— Если у хвороста будет такой же вкус, как у соды, то я его совсем не хочу. Он противеннее, чем свиные помои.
— Ты опять лазила в помойное ведро? Скажу тебе, Миранда Элизабет Блейкли, меня не удивит, если ты стащишь червяков у цыплят. И не противеннее, а противнее. Если ты не научишься говорить правильно, что же будет через год, когда ты пойдешь в школу?
— Я вовсю… — Миранда оборвала фразу и сморщила свой нежный носик, — я вовсе не ела помои, мама, я только — представила.
Кэйт фыркнула.
— Если ты не ела помои, так откуда ты знаешь, какой у них вкус, а? А на твой вопрос я отвечу: соду добавляют в тесто, чтобы оно поднялось. — Она стала мешать тесто в миске. — Если не добавить щепотку соды, наш хворост будет плоским, как доллары, и таким же жестким, как они.
Миранда внимательно наблюдала, как Кэйт деревянной ложкой перемешивает тесто.
— А мне понравится в школе, мама? Кэйт замерла.
— Конечно понравится. Я любила школу, когда была девочкой.
— А ты пойдешь вместе со мной? У Кэйт пересохло во рту.
— Ты тогда будешь уже большой девочкой, радость моя, и сама не захочешь, чтобы я пошла с тобой.
Миранда опустила взгляд.
— Джефри Муллинз сказал, что я не больше пятнышка от плевка кузнечика.
Несмотря на серьезность момента и страх, что Миранде будет не так, уж хорошо в школе, Кэйт рассмеялась.
— Плевок кузнечика? Что за гадкое сравнение! — Она как заговорщица подмигнула дочери. — Подожди, пока он не увидит тебя в новых платьях. От удивления у него с носа исчезнут веснушки.
При упоминании о новых платьях глаза Миранды заблестели. Она казалась очень хорошенькой даже в сером залатанном переднике. Теперь Миранда выпрямилась и потянулась вверх, чтобы положить локти на стол, но потеряла равновесие и, прежде чем Кэйт успела подхватить ее, шлепнулась на пол.
— Ой, милая! — Оставив миску с тестом, Кэйт опустилась на колени и помогла Миранде сесть. — С тобой все в порядке?
Миранда внезапно побледнела и посмотрела через плечо — так, будто ее кто-то толкнул. Этот непроизвольный жест заставил сжаться сердце Кэйт.
— Кажется, все в порядке, — сказала наконец девочка, — кроме моих ломтей.
Привыкшая к недостаткам ее произношения, Кэйт переспросила:
— Твоих локтей?
Она закатала рукава Мирандиной рубашки, чтобы взглянуть на ушибленные места. Ушибы были незначительными, но Кэйт притворилась очень серьезной.
— О да, я поцелую, может быть, это поможет? На щеках Миранды выступил слабый румянец.
— Попробуй!
Кэйт поцеловала ушибы, погладила Миранду по голове и, подняв дочь с пола, водрузила ее на стопку книг. Вернувшись к своему занятию, она спросила:
— Ну, на чем мы остановились?
— Ты собиралась сказать мне, каких цветов будут мои платья. — Миранда опустила рукава. — Расскажи мне о них побольше, мама.
Кэйт изобразила глубокую задумчивость.
— Подожди-ка. Одно, наверное, будет фиолетовым.
— Брр-р! Только не фиолетовым, мама. Лучше голубым, как яйца малиновки!
— Ну ладно, голубым, как яйца малиновки. Другое — розовым.
— Розовым, как яблоневый цвет, — добавила Миранда.
— И еще красное, — закончила Кэйт.
— Красное, как лепестки розы. Ну а теперь перечисли все сразу.
Кэйт нелепо наморщила нос и выдохнула воздух, от чего Миранда радостно захихикала. Потом девочка сказала:
— Не все сразу, давай по порядку.
— Голубое, как яйца малиновки, красное, как лепестки розы, и розовое, как яблоневый цвет, — перечислила Кэйт, мысленно плюнув три раза через плечо во избежание неожиданных расходов. Если какая-нибудь девочка и заслуживает три новых платья, так это Миранда.
— А у меня будут кружовники на юбочке? Кэйт перестала месить.
— Кружовники? Что за бред?
— Знаешь, ну как у вдовы Дарби на окне ее гостиной на Рождество.
Ты сказала, что это кружовники, и на следующий день я увидела в городе даму со множеством таких кружовников на юбке.
— Это называется кружева, — поправила ее Кэйт с усмешкой. — Не знаю, Миранда, деньги от продажи яиц слишком быстро тают, чтобы хватило еще и на кружева. Может, я загляну в каталог у миссис Реймер, и мы найдем что-нибудь по карману? Посмотрим, ладно?
Кончая вымешивать тесто, Кэйт вспомнила о кружевах на своем подвенечном платье: оно хранилось сейчас наверху в чемодане. Если наряд не слишком пожелтел, Миранда получит «кружовники» на юбочку. Представив себе, как замечательно будет выглядеть дочь, такая нарядная в свой первый школьный день, Кэйт прослезилась.
— Почему ты плачешь?
Кэйт смахнула слезы.
— Господи, Миранда, я и сама не знаю. Я просто представила, какая ты будешь хорошенькая и как я буду гордиться тобой, когда ты пойдешь в школу, вот и все. Моя мама говорила, что это счастливые слезы, и я думаю, это ближе всего к истине.
— Я никогда не слыхала, чтобы плакали от счастья.
Кэйт пожала плечами.
— Если бы ты плакала из-за чего-то грустного, или если бы тебе было больно, я бы не удивилась, но раньше я никогда этого не видела. Почему так бывает, мама?
— Просто я себе этого не позволяю.
— А почему же ты позволяешь себе плакать, когда случается что-то хорошее?
Кэйт не была уверена в том, что сможет ответить на этот вопрос.
— Слезы счастья появляются незаметно.
— Значит, ты не знаешь, что они появились?
— Вот именно. Никто не думает, что заплачет от радости. Казалось бы, к этому нет никакого повода, но вот у меня глаза на мокром месте, и кое-кто, пожалуй, подумает, что я сумасшедшая.
— Только не я!
— Это потому, что ты любишь меня. А в какой-нибудь книге написали бы, что я очень странная.
Я думаю, это женская истерика. По крайней мере, так считал твой… — Кэйт заколебалась, стоит ли опять упоминать о Джозефе, — так считают многие люди.
— А что такое женская истерика?
Кэйт отщипнула кусочек теста, чтобы попробовать его.
— Мне трудно судить, но думаю, у меня неизлечимый случай. Я уж подумываю, не купить ли мне пилюли Гоффа, В «Морнинг Орегониен» написано, что это самое сильное средство в мире, успокаивающее женские нервы.
— И ты хочешь их заказать?
Кэйт в последний раз перемешала тесто.
— Да нет. Пилюли на две недели стоят целый доллар. — Она наклонилась и поцеловала Миранду в лоб. — Из-за тебя мне пришлось бы продать ферму, чтобы вылечиться от счастливых слез.
Миранда потянулась к бутылке яблочного сидра.
— Да тебе совсем не нужны эти дурацкие пилюли. От счастливых слез твои глаза так здорово сияют, да к тому же слезы быстро высыхают.
— Слава Богу.
Придвинув к себе бутылочку сидра, Миранда спросила:
— А это для чего?
Решив, что Миранде еще слишком рано пробовать сидр, Кэйт отобрала бутылку.
— Знаешь, Миранда, хворост еще не поспеет, а тебе уже придется пить лимонное молоко, чтобы живот не болел. Перестань, оставь все в покое. Ты не сможешь лакомиться сладким, если заболеешь.
— Если хворост — это сладкое, то почему в него добавляют кислое?
Девочка задавала больше вопросов, чем избиратели во время предвыборной кампании.
— По правде говоря, по рецепту полагается две ложки сухого вина, которого у нас нет, поэтому я решила заменить его сидром. А ответить на твой вопрос не могу, я и сама не понимаю, почему по рецепту нужно добавить что-то кислое.
— А что такое вино?
— То, что пьют грешники, и не спрашивай меня больше ни о чем, потому что все равно тебе еще рано об этом знать.
В карих глазах Миранды засверкало любопытство.
— Вино — это то, что пытается вырастить наш новый сосед, да? Так говорила миссис Реймер.
— Он собирается выращивать виноград. А вино — это напиток, который он хочет делать из него.