые правительством турки, иранцы и сами киргизы. Несмотря на грандиозный размах работ, трассу за шесть лет до сих пор не починили. Наверное, во всём виноват предыдущий президент (а кто ж ещё?)
…По дороге меня подвозили на небольшое расстояние местные легковушки киргизов. В одной из них ехали организаторы строительства мечетей. Какой-то арабский фонд профинансировал стройку мечетей в разных южнокиргизских городах, и вот эти люди приезжали в каждый посёлок, фотографировали со всех сторон мечеть, стоя перед ней с плакатом: "мечеть такая-то, посёлок такой-то" (по-арабски). Потом ехали в другой посёлок. Ради интереса заехал с ними даже в заветный городок Майли-Суу, где производят лампочки, думал: интересно будет встретить там вчерашнего камазиста! Но, конечно же, не встретил.
Другой водитель оказался крестьянином и строил себе дом в селе из глины и соломы, по местной технологии. К нему я тоже заехал в деревню, осмотрел строящийся дом и другие, уже готовые дома. Очень удобно строить дома из глины; мой друг Миха из Калуги тоже мечтает себе построить такой дом. Потом крестьянин вывез меня обратно на трассу.
Так я достиг города Джалал-Абад. По сути, это очень большое село одноэтажных домов с небольшим центром из пятиэтажек. Город не впечатлил, и я поехал дальше, в древний г. Узген. Местность эта жаркая, и произрастают здесь всяческие фрукты, овощи и хлопок. Хлопка особенно много.
Там у меня возникла идея обогнуть город Ош, сократить дорогу: сделав 93-километровый объезд, выскочить на Памирскую трассу южнее Оша, в селе Гульча. Конечно, я знал, что самый короткий путь - не обязательно самый быстрый, но было интересно. К тому же не хотелось искать ночлег в Оше, так как в деревнях это проще, чем в больших городах. Хотя уже и в городе я вызываю большой интерес, все на меня смотрят, пытаются завязать контакт, угощают мороженым, минералкой, лавашом, арбузами, но в гости не зовут. К сожалению, в Узгене мне встретилось несколько пьяниц, охмелевших то ли по привычке, то ли в честь восшествия на престол нового президента.
Итак, я выехал на восток. Киргизы в своих горах имеют машины, но ездят на них очень локально, на пять-десять километров, в соседнее село и обратно. На десять километров сменил пару легковушек, затем меня подобрала старая советская "Волга", в которой сидело четверо пацанов лет четырнадцати. Взрослых среди них не было, и говорящих по-русски тоже. Ребята очень веселились, подобрав попутчика, и провезли меня ещё десять километров до перевала, на котором стояло два памятника по сторонам дороги: ракета и баран. Там дети меня высадили и уехали обратно в свою деревню - видимо, брали машину у родителей покататься.
На перевале меня подобрал автобусик, старый ПАЗик, и довёз до большой деревни Кара-Кульджа. Там оказался большой и вкусный базар с арбузами и лепёшками, а также весьма запущенный автовокзал. Из схемы автобусных маршрутов примерно на 1988 год можно было уяснить, что по дороге, по которой я завтра намеревался ехать, мне скорее всего придётся идти. Автобусного сообщения на Гульчу не было, а значит трасса там не очень хорошая. Так назавтра и оказалось.
Я пошёл по дороге на выход из посёлка, но меня окликнули и зазвали в дом местные жители. Здесь, в киргизской глубинке, уже настоящее азиатское отношение к путнику (в хорошем смысле слова): подвезут, пригласят в гости, накормят, оставят ночевать. Большая часть взрослых до сих пор помнит русский язык и ностальгирует по СССР. Сельский народ ждёт лучшего от нового президента, К.Бакиева - он тоже уроженец юга Киргизии, в отличие от прежнего, А.Акаева, жителя северной части. Юг и север здесь сильно отличаются: юг более бедный, более дружелюбный, более дешёвый и более религиозный.
Сельский дом, куда я попал, был типичным для этой местности: построен из глины с соломой и оштукатурен, внутри несколько комнат, ковры, телевизор, во дворе - корова, курицы и другой скот, огород с овощами. Сами производят хлеб и круглый каменно-твёрдый сыр размером с глаз. Его грызёшь и непонятно, что за белые части от него крошатся: куски ли это сыра, или твои же зубы? Такой у них сыр. Кстати, в Монголии есть почти такой же.
Сушится этот сыр на солнце и от этого затвердевает, а потом может храниться неограниченно долго. На вкус солёный. Очень хороший сыр, но много его не съесть, сил не хватает на разгрызание. Говорят, от него хорошо отбеливаются зубы. Те, что останутся после разгрызания сыра.
15 августа, понедельник. Пешеход
Наутро я покинул село Кара-Кульджа и отправился дальше, где, судя по карте, между сёлами Ылай-Талаа и Сай должна быть отворотка на Гульчу. Так оно и оказалось. После Ы. транспорт закончился, и я шёл пешком целый день, лишь две легковушки провезли меня каждая по два километра.
О, киргизские горные сёла! Идеальное место для неторопливых вольных путешествий. Тёплый климат, чистый воздух, немноголюдно. Красивые горы, повсеместно всадники в киргизских колпаках, все едут по своим делам на лошадях, срезая серпантин дороги, резко в гору и под гору. В сёлах все удивляются на путника, но стоит сказать: "здравствуйте, бабушки!", как бабушки, сидящие у колодца, сразу вспоминают русский язык, заманивают в гости, угощают лавашом и кумысом. А вот дети и подростки до двадцати лет русским языком вовсе не владеют. Некоторые ещё и боятся меня.
Я шёл около тридцати километров, и дорога всё поднималась в гору. Пастбища, речки, маленькие водопады, потом всадники посоветовали мне спрямить путь, я попёрся по лошадиной тропе и запарился, хотя и срезал несколько кругов серпантина. Наконец поднялся на перевал, где стоял даже указатель "Алайский район", а под ним стоял полный народа встречный уазик, перегревшийся от трудного подъёма, и водитель, узрев меня, стал громко орать в мою сторону по-киргизски - может быть, он испугался моего визита и пытался криками отогнать меня, как медведя. Это ему удалось, я отдалился от машины и пошёл вниз, что было куда приятнее, чем вверх.
Горы были покрыты тысячью маленьких стогов: здесь в высокогорье нет огородов, но косари снизу приезжают сюда на несколько летних дней, чтобы запасти сена для своего скота. Потом они на грузовике или тракторе это сено стаскивают вниз. И теперь все склоны гор были усеяны бородавками - это были эти стога во множестве!
Всадники в киргизских шапках то и дело попадались мне навстречу, ехали они с косами. Они и создавали эти стога. Все со мной здоровались и удивлялись, я же их фотографировал.
Спускаясь ниже, я заметил другие изделия человеческих рук - это были ульи. Около одной пасеки стоял трактор с прицепом, сидели мужики, поедая арбуз. Пригласили и меня разделить с ними трапезу.
Бакыт и Фархад, так звали пчеловодов, жили в долине, в большом селе Гульча, а в горах снимали комнату в домике, появлялись здесь время от времени и присматривали за пчёлами. Осенью же свозили все ульи вниз, в долину, где пчёлы и зимовали, а весной опять возвращали их в горы.
Пчеловоды рассказали мне о жизни пчёл. Я в детстве интересовался насекомыми, хотел даже стать энтомологом (изучателем насекомых), а потом утратил весь интерес к ним. И вот пчеловоды мне рассказали, и я вновь узнал, что пчёлы бывают трёх видов: рабочие, трутни и матки. Обычные пчёлы, которых мы обычно видим, - это рабочие пчёлы, что летают за мёдом, живут они всего 30 дней, из которых только последние 15 дней жизни летают за мёдом, а крылья у них постепенно изнашиваются. И вот примерно на 30-й день жизни пчела вылетает из улья, "заправляется" у цветка, но взлететь уже не может и вскоре погибает. А вот матка живёт до пяти лет, она живёт в улье и откладывает по 70.000 яиц, и даже больше, в первый и второй год, бывает что и на третий. Когда матка зарождается, она первые 20 дней живёт в улье, а потом вылетает из улья, и за ней гонятся пять-шесть-восемь трутней (самцов). Самый удачливый догоняет матку, совокупляется с ней на лету и погибает. А матка возвращается в улей и всю жизнь там живёт и откладывает яйца.
Ещё интересно, что пчёлы могут сами вырастить из личинки рабочую пчелу, матку или трутня, смотря какая надобность имеется в улье. То есть если матка постарела, они могут вывести новую матку. Пчёлы болеют всеми болезнями, как люди: например, у них бывает понос, и тогда ульи в маленьких зеленоватых точках поноса; а лечат их антибиотиками, такими же, как людей лечат, разводят их с водой и сахаром и угощают пчёл. Если же пчёл не лечить, они могут перезаражать друг друга всякими инфекциями и перестанут делать мёд или вымрут вовсе.
Зимой мёд не порождается, а только летом, поэтому пчеловоды говорят, что они кормят пчёл девять месяцев в году, а пчёлы их - только три месяца. Однако, если хорошо знать всю науку пчеловодства, то можно добывать много мёда и для собственного потребления, и на продажу. В горных сёлах почти все продают мёд, и стоит он здесь всего 60 сом (40 рублей) за килограмм, а в Бишкеке - вдвое дороже.
Такие сведения мне рассказали пчеловоды, а параллельно очень вкусно меня накормили. В чае вместо сахара у них был мёд, но такой - "технический", не на продажу, в котором, как в янтаре, замуровались тушки попавших туда пчёл. Кладя в чай, пчёл надо выковыривать.
Я решил сфотографировать хозяев вместе с ульями, и достиг успеха, но при этом пострадал: несколько пчёл забрались ко мне в одежду и успели меня укусить. Утешал себя тем, что укусы имеют лечебное воздействие.
Хотя хозяева собрались вечером ехать к себе домой, в Гульчу, и приглашали меня к себе, - но я решил ещё некоторое расстояние пройти пешком, чтобы больше увидеть и сфотографировать. Поблагодарив пчеловодов, пошёл. Вскоре покосы и пасеки кончились и начались обычные горные киргизские сёла, даже с маленькими мечетями. Прошёл дальше, одно или два села, и тут меня зазвали в гости. Хозяином дома был старик 70-ти лет, по имени Токтомоллат, а местность называлась Кеньджилга.
Старик сообщил мне подробности из своей биографии. Родился он в этом же селе. В 1951-52 годах, ещё при Сталине, он пошёл в армию и служил в Караганде, где выучил русский язык. Потом в течение сорока лет он был чабаном, пас в горах колхозный скот, а в 1991 году вышел на пенсию, в связи с ликвидацией колхозного скота и колхозов вообще. Детей у него было десять человек. По местному обычаю, старшие сыновья должны, как вырастут, построить себе сами дома, а младший сын остаётся с отцом, помогает ему и после его смерти наследует жилище. Вот и жил он с женой-старушкой (не знающей русского языка), с младшим сыном и с внуками. Большое хозяйство содержало здесь огороды, пастбища и скотину; недавно (похвастался хозяин) они с сыном ездили в Бишкек и приобрели "Волгу" (не самую новую) за 120 тысяч сом (2500 долларов). Было в доме и электричество.
Интересно, что дед оказался особо соблюдающим мусульманином, носил бороду и совершал все положенные молитвы, а для омовения был у него специальный металлический чайник-кувшин, вероятно ещё дореволюционного производства.