Произведения Владимира Крупина неизменно вызывают интерес у читателей. Писатель органично сочетает проблематику "светской" жизни с православной этикой. Его герои - люди ищущие, страдающие, трудно постигающие своё предназначение. Писатель убеждён, что путь к полноценному, гармоничному существованию пролегает через любовь, добро и обретение истинной веры. Каждый из героев приходит к этому своим собственным, порой весьма извилистым и причудливым путём.
Содержание:
Владимир Николаевич Крупин - БОСИКОМ ПО НЕБУ (Крупинки) 1
Об авторе 1
Деточки 1
Первая исповедь 2
Прошли времена, остались сроки 2
Женя Касаткин 3
Главное причастие 3
Красная гора 4
Марина-Марин 6
Молитва матери 6
Дежурная 7
Тяжелый случай 7
Авторучка 7
Первое слово 7
Упрямый старик 8
Великое на Великой 8
От первого лица 9
"Ол райт", - сказал Емеля 9
Солнце играет 10
Как погибает память 10
Гроб с музыкой 11
Лист кувшинки 11
Рассказ о двух повешенных 11
День да ночь - сутки прочь 12
Мелочь 12
Река Лобань 12
Завоеванные марши 13
Подкова 13
Лодка надежды 13
Где-то далеко 13
Амулет 14
Гречиха 14
В заливных лугах 14
Передаю 14
Там, внизу 14
Зеркало 14
Папа в моей жизни 14
Владимир Николаевич Крупин
БОСИКОМ ПО НЕБУ (Крупинки)
Об авторе
КРУПИН Владимир Николаевич родился 7 сентября 1941 года в селе Кильмезь Кировской области. В 15-летнем возрасте закончил школу. Отслужив в ракетных войсках, поступил на литературный факультет Московского облпединститута. Работал редактором на телевидении, в книжном издательстве. В 1974 году выпустил первую книгу "Зёрна", за которую был принят в Союз писателей, после чего ушел на творческую работу. В 1989 году возглавил журнал "Москва". Спустя три года перешел на преподавательскую работу в Московские духовные школы. До распада Союза был секретарем СП СССР, в настоящее время - секретарь Правления Союза писателей России.
Произведения Владимира Крупина неизменно вызывают интерес у читателей. Писатель органично сочетает проблематику "светской" жизни с православной этикой. Его герои - люди ищущие, страдающие, трудно постигающие своё предназначение. Писатель убеждён, что путь к полноценному, гармоничному существованию пролегает через любовь, добро и обретение истинной веры. Каждый из героев приходит к этому своим собственным, порой весьма извилистым и причудливым путём.
Деточки
- А мы колядовать собираемся, - сообщил мне накануне Рождества соседский мальчик. - В прошлом году ходили, целую сумку набрали, и деньги даже давали.
- А что вы говорите, когда славите?
Мальчик задумался.
- Ну, в общем наряжаемся: Ромка - девчонкой, Мишка - ужастиком. Я так намазываюсь: щеки и нос красным, а глаза черным.
- Да, - согласился я, - это страшновато. Попробуй тут не положи в мешок… Мы тоже ходили в детстве. Я кое-что помню. Вы придите ко мне, что-нибудь разучим.
Мальчик умчался и мгновенно вернулся с друзьями. Они сказали, что говорят так: "Славите, славите, вы меня не знаете. Отворяйте сундучки, доставайте пятачки и конфеточки".
- А дальше? - спрашиваю.
- А дальше нам что-нибудь дадут, и мы идем дальше.
- Так зачем же вы тогда приходили, разве только за конфетами? Вы идете на Рождество, вы несете весть о рождении Сына Божьего. Вот главное в колядках. Давайте так… Вот вы говорите свои стихи и добавляйте после "конфеточек": "Если будет и печенье, то прочтем стихотворенье". Его надо прочесть, если даже и не дадут печенье. Заучите: "В небе звездочки горят, о Христе нам говорят. У людей всех торжество - наступило Рождество". Это же радость сообщить такую весть. Вы - вестники счастья, спасения… Я раз видел вас в церкви. Как там поют? Заучили? "Слава в вышних Богу…"
Мальчики подхватили:
- На земли мир, в человецех благоволение!
- Вот. И тропарь Рождеству… Знаете наизусть?
- Это Данила знает и Георгий, они батюшке помогают. Они тоже будут ходить.
Мои новые знакомые убежали, и когда вечером раздался бодрый стук в окно, я понял, что это они. Я был готов к встрече, сходил днем за пряниками, конфетами, печеньем. Пришли не только они, а целая группа, человек десять, - со звездой, пением коляды: "Коляда, коляда, открывайте ворота". Меня осыпали горстью зерна и дружно запели: "Христос раждается, славите. Христос с Небес, срящите. Христос на земли, возноситеся". Кого только не было среди колядочников! Снегурочка с длинной мочальной косой, красавица в кокошнике, мальчик, почему-то в иностранной шляпе, другой мальчик, раскрашенный разнообразно, третий в халате со звездами… Они дружно пропели тропарь: "Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови свет разума…", а потом пошли хороводом с припевкой: "А мы просо сеяли, сеяли".
Я уж старался вознаградить такое усердие, как вдруг, болезненно охнув, повалилась на пол девчушка с косой. Все они вскрикнули, да так натурально, испуганно, что у меня сердце чуть не оборвалось. Мгновенно стал соображать, у кого из соседей есть телефон, чтобы звонить в больницу. Тут же думал: отчего ей плохо? Или уморилась от голода, или, наоборот, конфет переела…
- Доктора, доктора! - кричали дети. И только когда явился "доктор", важный мальчик с нарисованными на лице очками, я с радостью понял, что все это нарочно. Доктор важно щупал пульс, глядя на часы, разогнулся, помолчал и сокрушенно вздохнул:
- Медицина здесь бессильна.
- Знахаря, знахаря! - закричали девочки.
Пришел и знахарь в зипуне и лаптях. Стал обращаться с больной крайне небрежно: подергал за руки, за ноги. Сказал:
- Народная медицина здесь тоже бессильна.
Вслед за этим они гениально выдержали томительную паузу. Больная лежала, как мертвая.
Потом та девочка, что звала доктора, всплеснула руками:
- Ой, я знаю, знаю! Ее спасут хоровод, танцы и песни!
- И вы с нами, - сказала девочка, - ее же надо оживлять!
Конечно, как я мог не участвовать в оживлении такой красавицы с длинной косой. Мы прошли хороводом, пропели коляду. Я вспомнил давнее свое детство: "Я, малый хлопчик, принес Богу снопчик. Боже, снопчик прими, меня сохрани - и тятю, и маму, и нашу избу, и нашу деревню, и нашу судьбу".
Красавица ожила. Мы выпили лимонада, заели печеньем и пряниками. Вскоре они ушли. Но на прощание заставили спеть девочку, которая стояла в сторонке и молчала. И она, отчаянно стесняясь и тиская в руках варежки, тоненьким голоском запела:
"Я была-ходила в город Вифлеем
И была в вертепе, и видала в нем,
Что Христос Спаситель, Царь, Творец и Бог
Родился во хлеве и лежит убог.
И когда я Деве сделала вопрос,
Отчего так плачет маленький Христос,
Дева мне сказала: "Плачет Он о том,
Что Адам и Ева взяты в плен врагом
И что образ Божий, данный их душам,
Отдан в поруганье злобнейшим врагам…"
Девочка не допела, вдруг расплакалась и выскочила за дверь.
Мальчики смущенно переминались:
- У нее длинная песня, она еще поет о розах, которые Христос раздал детям, а Себе оставил шипы от роз…
Ушли деточки. Ушли в лунную ночь, скрипя валеночками по рождественскому снегу. А лампадка красная в углу, будто звездочка, сошедшая с небес, пришла и остановилась у святых икон.
Первая исповедь
В Сережином классе у многих ребят не было отцов. То есть они были живы, но жили отдельно. Кто сидел в тюрьме, кто куда-то уехал и не оставил адреса. Сережин отец приходил раз в месяц и приносил подарки. Достанет игрушку, они сыграют в шашки, и он скоро уходит. Даже чаю не попьет. Мама и бабушка в это время сидели на кухне. В последнее время отец стал давать Сереже и деньги. Бабушка ворчала: "Ишь как ловко устроился: от сына откупается".
Но Сережа любил отца. И мама, это чувствовалось, тоже его любила, хотя никогда не просила остаться. Деньги отца от Сережи не брала. А ему на что: мороженое ему и так покупали.
- Давай деньги в церковь отнесем, - предложил Сережа. Они с мамой любили ходить в церковь.
- Давай, - сразу согласилась мама. - И тебе пора, наконец, на исповедь.
- Какие у него грехи? - вмешалась бабушка. - Куда ты его потащишь!
- А пойдем все вместе, бабушка! - сказал Сережа.
- Я век прожила и уж как-нибудь проживу, - отвечала бабушка. - Я честно работала, не воровала, вино не пила, не курила - какая мне исповедь?
Мама только вздохнула. Вечером они с Сережей прочли, кроме вечерних молитв, акафист Ангелу Хранителю, а утром встали пораньше, ничего не ели, не пили и пошли в церковь.
- А что батюшке говорить? - волновался Сережа.
- Что спросит, то и говорить. Сам же знаешь, в чем грешен. С бабушкой споришь…
- Она больше меня спорщица! - воскликнул Сережа. - Она вообще так зря ругается!
- Вот уже и осуждаешь, - заметила мама. - Даже если бабушка и не права, нельзя осуждать. Она же пожилой человек. Ты доживешь до ее лет, еще неизвестно, каким будешь.
В церкви они купили свечи и пошли в правый придел, где вскоре началась исповедь. Вначале отец Виктор читал общую молитву и строго спрашивал, лечились ли у экстрасенсов, ходили ли на проповеди приезжих гастролеров, различных сектантов… Потом вновь читал молитву, говоря время от времени: "Назовите свои имена". И Сережа вместе со всеми торопливо, чтоб успеть, говорил: "Сергей".
Впереди Сережи стояла девочка его лет, может, чуть постарше. В руках она держала листочек из тетради, на котором было крупно написано: "Мои грехи".
Конечно, подглядывать было нехорошо, но Сережа невольно прочел, успокаивая себя тем, что это как будто обмен опытом. Было написано на листке: "Ленилась идти в детский сад за братом. Ленилась мыть посуду. Ленилась учить уроки. В пятницу выпила молока".
Сережа прочел и охнул. Нет, у него грехи были покруче. С уроков с ребятами в кино убегал. Кино было взрослое и неприличное. А посуда? Сережа не то чтоб ленится, но тянет время. Он знает, что бабушка заставляет его, а потом сама вымоет. А вчера его посылали в магазин, а он сказал, что надо учить уроки, а сам болтал целый час по телефону с Юлей, всех учителей просмеяли…
Ну вот и Сережина мама пошла к батюшке. Видно, что плачет. Батюшка укрывает ее склоненную голову епитрахилью, крестит сверху и отпускает. Сережа собрался с духом, перекрестился и подошел к батюшке. Когда тот спросил о грехах, то у Сережи вдруг вырвалось само собой:
- Батюшка, а как молиться, чтобы папа стал с нами все время жить?
- Молись, милое дитятко, молись своим сердечком. Господь даст по вере и молитвам.
И еще долго говорил батюшка с Сережей.
А потом было причастие. И эти торжественные слова "Причащается раб Божий Сергий…"
А в это время хор пел: "Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите". Сережа причастился, поцеловал чашу, со скрещенными руками подошел к столику, где ласковая старушка подала ему крохотный серебряный ковшик со сладкой водичкой и мягкую просфору.
Дома радостный Сережа ворвался в комнату к бабушке и закричал:
- Бабушка! Ты бы знала, сколько у меня грехов! А ты говорила! Не веришь? А вот пойдем, пойдем вместе в следующий раз.
А вечером вдруг позвонил папа. И Сережа долго говорил с ним. А в конце он сказал:
- Папа, а ведь это неинтересно - по телефону говорить. Давай без телефона. Мне, папа, денег не надо и игрушек не надо. Ты так просто приходи. Придешь?
- Приду, - сказал отец.
- Нет, ты совсем приходи, - сказал Сережа.
Отец промолчал.
Вечером Сережа долго молился.
Прошли времена, остались сроки
"Прошли времена, остались сроки", - это так бабушка Лиза говорит.
Стала она так говорить, когда заметила, что в ее "годовой" лампаде стало больше масла. То есть не больше масла, а его стало хватать на большее время. Раньше лампаду заправляли на Пасху, и она горела до следующей Пасхи, ровно год. А сейчас масла наливается столько же, а лампада горит до Вознесения, то есть еще больше месяца. Какой отсюда вывод? Отсюда бабушка выводит, что времена сократились, ускорились, все начинает торопиться к концу света.
В этом с бабушкой согласен ее внук Сережа, а также бабушкин "допотопный", как она говорит, знакомый, старенький отец Ростислав. Он уже не служит, живет недалеко и потихоньку, с палочкой, приходит в гости.
Они сидят с бабушкой за многочасовым чаем и вспоминают прошлую жизнь. Сережа сидит тихонько и слушает старичков - и приходит к такой мысли, что раньше жить было тяжело, но хорошо, сейчас жизнь стала легче, но тяжелее. Как так? А вот так.
- Раньше, сестричка, - говорит батюшка, - служишь литургию и не знаешь, дадут ли слуги антихристовы дослужить. Но уж зато и знаешь, что Христос во всех твоих прихожанах. А сейчас служишь-служишь, а потом своих же прихожан на каком-нибудь дьявольском сборище видишь.
- Грех на них, - успокаивает бабушка Лиза. - Уж нам с тобой за землю не надо держаться, нам на небо со страхом взирать.
- Сгорит, сгорит вся земля, - говорит батюшка и с трудом поднимается. - А проводи-ка ты меня, раб Божий Сергий, до обители отца Виктора.
Сережа этому рад-радехонек. Обитель отца Виктора - это большая квартира в большом доме. Но какая бы ни была квартира, она, конечно, мала для семейства батюшки. В ней столько людей, что Сережа не смог их ни разу сосчитать. Даже детей, не говоря о взрослых. Жена отца Виктора, попадья матушка Зоя, называет семейство табором, а отец Ростислав - колхозом.
Отец Ростислав часто останавливается, но на встречные лавочки не садится: потом тяжело вставать. Стоит, одной рукой опирается на палочку, другой медленно сверху вниз проводит по седой легкой бороде. Ласково глядит на Сережу.
- Ты ко мне на могилку приходи. Посиди, помолись. Батюшкой будешь, панихидку отслужишь, а то и так навещай.
- Еще бы! - говорит Сережа.
В доме отца Виктора, как в "саду Могоморы". Это выражение матушки Зои. Детей у них уже перевалило за десяток. Все тут есть: и Ваня, и Маша, и Гриша, и Владимир, и Екатерина, и Надежда, и Василий, и Нина… всех не упомнишь. Шум, крик, стычки.
Матушка жалуется отцу Ростиславу, как ей достается.
- Молись, - говорит отец Ростислав. - Большие труды - великая награда.
- Когда мне молиться-то, когда? - восклицает матушка. - Отец Виктор безвыходно в храме или на требах, по старухам ходит, избаловал их, могли бы и в храм приползти.
- Матушка, не греши, не греши! - торопливо перебивает отец Ростислав. - Муж твой, венчанный с тобой, - вельми зело большой труженик. А Богу молиться всегда время и место. Ты ведь небось от плиты не отходишь?
- Цепями прикована!
- И молись! И картошку небось чистишь?
- По ведру!
- Ну вот. Ножиком нажимаешь, картошку повертываешь и говори: "Господи, помилуй", "Господи, помилуй", "Господи, помилуй"…
Тут они, привлеченные ссорой, идут разбираться, в чем дело. Конечно, дети не поделили игрушку.
- Лежит - никому не надо, - говорит старенькая бабушка, мама батюшки. - А как один взял, другому именно ее и надо.
Батюшка Ростислав терпеливо объясняет обступившим его детям:
- Силой, конечно, можно отобрать. Но на всякую силу есть другая сила. На пистолет - ружье, на ружье - автомат, на автомат - пулемет, на пулемет - пушка… Но это не сила, а дурь. А есть сила - всем силам сила. Какая? Это смирение. Хочется тебе поиграть, а ты скрепись, перетерпи, уступи. Смирись. И победишь терпением. Вот сейчас проверим. Нина, ты ссорилась? Из-за какой игрушки? А-а, из-за этой машинки. С кем? Как тебя зовут? Вася? Беритесь, тяните, как тянули. Так. Кто сильнее? Вася. А у кого смирение?
- У Васьки, у Васьки! - кричит Нинка.
- Вот он, женский характер, - говорит отец Ростислав. - Быть тебе, Нина, регентшей.
Передав отцу Виктору поклон, Сережа и отец Ростислав идут на улицу. Сережа обнаруживает у себя в кармане конфету, а отец Ростислав пряник.
Сережа провожает батюшку и возвращается к бабушке Лизе.
Она вяжет ему носочки. Вяжет, нанизывает на спицы бесконечные петельки и шепчет при этом: "Господи, помилуй", "Господи, помилуй", "Господи, помилуй"…