Роман "Северный пламень" шокирует. Так о Северной войне, проходившей в основном на территории Беларуси, и от лица противников Петра I еще не писал никто. Взгляд на войну глазами беларусов того времени поистине впечатляет. Книга разрушает мифы, стереотипы, ложь и пропаганду, показывает события начала XVIII века не такими, каковыми их желали видеть восточные и западные государи, а такими, каковыми они были для местной знати и населения в целом.
Интересен образ Карла XII, изучение личности которого (что удивляет даже российских исследователей) игнорируется российскими историками, несмотря на то, что огромное влияние его на Россию признают все, при этом довольствуясь лишь карикатурой, нарисованной на этого гениального полководца Алексеем Толстым…
Главные действующие лица романа - дети героев эпопеи "Пан Кмитич", состоящей из трех книг: "Огненный всадник", "Тропою волка", "Схватка" и дополненной романом "Три льва".
Содержание:
Между молотом и наковальней 1
Глава 1 - Странный гость 1
Глава 2 - Череда смертей и скандалов 3
Глава 3 - Новый король 6
Глава 4 - Ловушка для Кароля 8
Глава 5 - Роковой Сочельник 11
Глава 6 - Война 13
Глава 7 - Хатняя и заграничная бойка 17
Глава 8 - Битва под Нарвой 19
Глава 9 - Веселая и печальная зима 25
Глава 10 - Разгром Фридриха под Ригой 26
Глава 11 - Марта 28
Глава 12 - Литва и ведьмы 30
Глава 13 - Терзания Кароля 34
Глава 14 - Неожиданная встреча 35
Глава 15 - Провал миссии Авроры 37
Глава 16 - Снова Марта 38
Глава 17 - Двукоролевие в Литве, - паника в Москве 41
Глава 18 - Гроза над Полоцком 42
Глава 19 - Вокруг Гродно 45
Глава 20 - Рлзгром Несвижа 47
Глава 21 - "Стуль маскалі, а сьюль швяды!" 49
Глава 22 - Фекла 51
Глава 23 - Под Головчином 54
Глава 24 - Купальская ночь 55
Глава 25 - Могилев 56
Глава 26 - Могилевский апокалипсис 59
Глава 27 - Обоз Левенгаупта 60
Глава 28 - Битва при Лесной 63
Глава 29 - На распутье 66
Глава 30 - Ужасы Кривического леса 68
Глава 31 - Весна Миколы Кмитича 71
Эпилог 73
Михаил Голденков
Северный пламень
Между молотом и наковальней
Медленно-медленно Великое Княжество Литовское (Беларусь) оживало от кровопролитной войны с московским царем Алексеем, войны, растянувшейся на долгих тринадцать лет, с 1654 по 1667 годы. Медленно-медленно, но бежавшие от ужасов войны люди возвращались, продолжали жить, рожать детей, вновь отстраивать разрушенные дома, сеять хлеб, печатать книги… Медленно-медленно… Создавать все приходится медленно, быстро - лишь разрушать. И вот не прошло и тридцати пяти лет - и новая война обрушилась на многострадальную землю Великого Княжества Литовского - с трех сторон. В страну мирного литвинского народа в 1702 году вновь вступили сапоги чужеземных солдат. И все повторилось почти с точностью: горящие местечки, вески и хутора, обрушивающиеся стены замков и церквей, бегущие спасаться за границу люди и две иностранные армии, воюющие между собой. На этом фоне друг с другом воевали и друг друга не жалея били и жгли князья Сапеги и Огинские… И вновь страшные потери, страшные судьбы тысяч и тысяч людей… Государство вновь обезлюдело: треть населения либо бежало, либо погибло. От количества жителей литвинских земель, едва перевалившего за двухмиллионный рубеж (увы, пока что даже ниже уровня 1654 года), теперь осталось всего лишь 1 500 000 человек, чудом переживших очередной пожар.
Ту не нужную никому Северную войну начали король Польши и великий князь ВКЛ Фридрих Август - самопровозглашенный монарший авантюрист, приехавший из Саксонии, - и московский царь Петр. В эту войну невольно вступили видные в стране литвинские шляхтичи, князья, дети своих знаменитых родителей: оршанский князь Микола Кмитич, несвижский - Кароль Радзивилл и подольский - Павел Потоцкий. Вступили, будучи хорошими друзьями, но по разные стороны: первый на стороне Карла, второй в армии "своего короля" Фридриха Августа, а третий - как наемник царя Петра. Их дружба, их любовь и их шляхетская честь подверглись серьезным и жестоким испытаниям, испытаниям, стоившим слишком дорого как им самим, так и всей стране.
"Помяни, Боже, наших святых дедов! Пошли им рай пресветлый, царство небесное! Пусть они со святыми отдыхают, а нам хлеб-соль посылают!"
(Белорусская молитва на Деды)
"Не такие тут порядки, что в государстве Московском, где, как пресветлое солнце в небеси, единый монарх и государь по вселенной просвещается и своим государским повелением, яко солнечными лучами, всюду един сияет; единого слушаем, единого боимся, единому служим все, един дает и отнимает по данной ему государю свыше благодати. А здесь что жбан, то пан, не боятся и самого создателя, не только избранного государя своего…"
Московский дипломат Василий Тяпкин
о Речи Посполитой
Глава 1
Странный гость
- Дзень добры, пан, - у ворот оршанского фамильного замка Кмитичей, перед хозяином поместья Миколаем Кмитичем в сумерках ноябрьского раннего утра стоял иностранного вида человек: уже не молодой мужчина, с лицом обветренным и бронзовым от явно не местного загара, испещренным морщинами, и с черной повязкой на левом глазу. С окладистой седой бородкой и длинными серыми от седины волосами, заплетенными сзади в косицу, в своей большой треуголке этот тип более всего походил на старого морского волка, которых пан Миколай имел честь лицезреть в Крулевце и Риге, а также в портовых тавернах Стокгольма, Копенгагена и Лондона. Человек говорил чисто на русинско-литовском языке, но от него веял чужой запах далеких стран… Одет незнакомец был богато, но безвкусно и также явно не по-местному: красный английский камзол из дорогого сукна, заношенный и потертый на локтях, совсем уж плохо сочетался по цвету с ярко-зелеными атласными шароварами и желтыми подвязками. В таком ярком наряде этот странник напоминал оршанскому князю попугая, залетевшего по ошибке холодным ноябрьским утром в совершенно чуждую для него северную страну.
Первое, что подумал оршанский князь, - это нищий, которые обычно ходят на "Восеньсюе Дзяды" по вескам и местечкам, просят милостыню, зная, что на семейный день поминания усопших предков литвины щедро одаривают нищих попрошаек. Но… нет, не похож был этот человек на нищего. На бродягу - да, причем на бродягу не местного. Однако Деды прошли несколькими днями раньше. Только-только из Орши уехали старший брат Миколы Януш, приезжавший из Италии, и сестра Янина с матерью, навещавшие отчий дом, чтобы помянуть отца и мужа, знаменитого оршанского воеводу Самуэля Кмитича…
- Пан Микола, этот человек спрашивает вашего покойного отца, - сказал мажордом Кастусь, верный слуга Кмитичей, подозрительно косясь на одноглазого.
- Вы ищете моего отца? - черные брови младшего пана Кмитича вновь приподнялись. - Самуэля Кмитича?
- Так, сэр, - улыбнулся одноглазый, демонстрируя, что и зубы у него далеко не все, - он мне и нужен.
При этом этот старый моряк грубыми, словно из дерева вырезанными пальцами снял свою треуголку, обшитую по краям узорчатым белым галуном, прижав ее к груди.
- Вы опоздали, - бледное слегка скуластое симпатичное лицо князя посерело от набежавшей тени, - мы только что справили сорок дней по моему отцу. И поминали его на Деды.
- Деды! Ах, верно, мистер! Недавно же было второе листопада! Как же я все забыл! - хрипло рассмеялся незнакомец.
- Жаль, сочувствую, - покачал он тут же головой, - а я в этом городе только пана Кмитича одного и знаю. Точнее, уже знал. Что за год, джентльмены! Что за ужасный год, damned I do (будь я проклят - англ. )!
Голос незнакомца звучал хрипло, но по говору это был явно литвин, пусть и говорил сей "морской волк" с какой-то странной нездешней интонацией и английскими словечками.
- Верно, год нехороший, - нахмурившись, согласился Микола и кивнул слуге - пускай этот пан зайдет и выпьет чарку, коль не успел на Деды…
На поминание Дедов ворота и двери дома Кмитичей согласно старой литвинской традиции никогда не запирались. Люди, кто хотел, приходили помянуть доброго и хорошо известного во всей Орше старого пана Кмитича. И людей приходило много… Утром дом враз опустел: и брат уехал, и сестра с матерью вернулись в свои жмайтские Россиены… Микола Кмитич окунулся в тишину одиночества, которое всегда любил в такие холодные серые осенние дни, когда можно посидеть у теплого трескучего камина, почитать книгу или же изучить очередной договор по торговле с Ригой, Крулевцом, Стокгольмом…
- Кастусь! Принесите и мне что-нибудь выпить! Покрепче! - крикнул Микола мажордому…
1692 год и вправду был годом сплошных несчастий. И даже для ямайского портового города Порт-Ройал, столицы карибских пиратов, откуда и держал путь одноглазый "джентльмен".
- Мик Блэки. Меня зовут Мик Блоки, - наконец-то представился незнакомец, входя за ворота и вновь надевая треуголку, - но на самом деле мое имя Микула Попович. Бывший мичман флота Его величества великого князя и короля Михала Вишневецкого с линейного корабля "Цмок", царствие им обоим небесное. Попал в плен к туркам, на галеру. Затем я с вашим отцом поднял бунт и бежал. Ну а в Сицилии наши курсы разошлись: я поплыл на Ямайку, а он домой. И вот теперь я тоже дома, если можно так выразиться, черт бы меня побрал, спустя двадцать лет!
- А чего вернулись, спадар Попович? Или же Блэки? Как вас там правильней? - все еще недоверчиво смотрел на гостя Микола Кмитич, наливая терпкого вина. - Пейте. Давайте помянем моего отца, раз уж вы его знали.
Оба сидели в гостиной за столом… С тех пор, как умер отец, в дом захаживали разные люди, искренне сопереживали, высказывали соболезнования… Но много было и таких, кто вроде как воевал вместе со знаменитым паном Кмитичем, а на самом деле просил денег, якобы детям на еду, или же просто искал возможности выпить на дармовщинку, за память о герое всей Литвы… Вот и теперешний гость был похож на такого "боевого товарища". Хотя видно, что приехал издалека. Явно не простой… Микола, впрочем, решил проявить уважение и не торопиться записывать гостя в список любителей поживиться около смерти знаменитого человека. Он уже один раз чуть было не прокололся, когда на сорок дней приехал пан Казимир Онюховский из-под Борисова. К Онюховскому оршанский князь изначально отнесся, как к
обычному нахлебнику, но как оказалось, в детстве Онюховский хорошо знал отца Миколая, дружил с ним, и ныне искренне переживал…
- Хорошо тут у вас, - оглядел Попович достаточно аскетично убранную гостиную с большими часами, угрюмо стоящими в углу. В скромной холостяцкой обстановке совершенно не чувствовалась женская рука… Блэки, или же Попович вновь снял треуголку и положил ее на стол. - Но скромно живете. Были бы вы в доме у капитана Моргана! Вот там злата и серебра! Было… Увы, все в прошлом.
- А что так?
- Накрыло наш Порт-Ройал. Средь бела дня, якорь мне в глотку! Этим летом. Погода была хорошей, ясной. И вдруг - бум! Гром среди ясного неба или еще что… А потом порыв ветра деревья согнул. Я в это время находился в самом порту, на борту английского судна "Свон" - "Лебедь", то бишь. Пришел к капитану, чтобы купить его судно со всеми потрохами и плыть в Гданьск, где собирался открыть свое дело. Но… Повезло мне, правда. Англичане не зря корабль "Лебедем" назвали. Спасся я только тем, что судно забросило волной на крыши домов. А так, две трети города под воду ушло.
И со всем моим богатством. И дом покойного Моргана тоже накрыло. Повезло, что старый черт не дожил до этого ужасного дня. Вот только то, что у меня в карманах для покупки судна было, то и схоронил. А могло ведь и еще хуже статься.
- А что вы от моего отца хотели? - несколько холодно спросил оршанский князь, глядя в дно своего уже пустого бокала.
- Он ведь человеком всегда был добрым. Ну, за память о нем! - Попович разом выпил вино, даже не поморщившись. - А у меня сейчас из всех знакомых и близких в Литве только он да капитан Александр Семенович. Вот теперь к нему, к Семеновичу, и поеду в Полоцк. Я бы сразу к нему напрямую поехал, но вспомнил, как он не одобрял мой выбор плавать с капитаном Генри Морганом, а ваш отец, - Попович быстро перекрестился, указав в конце пальцем вверх, - похоже, сам был готов со мной плыть, да вот турок хотел вначале разбить.
- Так, верно все, - кивнул длинными волосами Микола, а Попович вновь оскалился щербатым ртом:
- А вы на него не очень похожи! Глаза вроде такие же, серые, а вот волосы, лицо… Нет, вы уж извините, сэр, но не похожи.
Микола, третий ребенок в семье, свои серые глаза и впрямь унаследовал от отца, а у своей матери Алеси Биллевич - пышные темно-каштановые волосы и правильные черты самого лица, не такого мужественного, как у Самуэля Кмитича, с более утонченными чертами, как у матери Алеси.
- Значит, в Полоцк поедете, - задумчиво кивнул князь, - наверное, денег хотите попросить?
- Да что вы! Не в деньгах дело! Я просто думал о дальнейшей карьере, и ваш отец мог бы мне здесь что-то дельное посоветовать, дать, так сказать, рекомендацию. Все-таки боевые товарищи… - сокрушенно покивал головой Попович, но тут же встрепенулся:
- Но у вас я этого просить не буду. Вы, верно, меня не знаете, да и знать не должны. Денег… - скривил блестящую отполированную солнцем и соленым ветром физиономию Попович, но видя, как Микола выложил перед ним на стол стопку монет, добавил:
- Хотя, оно, правда, неплохо бы. Совсем немного, мистер Кмитич. Только лишь бы до Полоцка добраться. Нет! Деньги у меня есть, не нищие мы, но только лишь на всякий непредвиденный случай! Знаете, дорога с Ямайки до Литвы не дешево стоила, дороже, чем я думал! Уж поверьте на слово старому моряку, потерявшему все из-за чертового землетрясения. Но мир не без добрых людей! В Англии я очень хорошего человека встретил, он мне и дал денег, чтобы из Лондона в Голландию перебраться. Даниэль Дефо его зовут. Писатель! - поднял с важным видом палец Попович.
- И с чего это он вдруг вам денег дал? - недоверчиво усмехнулся оршанский князь.
- За мои рассказы. Он хотел роман написать про морские приключения. А я, сэр, целых полтора месяца провел на необитаемом острове, куда меня выбросило после того, как наш с Морганом корабль разнесло в щепки от взрыва пороха. Только он да я и спаслись. Моргана подобрала шлюпка, я же вместе с ящиком мушкетов и корабельным псом выбрался на берег какого-то чертового острова. Там людей вообще не было! Только звери дикие, якорь мне в глотку. Не поверите, сэр, я там целую ферму завел из диких коз, дичь стрелял из мушкета… Конечно, надолго пороха не хватило бы, но, слава Богу, забрали меня с острова. Так этот англичанин Дефо очень заинтересовался этой историей. Заодно все меня про Тартарию, то бишь Московию, расспрашивал. Но там я ему мало что смог поведать.
- Даниэль Дефо? - Микола вдруг подумал, что уже слышал это имя. В Лондоне… Кажется, если ему не изменяла память, когда он был в английской столице в последний раз, то весь Лондон возмущенно шумел, что этого талантливого эссеиста незаконно посадили в тюрьму за острый язык. Значит, не врет этот морской волк?
- И где же вы познакомились? Не в тюрьме ли? - усмехнулся Кмитич, уверенный в том, что этот джентльмен удачи все же привирает.
- Верно! - округлил свой единственный глаз Попович. - А откуда вы знаете? Я там за драку в таверне сидел, а он за стишки свои сатирические! А откуда вы знаете, сэр?! Да вы, похоже, знакомы с ним!
- Нет, не знаком, - несколько пристыженно промолвил Микола, думая, что все же ошибался насчет Поповича - не такой уж этот человек и прохиндей.
- Столько хватит? - оршанский князь кивнул на монеты, уже исчезнувшие в кармане гостя.
- Так, - кивнул Попович, уже успев осмотреть единственным глазом стопку серебряных талеров, - думаю, хватит. Это добрые деньги. Как говорят у вас тут - дзякуй вяликий! Вы такой же великодушный, сэр, как и ваш отец, царствие ему небесное. Эх, жаль…
Оршанский князь не горел желанием долго общаться с этим типом, пусть тот и знал когда-то его геройского отца. Но… мало ли таких, кто знал пана Кмитича! А этот, с рожей морского разбойника, вообще не вдохновлял Миколу на дальнейшие расспросы о его разбойничьих похождениях под "веселым Роджером" капитана Моргана. Тем не менее, его растроганное недавними похоронами отца сердце защемило. Жаль стало этого бродягу.
- Пан Попович! - окликнул гостя Микола, когда тот уже направлялся к двери.
- Да, сэр?
- Если вы не найдете своего капитана Семеновича в Полоцке, то обратитесь по поводу работы к архимандриту Якубу Кизиковскому, он в храме базилиан проживает. Сошлитесь на меня, и он вам обязательно поможет. Добрый старик.
- Вяликий дзякуй вам, сэр, - вновь поклонился, снимая треуголку, Попович. - Якуб Кизиковский, говорите?
- Так, Якуб Кизиковский. Не забудьте.
- У меня хорошая память, сэр! - усмехнулся Попович…