"Случайные встречи" - одна из последних книг американского писателя, в которой автор рассказывает о тех, с кем ему довелось встретиться за свою долгую жизнь, о смешных и грустных эпизодах, непрерывающаяся цепь которых и есть бытие человека. В сборник вошли также рассказы разного периода, в том числе рассказы, изданные отдельной книжкой после смерти писателя, - "Меня зовут Сароян".
Содержание:
Уильям Сароян - Случайные встречи 1
Левон Мкртчян - Самый лучший день нашей жизни 1
Случайные встречи - Перевод А. Николаевской 2
Холодным днем - Перевод Н. Бать 18
Листок сорвал… - Перевод Н. Бать 20
Дом, родной дом - Перевод Н. Бать 20
Возвращение - Перевод И. Багрова 21
Как моя бабушка Люси рассказывала историю без начала, середины и конца - Перевод Е. Суриц 22
Проигранное пальто - Перевод Е. Суриц 23
Пианино - Перевод Е. Суриц 23
Писатель, которого не публикуют, его дочка и дождь - Перевод Е. Суриц 24
Битлис - Перевод А. Николаевской 24
Тест задней обложки 25
Уильям Сароян
Случайные встречи
William Saroyan
Рассказы
Левон Мкртчян
Самый лучший день нашей жизни
В жизнь каждого из нас по-своему приходит тот или иной писатель. В середине 50-х годов в статье Ильи Эренбурга "Путь века" среди других имен был назван Уильям Сароян. Это запомнилось. Были найдены и прочитаны новеллы и книги Сарояна "Меня зовут Арам", "Человеческая комедия", "Приключения Весли Джексона", были прочитаны и увидены на сцене пьесы и в их числе самая, может быть, знаменитая из пьес "В горах мое сердце".
Позже были прочитаны и многие другие книги - "Мама, я тебя люблю", "Папа, ты сошел с ума"… А в октябре 1976 годы, когда Сароян прилетел из Хельсинки в Ленинград, мы познакомились.
В Хельсинки Сароян хотел увидеть дом, в котором жил великий финский композитор Ян Сибелиус.
- Сибелиус из воды, из травы, из дерева делал музыку, - сказал Сароян.
Он и сам из того же "материала" делал прозу. Он стал знаменит в Америке уже в середине 30-х годов, после первой своей книги "Отважный молодой человек на летающей трапеции". А затем пришла и мировая известность.
Сароян был писателем великого жизнелюбия. Он проповедовал любовь к человеку и прежде всего к "маленькому человеку".
Во всем, что написал Сароян, жизнь буквально трепещет, осязаемое, щемящее чувство жизни взывает в его книгах к жизни другой - более справедливой, более к людям благорасположенной, что ли. И не только к людям. "Лошадь, - скажет Сароян, - понятно, не человеческое существо, но она до такой степени часть людей, что отчасти и она - люди". И вся вселенная - люди. Всё - люди.
И Сароян любил людей и умел сказать об этом. Проза у него солнечная, способная согреть, помочь и поддержать. Но Сароян любил не всех людей. Любил страдающих и достойнейших. "Иных из прототипов моих героев, - пишет он в "Случайных встречах", - я ненавидел и готов был убить, в точности как святой Георгий убил дракона".
Доброта Сарояна никогда не заслоняла от него всей боли и всех противоречий жизни. Его гуманизм социально окрашен и социально активен. Писать, чтобы убить "дракона"! Это было знакомо Сарояну.
Один из его героев, бедный молодой человек, пробует стать писателем, но над ним измываются: "Кому это нужно - "Луна утонула в море"? Кому нужна такая чушь? Тут Америка. Тут Калифорния. Тут Фресно. Тут настоящий мир, без луны и без моря". Сароян и его герои слишком хорошо знали этот "настоящий мир". И доброта Сарояна - от глубочайшего сочувствия к тем, кто страдает в "настоящем мире". Это активная доброта.
- Если писатель одарил людей радостью, - говорил Сароян на встрече со студентами Ереванского университета, - значит, он выполнил свой долг, значит, он изменил мир, потому что радостный человек - это изменившийся мир.
Убить "дракона" - это далеко еще не все. Надо, чтобы люди жили светло и радостно, чтобы дети (герои многих книг Сарояна - дети) были счастливы, чтобы всякий божий день не был им в тягость.
Многое в этом мире Сароян не принимал, но он всегда ставил перед собой задачи позитивные, искал и находил в жизни и в людях доброе, человеческое.
Сароян всегда был писателем современным. И современность всегда сочеталась в нем с изначальной, древнейшей человеческой способностью удивляться миру. "Есть ли у дождя отец или кто рождает капли росы?" - это занимало Сарояна, и он об этом писал. Обычный, даже обыденный мир становился вдруг под пером Сарояна необычным, по-настоящему удивительным, как, например, в "Случайных встречах".
"Случайные встречи", составившие наряду с некоторыми рассказами эту книгу, - вещь в определенном смысле философская, хотя Сароян никогда не обременял свои произведения философией как таковой. Но в своей излюбленной манере письма, непринужденной, не претендующей, казалось бы, на глубину, он всегда был по-настоящему глубок и философичен.
В "Случайных встречах" Сароян задался целью написать о "капризах" человеческой памяти. Почему человек запоминает часто случайное, незначительное, этого человека, это событие? Память запечатлевает жизнь человека вне какой- либо системы или определенного сюжета. Сароян взялся написать о своей жизни так, как она запечатлелась в его памяти. "Память человеческая, - размышляет он, - идет своим путем и останавливается на чем-то произвольно, независимо от того, где была предыдущая остановка и где будет следующая".
В "Случайных встречах" Сароян во всем следует памяти.
Все, что сохранила память, все значительно и все интересно.
Он пишет жизнь так, как ее помнит, и он верит, что в причудливой, необъяснимой и подчас алогичной памяти есть свой смысл, своя философия.
Сюжеты, подсказанные жизнью, Сароян, как правило, не менял, не придавал им литературной стройности и завершенности. С годами он все больше тяготел к письму раскованному, почти бессюжетному. Демократизм Сарояна - человека и писателя, конечно же, сказался и в его слоге, в его письме. Сароян как-то заметил, что "научится писать так, как идет этот снег".
Есть у Сарояна рассказы, герои которых - бежавшие из турецкой Армении от резни и погромов армяне. Сароян и сам был сыном армян-эмигрантов, обосновавшихся в Америке.
Американский писатель, Сароян неоднократно подчеркивал, что он армянин. "Я писал по-английски языком тружеников армян. Выходило скверно, но я был упрямый, и в конце концов издатели, отчаявшись, сдались и потихоньку стали печатать мою писанину".
Сароян не представлял себе жизни без Армении. Он приезжал в Армению. Были у него здесь друзья. Он знал Егише Чаренца, Ваана Тотовенца, Гургена Маари… Он дружил и переписывался со многими современными армянскими писателями.
"Я хочу приехать к вам еще раз, - писал Сароян в июне 1978 года. - Хочу всех вас видеть. Жажду снова увидеть холмы и скалы возле дома Гурзадяна, окруженного садом с дивными розами…"
В октябре 1978 года Сароян приезжал в Армению на торжества по случаю 150-летия присоединения Армении к России. Из Москвы он летел в одном самолете с киргизской делегацией.
- Другие народы приезжают к вам разделить вашу радость. Это хорошо! - восхищался Сароян. - А армяне, значит, летают к ним на праздники. Это хорошо…
Еще в 1976 году в Ленинграде, когда мы поехали на Пискаревское мемориальное кладбище, Сароян сказал:
- Я люблю русских за их литературу и за то, что это здоровые люди. И они хотят быть здоровыми.
"…Никто не забыт, и ничто не забыто" - эти слова, выбитые на гранитной стеле, Сароян перевел на английский. Важные для себя слова он всегда переводил, чтобы лучше их запомнить, лучше понять.
Фотографировались на Исаакиевской площади. Фотограф - инвалид войны. Пальцы рук обожженные, скрюченные, он с трудом нажимает на затвор фотоаппарата.
- У него, - говорит Сароян, - большая жизнь в прошлом. Я люблю таких людей. Надо, чтобы он рассказал нам о себе.
Октябрь в Ленинграде ясный, солнечный. И все-таки Сароян одет легко - на нем тоненький белый плащ.
- Может быть, купить вам пальто?
- Что вы, зачем мне пальто? По этим улицам ходил в старой шинели Акакий Акакиевич Башмачкин. Я хочу понять его. У меня мерзнет спина, и я чувствую Акакия Акакиевича.
Когда мы вышли на Невский проспект, Сароян сказал:
- Это - великая улица. По ней ходили герои Гоголя. Ходил сам Гоголь. Ходил Пушкин…
О Гоголе Сароян говорил постоянно:
- Гоголь раньше Чаплина поведал миру историю "маленького человека". "Маленького человека" принижают, это бедный человек. Но если написать историю этого бедного человека, то он уже перестанет быть "маленьким". Гоголь написал его историю. Он возвеличил его.
В Ленинграде, а затем в Москве и в Ереване было много хороших, памятных дней. Сароян счастливо улыбался и то и дело говорил:
- Может оказаться, что сегодняшний день был лучшим днем нашей жизни.
Когда в 1978 году мы снова встретились и вместе с друзьями провели у подножия Арарата веселый солнечный день, Сароян произнес знакомую фразу:
- Может оказаться, что сегодняшний день был лучшим днем нашей жизни.
И таких лучших дней было много. Стоило Сарояну один из своих дней назвать лучшим, как через день-другой ему казалось, что вот этот, сегодняшний день, был бесподобным, самым, самым лучшим.
И так всегда, учил Сароян, каждый новый день, дарованный нам судьбой, тем и хорош, что может оказаться не последним, а лучшим днем нашей жизни.
Вот и сейчас, сегодня, читая и перечитывая Сарояна, очень может быть, что мы прожили один из лучших дней нашей жизни.
Один из многих, многих лучших дней…
Левон Мкртчян
Случайные встречи
Перевод А. Николаевской
Эта книга - приветствие моим соотечественникам, живущим в Армении и пишущим по-армянски: Гранту Матевосяну, прозаику; Ваагну Давтяну, поэту; Левону Мкртчяну, критику; Размику Давояну, поэту; Сергею Ханзадяну, прозаику; Маро Маркарян, поэту; Григору Гурзадяну, астрофизику, художнику и философу. А также приветствие Арменаку Сарояну, маленькому правнуку Арменака Сарояна из Битлиса, родившегося в 1874 году и умершего в Сан-Хосе в 1911-м.
1
Особенность тех, кого мы встречаем первым делом по прибытии на этот свет, та, что они такие, какие есть; имей мы право выбора, может, мы вовсе не стали бы с ними связываться. Наши встречи - случайные встречи.
Конечно, каждый из нас с двух до двенадцати лет пристально изучает этих людей, ставит под сомнение их право иметь к тебе какое-то отношение. Ведь ты - центр мироздания, оправдание всему, что было, высшее достижение всеобщих усилий, венец природы. Человек и сверхчеловек, если уж на то пошло.
Неужели это мои родители? Женщина, вздорная и взбалмошная, - моя мать? Мужчина, крикун с диким взглядом, - мой отец? Как могли такие люди оказаться моими близкими? Верно, где-то произошла чудовищная ошибка.
Конечно же, произошла.
И мысль об этой чудовищной ошибке преследует буквально каждого до тринадцати, а то и четырнадцати лет. Порой даже после тридцати ее не удается исправить, во всяком случае, хотя бы о ней забыть. То и дело видишь чудаков, которые до самой смерти из-за нее страдают.
Эти удивительные, ранимые натуры - гении. Но есть гении, которые испытывают чувство безграничного восхищения перед матерью и отцом. А если даже они не преисполнены восхищения, не испытывают к ним любви, то по крайней мере не остаются к ним безразличны, и им никогда не приходит в голову отделаться от своих родителей.
И эти гении - счастливчики, назовем их так, - как правило, самые гениальные.
Впрочем, чаще всего гении - те, кто не может или не хочет избавиться от ощущения, что он глупейшим образом стал жертвой всеобщей ошибки.
Потребность, внезапный порыв или упорное желание исправить ужасную ошибку и заставляют его творить, искать более совершенные формы изначального - всей этой каши, всей этой вселенной, если хотите, всей солнечной системы, всего мира, всего рода человеческого, всей истории заблуждений, неудач, безумия и смерти. Легенды, рассказы, драмы, религии, города, здания, дороги, корабли, музыка, танцы, хирургия, печатное слово, бумага, живопись, скульптура и все-все-все, как это ни назовешь, и есть то, с чем гений имеет дело и в чем себя проявляет.
Что он стремится исправить, одухотворив светом своим.
Конечно, это стремление - единственное наше богатство, а остальное, когда подводишь итог, много меньше, просто ничто: остальное прах, пыль, невидимые шлаковые груды ошибок и потерь величиной с солнечную систему.
Гениям удается совсем малое по сравнению с тем, чем одаряет нас природа, по сравнению со всем сущим, нашедшим свое место под солнцем; но это малое - единственное, о чем можно сказать, - оно воистину наше, его мы создали сами, оно останется после нас, после непрекращающихся усилий проявить себя в мире путем, изобретенным нами или дарованным природой всему воспроизводящему и продолжающемуся; а самое удивительное под солнцем - наша способность выжить и наше умение воссоздавать самих себя вот уже миллиарды лет - в том, что мы делаем руками своими, в Искусстве, детище безумных, наших сердитых мальчиков и дерзких девчонок, наших гениев, наших нигилистов, наших часто болеющих детей, жертв домашнего воспитания, - во всем, чем мы богаты, что называем культурой, цивилизацией, преходящей славой.
Каждый вправе спросить у бога, почему он таков, каков он есть, и почему ему выпала такая незавидная доля.
Если родителей выбирать не дано, то уж хоть выбирать бы людей, с которыми сталкиваешься в жизни, но нам отказано и в этом…
И родителей не выберешь, и от службы в армии, к примеру, тоже не отвертишься.
2
У каждого существа есть любимое существо, а если он разумное существо или счастливчик, то это любимое существо - он сам, даже если он этого не сознает, или притворяется, что не сознает, или клянется на Библии, что это вовсе не так, ибо его любимое существо, к примеру, Иисус Христос.
Но очень даже часто встречаются люди очень умные, очень интеллигентные, очень мудрые, умеющие разбираться в тайном механизме работы ума и души; и очень даже часто люди эти любят кроме себя, точнее, вместо себя еще кого-то.
Порой они любят какое-нибудь животное; разумеется, что для них оно - кто-то еще.
Вот, к примеру, собака, кто она такая? Собака - тот же владелец, верно? А кошка, кто она такая? Тоже владелец. А канарейка, кто такая канарейка? То же самое. Опять-таки получается, что твой любимец - ты сам, как уже давно подметил Д. Г. Лоуренс.
Ну а как быть с чудаками, которые держат удавов? С ними дело обстоит точно так же.
А люди, у которых есть дети, один ребенок, двое, трое, четверо, восемь, двенадцать? Кто эти люди? Кто их дети?
Да и тут то же самое, хотя наше общение с детьми ближе к тому, что происходит между взрослыми - сначала один человек тянется к другому, потом принимает его всем сердцем, потом начинает обожать.
Каждый - самый заклятый враг себе и самый верный друг, как принято говорить.
Все вечно толкуют об этом, а сходятся на одном - никто не представляет единого целого, одна половинка вечно ссорится с другой, за исключением тех случаев, когда человек очарован собой и ему кажется прекрасным все, что касается его самого.
Да, но что же касается его самого?
Человек нравится сам себе, а нравятся ли ему его отец, мать, брат, сестра, сосед, друг, весь род человеческий?
Иногда нравятся, потому что довольный собой человек часто обладает внутренней силой, энергией, толкающей его к другому.
Обычно человек с большим самомнением, но ничего собой не представляющий, склонен искать изъяны в других, во всем мире, во всем роде человеческом.
Почему?
Да потому что, находя изъяны в других, укрепляешься в любви к себе, в самолюбовании. К примеру, столкнется себялюбец с гениальным ученым, решит, что слава этого ученого - продукт рекламы, покровительства, благосклонности начальства, конечно, после подобных умозаключений его самолюбование не уменьшается ни на йоту.
Хотя самовлюбленность чаще всего оказывается признаком придурковатости, факт остается фактом - желательно и необходимо никогда не испытывать презрения к себе, если только это не показное самоуничижение, не игра на потребу друзьям, то есть, по сути, сверхсамоутверждение.
Ибо если человек не заслуживает от самого себя хотя бы простого уважения, значит, он просто подлец, и он должен это понимать; перед ним выбор - или перестать быть подлецом, чтобы можно было уважать самого себя, родителей, друзей, весь род человеческий, или же совсем перестать существовать.
Он может убить в себе подлеца усилием воли или погибнуть. Очень просто.
Оставаясь подлецом, он не вправе уважать себя, если только он не втирает нам очки. Но как же мило у некоторых это получается! Правда, если это не наши жены.