IV
Если смотреть на горы, почти всегда покрытые снегом, и плыть в глубь фиорда, то по правую руку будет усадьба родителей Гудрид, а еще выше, но по левую руку, жил некий скальд по имени Тейт, сын Скарпхедина. Ему исполнилось пятьдесят зим. Бороду носил длинную, и волосы были густые-густые, чуть потемнее бороды. Из-под лохматых бровей глядели два острых как шило глаза. Казалось, попадись им на пути - и они пронзят тебя насквозь.
Скальд жил один. Мало кто знал о нем что-либо достоверное. А сам он не любил болтать. Кажется, Тейт жил бобылем всю жизнь. Любил ли он кого-нибудь из женщин? Этого не знал никто. Где его родители, откуда берет начало его род? И этого никто не знал.
Пищу добывал сам - рыбу всякую или дичь. Ягодами питался. А хлеба не сеял. И коров не держал, как и прочую скотину. Дом, который поставил в двух шагах от воды, содержал в чистоте, вовремя менял кровлю или подгнивший столб. У него была одна комната - порядочная, довольно просторная - и две каморки. В одной из них была постель, грубая, как в шалаше в горах у охотников.
Тейт был большой мастак по части добывания самородного железа из болота и делания из него всякой всячины. Занятие это было не из легких, и требовалось нечто серьезное, чтобы подвигнуть Тейта на добывание железа или ковку его. Впрочем, все кузнечные приспособления всегда находились у него в должном порядке и полной сохранности.
Тейт знал многое и видел далеко. Сквозь воду, сквозь камни и дерево видел. На это у него был ум соответствующий, были знания и великая тайная сила в сердце.
О нем еще будет многое сказано в этой саге.
V
Может, сам великий О́дин, восседающий на небе, подслушал давний разговор во дворе Скегги. Ибо рассудил так: пусть старший сын Лютинга, сына Эйвинда, по имени Ульв на переправе через ручей, что втекает с востока в фиорд, повстречает Фроди.
Ульв ехал на лошади то ли с охоты, то ли на охоту. Это теперь уже не столь важно, ибо то, что последовало за этим, имеет большее значение для повествования.
Это был молодой человек во цвете лет и сил, красивый лицом и телом. Был у него лишь один недостаток: немного заикался. Но заикание это даже шло ему, придавая его речи некий младенческий оттенок - непосредственность и добродушие, что ли. На самом деле ничего похожего на добродушие в нем не было и в помине. Ульв был свиреп, точно голодный волк в поисках пищи.
Фроди на ту пору ловил форелей на быстрых и мелких перекатах ручья, который так и назывался - Форелевым.
С виду этот самый Фроди был некрасивым. Его сутуловатость наводила на мысль о том, что какая-то болезнь подтачивает его изнутри. Но так могло показаться только с первого взгляда. Присмотревшись к нему, понаблюдав за тем, как он бил крупных форелей, опытный человек сказал бы: "Упаси меня, великий Один, от нечаянной встречи с ним в темном бору!.."
Подъехав к переправе, Ульв увидел этого самого Фроди. И посудину со свежей рыбой увидел. Он сказал:
- Здравствуй!
Фроди ответил тем же. Ульв сидел на лошади и смотрел сверху вниз. Долго и молча смотрел. Это пришлось не по нраву рыболову. К слову, они были одногодки, на пороге двадцать первой зимы.
- Что это ты уставился на меня?
Ульв промолчал.
- Глухой? - спросил Фроди.
- Да, глухой, - сказал Ульв. - Причем настолько, что хочется оказаться поближе, чтобы получше услышать твои слова.
- Что же, я жду, подойди поближе.
Ульв сказал:
- Ты не совсем правильно понял. Ульв, сын Лютинга, сына знаменитого Эйвинда, желает, чтобы ты сам подошел к нему.
Нельзя сказать, что это разговаривали между собою дети. И тем не менее странно было слушать задиристые речи человеку воспитанному и степенному. Потому что речи эти скорее были детские…
- Может, тебе хочется помериться со мною силой? - спросил Ульв.
- Ты наконец угадал.
Глаза Ульва стали красными от ярости. И это понятно: он был сыном берсерка и сам был берсерк.
- Как же мы будем биться? И когда?
Фроди сказал, что это все равно, что это не имеет для него никакого значения.
- На конях или пешими?
- Тоже все равно.
Ульв задумался. Пока он сидел в раздумье, этот Фроди бил себе форелей, подвернувшихся под руку. Делал он это очень ловко.
Ульв зарычал:
- А знаешь ли ты, Фроди, на чьей земле рыбу ловишь?
- Знаю.
- И что же ты скажешь?
- Скажу, что слишком ты молод, чтобы судить, где чья земля.
- И это все?
- Все.
Фроди казался спокойным, и это еще больше злило Ульва.
- Эй, - сказал Ульв, - приходи сюда завтра в это же самое время. Прихвати меч и копье. Посмотрим, повезет ли тебе так же, как в рыбной ловле.
Фроди молча кивнул и продолжал свое дело.
Ульв тронул лошадь, та ступила в поток и обдала брызгами рыболова. Разумеется, это было оскорбление, и Фроди поклялся проучить Ульва.
VI
Фроди явился домой с хорошей добычей. Уже стемнело, когда поставил ношу у входа. Братья сказали, что дело не столько в счастливом случае, сколько в умении Фроди и его опытности.
И женщины осмотрели прекрасную форель и принялись потрошить ее. Огонь разгорелся ярко, и вскоре запахло ароматной жареной форелью.
Мужчины сели по одну сторону, а женщины напротив - их было видно сквозь пламя. Ужин получился на славу. Тому немало способствовали и брага, и чудесная родниковая вода на женской половине трапезы.
Когда вечеря подходила к концу, Фроди сказал словно бы невзначай:
- Этот Ульв обвинил меня в беззаконии.
Мужчины насторожились. Отец перестал есть, бросил недоеденный кусок рыбы в огонь.
- Какой Ульв? - спросил он глухо.
- Сын Лютинга.
- Узнаю сына головореза. - Отец ухмыльнулся. Однако глубокая борозда пролегла между глаз - вверх от переносицы.
Его сыновья насторожились.
- Он сказал, - продолжал Фроди, как бы кидая слова в яркое пламя очага, - что я, дескать, ловлю форель на их участке.
- Ну, а ты - что?
- Я сказал что-то вроде того, что не понимаю, о чем он это.
- Хорошо.
- Он приказал мне подойти к нему. Он сидел на лошади.
- Как это - приказал! - воскликнули братья Фроди. А один из них - Эгиль - в сердцах хлопнул себя ладонью по колену.
- Очень просто. Приказал, не спускаясь с лошади. И эдак надменно.
- Что же - ты?
- Ничего. Условились завтра биться на переправе.
- Это ты решил верно, сын, - сказал отец.
Братья подтвердили: верно! Иного и не могло быть. Дескать, уж слишком зазнались эти Лютинговы волчата, не к сроку созревшие. Ладно, пусть сунутся. Посмотрим, кому будет хуже, и где чей участок - тоже увидим!
Мужчины принялись обсуждать предстоящий поединок. Был у отца меч - тяжелый, разящий врага нещадно. И копье было длинное, не менее восьми локтей и с железным, тяжелым наконечником, с острым, как гвоздь. Он пронзал врага так, словно втыкался в свежезамешенную глину. И секира имелась отменная; ею можно было даже бриться или одним махом разрубить врага. Тот и ахнуть не успевал. Все три оружия - меч, копье и секира - должны быть при Фроди. На месте противники уговорятся - чем биться.
Далее надо было решить, кто из братьев пойдет с Фроди, чтобы свидетельствовать и в случае нужды вмешаться в дело, если эти бессовестные отпрыски Лютинга нарушат правила боя и вмешаются на стороне Ульва.
- Утро покажет, - сказал спокойно Фроди.
Глядя на него, отец был уверен, что сын одолеет, не посрамит своего рода.
VII
Ульв привязал коня к коновязи как раз в то время, когда братья его боролись на траве. Им некуда было силу свою девать - вот и растрачивали ее в борьбе меж собою, если не оказывалось никого другого.
- Это хорошо, - сказал Ульв, - свой своего не удушит. Однако было бы куда лучше, если бы за хозяйством смотрели, а то последнюю рыбу в реке выловят и последнее дерево в лесу уворуют.
Братья мигом перестали бороться и, тяжело дыша, уставились на Ульва.
- Что это значит? - спросили они.
И Ульв рассказал все как было: как ловил рыбу этот наглец Фроди. И как дерзко вел он себя.
- Как?! Он тебя ругал?!
- Хуже! Он даже не перестал бить форель, хотя я стоял у него, можно сказать, над головой.
Это сообщение потрясло семейство Лютинга. У самого главы семьи, когда он это услышал, глаза сверкнули недобрым светом.
- Я давно замечал за этим стариком замашки, которыми он наградил свое потомство. Сопляка Фроди необходимо проучить, а заодно и его братьев, если вмешаются.
В семье Лютинга тоже нашлось оружие отменное. Не было недостатка ни в секирах, ни в копьях, ни в мечах. Но что выбрать? Какое из них сподручнее Ульву?
Ульв достал свое копье, взял его в руки и всадил в толстую дубовую стену. И дом задрожал. С трудом он вытащил копье из дерева.
- Молодец, - похвалил Лютинг сына.
Ульв молча взял меч и взмахнул им - и рассек воздух со свистом. Это была молния в руках Ульва, а не меч.
- Молодец, - снова похвалил Лютинг.
Потом братья подали Ульву секиру. Ульв одним взмахом рассек еловый ствол.
- Молодец! - в третий раз похвалил Лютинг. Он велел накормить и напоить коня, почистить ему бока и круп и холодной водой полить ноги.
Ульв сказал сердито:
- Я покажу этому Фроди, как ловить форель!
Эти слова пришлись по сердцу всей семье. И женщины стали хлопотать, чтобы подкрепить Ульва сытным ужином. И Ульва, и всех домочадцев во главе с Лютингом.
VIII
Некий рыбак с севера гостил у Гуннара. Он рассказал у очага об удивительном происшествии на море. Вот его слова:
- Если плыть на север, к ледяной кромке, а потом на запад, можно встретить множество живых островов. Они колеблются, к ним можно подплыть и даже спуститься на них. Но берегись! Остров может опуститься, и тогда ты окунешься в воду. Никаких растений не бывает на тех островках, даже трава - и та не растет!
Гуннар, Кари и все домочадцы с удивлением слушали рассказы рыбака.
IX
Кари дружил со скальдом Тейтом, сыном Скарпхедина. Любой может спросить: в чем же был корень подобной дружбы - человека молодого и человека, уже пребывающего в немалых летах?
Впервые Тейт узнал, что существует на свете некий Кари, сын Гуннара, десять зим назад. Именно тогда скальд Тейт вытащил из ледяной воды мальчика, упавшего с дерева и затем без сознания скатившегося с крутого берега в фиорд. Если бы Тейта не было поблизости, если бы не услышал он всплеска воды и не обратил на это внимания - никакого Кари двадцати зим от роду не было бы на этом свете.
Кари тогда не сразу пришел в себя, Тейту пришлось изрядно повозиться, чтобы вернуть к жизни несчастного мальчика. Все это происходило на диком мшистом берегу. Тейту пришлось пустить в ход все свое умение, применить все свои познания, чтобы снова забилось сердце мальчика и снова порозовели его щеки.
Потом он отнес Кари к себе в избушку. Напоил его неким зельем, и Кари обрел наконец дар речи.
- Кто ты? - спросил Тейт.
- Где я? - спросил мальчик, не будучи в состоянии припомнить, что случилось с ним час тому назад.
- У меня, - ответствовал Тейт. - Ты упал с дерева, а потом очутился в воде. Наверное, ты большой шалун.
- Нет, - сказал Кари, - не шалун. Но я вправду забрался на дерево. И полетел вниз. Когда обломилась ветка.
Ему было немного страшновато наедине с бородатым мужчиной, похожим на странного дедушку из какой-то сказки, коих немало сказывалось в доме Кари.
- Я сын Гуннара, - объяснил он, дотрагиваясь рукой до лба, сильно пораненного при падении на камни.
- Гуннара, сына Торкеля?
- Да, Торкель был моим дедушкой.
- Хочешь, я напою тебя отваром, который утолит твою боль в суставах и во лбу?
- Хочу, - сказал мальчик и вскоре уснул.
А проснулся у себя дома: над ним хлопотала мать.
С тех пор и повелась дружба Кари с Тейтом, дружба неравная, и все-таки дружба.
Была в Тейте одна очень привлекательная для Кари сторона: он умел рассказывать складно про чужие земли и незнакомую жизнь. Он знал многое о желтолицых людях на востоке. Мог он рассказать и о странах, где нет ни снега, ни льдов, где круглый год светит жаркое солнце, способное вскипятить в полдень воду в котле. И еще много историй было припасено скальдом. Всего сразу не выложишь, если даже очень этого пожелаешь.
- А когда-нибудь, - сказал однажды скальд, - ты узнаешь нечто, отчего у тебя поджилки затрясутся.
- У меня? - удивился Кари. Эти слова Тейта показались ему удивительными. Поджилки могут трястись от чего угодно: человек испытывает различные чувства, ибо оказывается в различных обстоятельствах, иногда - очень опасных. Так создан мир. И человек вовсе не лишен страха. Но чтобы поджилки тряслись от рассказа - это уж слишком!
- Да, - подтвердил Тейт, - именно они и затрясутся, именно от рассказа, который вызовет страх, не меньший, чем горная лавина, несущаяся прямо на тебя. Но это - страх особого рода. Я бы сказал так: это страх сладостный, страх надежды, страх, избавляющий от отчаяния.
Всего этого понять было нельзя, и Кари прекратил свои расспросы, а Тейт не стал распространяться на этот счет. Он достал некие засушенные листья, растер их пальцами на ладони и сказал, протянув:
- Кари, положи на язык.
Кари исполнил это.
- А теперь прижми язык к нёбу.
Кари прижал.
- Жжет?
Кари кивнул.
- А теперь разжуй и выплюнь.
Кари исполнил все в точности.
- А теперь посиди немного, подумай и скажи, что чувствуешь?
- Что-то очень приятное. Словно брага зашумела в голове. Но не очень, а так - приятно-приятно.
Тейт сказал:
- Вот видишь: жгло, а приятно. Этот лист растет за морем. В нем великая сила. Очень полезная для человека.
А больше Тейт ничего не сказал об этом листе заморском. Ни то, откуда он, ни то, где добыт, ни то, давно ли он у него.
X
А в другой раз скальд Тейт, сын Скарпхедина, сказал Кари так:
- Лес таит в себе огромное таинство. С каждым деревом можно вести беседу. Разумеется, на понятном ему языке. И каждый листочек, каждая зеленая иголочка в лесу содержат в себе нечто, в чем нуждается наша душа, без чего нельзя жить. Каждое дерево отплатит тебе дружбой, если ты будешь ему другом. Лес подобен человеку: ибо есть в нем душа, и зовется она Лесная. И боги живут в той душе, словно птицы в гнезде. Мудрость, великая мудрость в лесу!..
XI
Теперь должно быть понятно, почему Тейт и Кари часто хаживали по лесным тропам. И это стало у них в обычае: идти в лес и добывать, по мнению Тейта, нечто диковинное. А Кари было любопытно. И он еще больше полюбил скальда.
Их путь на этот раз пролегал через Форелевый ручей, в том самом месте, где брод. Когда они были еще далеко от этого места, Тейт остановил Кари и сказал так:
- Погоди. Надо разузнать, в чем дело.
Тейт стал теребить бороду. И водить головой, точно зверь, почуявший опасность. А Кари ничего не слышал и не видел - был он словно глухой и слепой.
Потом они двинулись вперед - осторожно, медленно, чтобы не выдать себя. И там, где лес начинал редеть, чтобы уступить место широкой травянистой речной пойме, притаились они за стволом дерева. А дерево то было в два обхвата.
Только теперь различил Кари людские голоса, немножко приглушенные течением ручья. Что там? Кто там? Что делается на переправе?
- Мы постоим здесь, - сказал Тейт, - незачем связываться с вооруженными до зубов людьми… Ты присмотрись получше…
По эту сторону переправы всадники вели между собою разговор. Поначалу казалось, что все обстояло просто: встретились на переправе знакомые. Но понемногу голоса все больше возвышались. Вскоре разговор превратился в брань, а брань - в жестокую ругань. Очень сердились всадники, и, как видно, друг на друга.
Это были Ульв и Фроди со своими братьями. У каждого сбоку - меч, в руках - копье, а поперек седла - секира. Трое стояли против троих.
Ульв сказал:
- Мало того, Фроди, что ты ловил рыбу на нашем участке, ты даже не встал, когда я приблизился к тебе.
- Да разве ж ты конунг? - усмехнулся Фроди.
- Это неважно. Будь я конунг - не стал бы с тобою речь заводить. Для разговора с такими, как ты, у конунга имеются холопы.
Фроди покраснел от гнева.
- Что ты этим хочешь сказать?
- Напомнить тебе о нашем вчерашнем уговоре. Только и всего.
- Биться?
- Только и всего!
Фроди нашел в себе силу, чтобы немного вразумить этого самонадеянного Ульва.
- Ульв, - обратился он к нему, - я вчера не желал убийства. Я бы мог уложить тебя на месте и сообщить об этом твоей родне или вовсе не сообщать. Но сегодня не прощу ни единого оскорбительного слова.
Брат Ульва сказал:
- Молоть зерно в такое время - не мужское дело. А мы - послушать тебя - похоже, собрались кашу варить. Подобно женщинам. Лучше скажи, Фроди, какое выбираешь оружие.
Уговор состоялся такой: сначала биться мечами. Если ни один не одержит верх, тогда очередь наступит для секиры, а уж после этого для копья.
Братья - и те и другие - отъехали в разные стороны и говорили вполголоса. О чем был совет - того не слышали ни Тейт, ни Кари.
Тейт следил за всадниками холодным, злобным взглядом, а Кари, казалось, вот-вот закричит, чтобы остановить безумцев от кровопролития. Кари был уверен, что житель фиорда с жителем того же фиорда может всегда договориться, не прибегая к оружию.
Тейт, словно бы угадав намерение Кари, крепко сжал его руку и сверкнул глазами: дескать, не вмешивайся, не твое дело!
Кари становилось страшно…
Тейт еще раз взглянул на него сурово. Сдвинул сердито щетинистые брови. Сказал:
- Кари, знаешь ли ты, что такое жизнь?
Молодой человек растерянно молчал.
- А я знаю. Смотри и сделай себе зарубку на носу: это - жизнь!
И посоветовал внимательно следить за тем, как ведет себя каждый на поляне возле переправы через Форелевый ручей.
XII
Фроди сидел на лошади неуклюже, словно бы никогда и не ездил на ней. Это, наверно, потому, что на лодках и многовесельных кораблях чувствовал себя увереннее. Весло как бы продолжало его руку, оно было как живое - очень послушное его воле. Правда, и лошадь не была ему в новинку - с малолетства приучен к верховой езде. Обо всем этом, может, не стоило бы говорить, если бы Ульв не являл собою картину прямо противоположную: он точно составлял единое целое с лошадью, точно у них было одно сердце, одно кровообращение. И меч он держал в руках ладно, как хороший едок деревянную ложку. Глядя со стороны, казалось, что не стоило и затевать этот поединок, потому что исход предрешен: Фроди не совладать с Ульвом.
Вот противники уже соскочили со своих лошадей.
Фроди был бледен, но полон решимости. Ульв глядел исподлобья, как бы решая, рубить ли немедля или чуточку потешить братьев своей неистовой силой и постараться унизить Фроди перед тем, как тот испустит дух…
У Кари все сильнее стучало сердце, словно пробежал длинную дорогу до того самого места, откуда скрыто наблюдал за приготовлением противников к поединку…