В сборнике впервые на русском языке представлено богатство и многообразие английской "изреченной мысли" на временном пространстве пяти столетий - мысли не только глубокой, оригинальной, остроумной, но и во многом прозорливой.
Содержание:
Предисловие 1
ФРЭНСИС БЭКОН - 1561–1626 2
РОБЕРТ БЕРТОН - 1577–1640 3
ТОМАС БРАУН - 1605–1682 3
ДЖОРДЖ САВИЛ, маркиз ГАЛИФАКС - 1633–1695 4
ТОМАС ФУЛЛЕР - 1654–1734 5
ДЖОНАТАН СВИФТ - 1667–1745 6
ЭНТОНИ ЭШЛИ КУПЕР, лорд ШАФТСБЕРИ - 1671–1713 7
ДЖОЗЕФ АДДИСОН - 1672–1719 8
ФИЛИП ДОРМЕР СТЭНХОУП, лорд ЧЕСТЕРФИЛД - 1694–1773 9
СЭМЮЭЛЬ ДЖОНСОН - 1709–1784 10
ЭДМУНД БЕРК - 1729–1797 12
СИДНЕЙ СМИТ - 1771–1845 13
ЧАРЛЗ ЛЭМ - 1775–1834 14
УИЛЬЯМ ХЭЗЛИТТ - 1778–1830 15
ТОМАС де КУИНСИ - 1785–1859 16
ТОМАС КАРЛЕЙЛЬ - 1795–1881 16
ТОМАС БАБИНГТОН МАКОЛЕЙ - 1800–1859 17
БЕНДЖАМИН ДИЗРАЭЛИ - 1804–1881 18
МЭТЬЮ АРНОЛД - 1822–1888 19
СЭМЮЭЛЬ БАТЛЕР - 1835–1902 19
РОБЕРТ ЛЬЮИС СТИВЕНСОН - 1850–1894 21
ОСКАР УАЙЛЬД - 1854–1900 22
ДЖОРДЖ БЕРНАРД ШОУ - 1856–1950 24
ХИЛЭР БЕЛЛОК - 1870–1953 26
МАКС БИРБОМ - 1872–1956 27
БЕРТРАН РАССЕЛЛ - 1872–1970 28
ГИЛБЕРТ КИЙТ ЧЕСТЕРТОН - 1874–1936 29
УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ - 1874–1965 30
ТОМАС СТЕРНЗ ЭЛИОТ - 1888–1965 32
ОЛДОС ХАКСЛИ - 1894–1963 34
СИРИЛ КОННОЛЛИ - 1903–1974 35
ДЖОРДЖ ОРУЭЛЛ - 1903–1950 36
УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН - 1907–1973 37
Примечания 39
Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма
Предисловие
В этой книге читатель найдет немало всевозможных определений, в том числе и несколько определений афоризма. Принадлежат они разным авторам, писались в разное время, однако имеют между собой немало общего.
Лорд Честерфилд: "Сочинители афоризмов, в большинстве своем, красоту мысли ставят выше точности и справедливости".
Сэмюэль Джонсон: "Искусство афоризма заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль".
Чарлз Лэм: "Самые блестящие каламбуры - это те, что наименее подвержены глубокому осмыслению".
Сирил Коннолли: "Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должны писать афоризмы, а не романы…"
Общее здесь - игровой, несерьезный характер афоризмов, их формальное совершенство, примат формы над содержанием. Прочтя эту книгу, читатель, надо думать, убедится: далеко не все афоризмы "наименее подвержены глубокому осмыслению", далеко не все сочинители афоризмов "красоту мысли ставят выше точности и справедливости".
Вместе с тем английские писатели и мыслители правы, подчеркивая, что всякий удавшийся афоризм ставит форму по крайней мере не ниже содержания. И в этом смысле афоризм во многом сродни пародии: он высмеивает, вышучивает - только не литературные клише, а житейские, не литературную прозу, а прозу жизни.
А для этого - сначала "убаюкивает" читателя, то есть использует стандартную, клишированную формулу, которую внезапно, порой всего одним словом, взрывает изнутри, выворачивает наизнанку, переиначивает. Формально - и это тоже роднит его с пародией - афоризм тем удачнее, чем больше он верен банальности по форме и чем меньше по содержанию, по сути. Например, у Уайльда: "По внешнему виду не судят только самые непроницательные люди", или "Надо иметь твердокаменное сердце, чтобы без смеха читать о смерти малютки Нелл". В первом случае Уайльд добавляет в банальную формулировку только частицу "не", во втором меняет "слезы" на "смех". Эффект - налицо.
Подобно тому, как пародия не существует без своего второго плана, без пародируемого материала, афоризмы (вроде приведенных выше) нередко накрепко привязаны к банальности, приевшейся мудрости, которую они, можно сказать, эксплуатируют.
Подобно тому, как пародийное мы порой, не разобравшись, принимаем за пародируемое, т. е. всерьез, за чистую монету, - и афоризм, особенно если он умело составлен, кажется нам поначалу чем-то давно и хорошо известным. Не потому ли даже самая абсурдная мысль, если она облечена в афористически четкую, законченную, непроницаемую форму, может на первый взгляд показаться здравой, выношенной?
Афоризм - во всяком случае, удачный афоризм - это всегда сюрприз. Читателю (или слушателю) может, фигурально выражаясь, быть преподнесен обыкновенный камень, уложенный в нарядный подарочный пакет, а может, наоборот, - драгоценная брошь, завернутая в газетную бумагу.
Разумеется, чтобы состояться, афоризму недостаточно переиначивать банальность. Он должен быть по возможности краток, емок и не только вышучивать пошлость, но и выстроить на ней, ее, так сказать, формальными средствами, свежую, оригинальную мысль. "Жизнь слишком хороша, чтобы ею наслаждаться", - заметил Честертон, не только переиначивая трюизм "если жизнь хороша, мы ею наслаждаемся", но и выражая этим - абсурдным на первый взгляд - заявлением свое глубоко выстраданное кредо, согласно которому философия оптимизма и эстетское наслаждение - вещи совершенно разные.
Итак, программа минимум для афоризма - высмеять пошлость на ее, так сказать, территории, программа максимум - создать емкую, остроумную, парадоксальную идею. Слово "парадокс", под которым понимается обычно суждение, противоречащее здравому смыслу, почему-то используется, лишь когда речь идет об афоризмах Уайльда, Честертона, Шоу, тогда как, строго говоря, никакой афоризм невозможен без парадокса, ибо парадокс здесь - понятие, что называется, формообразующее - это то формальнологическое противоречие, на котором всякий афоризм строится; противоречие между, как уже отмечалось, "банальной оболочкой" и "свежей начинкой", то самое противоречие, что и составляет главный сюрприз для читателя. Слова Уайльда: "Путь парадокса - это путь истины…" могли бы, тем самым, стать еще одним - быть может, самым точным - определением афоризма.
Впрочем, далеко не все включенные в сборник изречения, мысли, рассуждения афористичны и парадоксальны, далеко не все авторы нашей антологии умеют или считают нужным следовать формуле Честертона, писавшего: "Чтобы на истину обратили внимание, ее переворачивают вверх ногами". Многие мысли, с которыми познакомится читатель, не только не "перевернуты вверх ногами", но и, развивая метафору, "твердо, обеими ногами стоят на земле".
Быть может поэтому этой книге более подошел бы порядком затасканный подзаголовок "В мире мудрых мыслей" - он гораздо точнее определит содержание сборника "Английский афоризм", ведь собственно афоризмы из 33-х представленных здесь авторов писали немногие: Свифт ("Рассуждения на темы серьезные и праздные"), Шоу ("Афоризмы для революционеров", "Справочник начинающего революционера"), С. Батлер, лорд Галифакс, Томас Фуллер… Если бы этот сборник составлялся в соответствии с вышеприведенными определениями афоризма, то выбор наш поневоле ограничился бы Уайльдом, Шоу, Честертоном и, пожалуй, знаменитым доктором Джонсоном - афористами в классическом понимании этого слова.
Наша же задача была иной: представить - на русском языке впервые - богатство и многообразие английской, выражаясь словами Тютчева, "изреченной мысли" на временном пространстве пяти столетий; мысли не только глубокой, оригинальной, остроумной, но и меткой, дальновидной. В проблемы XX века, в нашу жизнь своими прозрениями "попадают" не только наши старшие современники: философ Бертран Расселл, поэт и критик Уистен Хью Оден, известные романисты и эссеисты Олдос Хаксли и Джордж Оруэлл (только жившие при "развитом социализме" могут по достоинству оценить оруэловскую "поправку" к марксистской доктрине: "все животные равны, но некоторые более равны, чем остальные"), критик Сирил Коннолли, политик, историк и писатель Уинстон Черчилль, но и такие авторы "давно минувших дней", как Бэкон и Свифт, Берк и Хэзлитт, Аддисон и Маколей, Лэм и Дизраэли.
Заранее предвидя упрек в "надерганности" многих включенных в сборник изречений, оторванности их от контекста, следует сразу же оговориться: предпочтение почти всегда отдавалось мыслям законченным, с контекстом романа, статьи, пьесы, автобиографии, эссе, письма, трактата, откуда они брались, или совсем не связанным, или связанным непрочно, условно, живущим, так сказать, самостоятельной жизнью.
Читатель, который ориентируется в английской литературе, найдет в этой книге немало изречений, умозаключений, bon mots, давно и хорошо известных, хрестоматийных, разошедшихся по многим, с завидным тщанием составленным английским и американским цитатным словарям, однако предстоит ему встреча и с новинками. Наряду с наблюдениями таких тонких психологов, как лорд Честерфилд, Уайльд, Уильям Хэзлитт, помимо исторических и философских экскурсов Маколея, Карлейля, Дизраэли, политических эскапад и парадоксов Берка, Черчилля, Оруэлла, читатель сможет познакомиться с практически неизвестными у нас суждениями философского и религиозного характера из записных книжек Сэмюэля Батлера, автора "Едгина" и "Пути всякой плоти", с малоизвестными афоризмами Свифта, с отрывками из воспоминаний Р.Л. Стивенсона, с мыслями о задачах и предназначении искусства и литературы Мэтью Арнолда, Макса Бирбома, Сирила Коннолли, Уистена Хью Одена, некоторых других писателей.
Афоризмам каждого автора предпослана короткая библиографическая справка, где указаны источники афоризмов и - в случае если автор мало известен или неизвестен вообще, как, скажем, Томас Фуллер, пастор Сидней Смит или критик Сирил Коннолли, - сжатый биографический экскурс.
Авторы "Суеты сует" расставлены по хронологическому принципу: начиная с XVI века, с Фрэнсиса Бэкона, и кончая XX, Уистеном Хью Оденом; афоризмы же (в пределах каждого автора) - по чисто произвольному: у каждого писателя своя "организация материала".
Составитель отказывается от распространенной за рубежом, да и у нас (см., например, Афоризмы. - М.: "Прогресс", 1966; составление Я. Берлина) практики располагать "крылатые изречения" по темам: Мир (Бэкон о мире, Свифт о мире, Уайльд о мире…), Прогресс, Родина, Любовь, Жизнь и Смерть, Искусство и т. д. - во-первых, так как видит в подобной регламентации определенное упрощение и - одновременно - насилие над материалом; во-вторых, поскольку не преследует этим изданием утилитарных целей (использование антологии афоризмов в качестве пособия, справочника для постигающего основы риторики политика-лектора-парламентария), а в третьих, потому что, по глубокому убеждению составителя и переводчика, "авторская" композиция, в отличие от тематической, лучше передает своеобразие каждого писателя, задает историческую и литературную преемственность, может быть прочитана как своего рода введение в историю английской мысли.
Преемственность в данном случае - это перекличка самых разных авторов и эпох, отталкивание, сближение, взаимопроникновение. Читатель станет свидетелем заочных, но от этого отнюдь не менее острых споров по поводу таких понятий, как "власть", "любовь", "искусство", "добро и зло", убедится, что английские писатели во все времена с большим недоверием относились к столь непререкаемым ценностям и добродетелям, как демократия, мужество, христианство, родина, патриотизм; обнаружит не только сходство тем и мотивов, но и самого хода мысли, даже образной системы: метафор, сравнений, гипербол. Но мы уже забегаем вперед…
ФРЭНСИС БЭКОН
1561–1626
Афоризмы мыслителя, ученого, государственного деятеля Фрэнсиса Бэкона взяты из "Распространения образования" (1605), из "Нового органона" (1620), основополагающего философского труда писателя, из многих эссе, вошедших в "Опыты и наставления" (1597–1625): "О смерти", "Об истине", "Об единстве в религии", "О мести", "О невезении", "О любви", "О мятежах и волнениях", "Об атеизме", "О предрассудках", "О хитрости", "О мудрости", "О подозрении", "О красоте", "О человеческой природе", "О похвале", "О смелости" и т. д., а также из письма Бэкона фавориту Елизаветы графу Эссексу.
Начавший уверенно кончит сомнениями; тот же, кто начинает свой путь в сомнениях, закончит его в уверенности.
Люди должны знать: в театре жизни только Богу и ангелам позволительно быть зрителями.
Вся наша нравственная философия - не более чем прислужница религии.
В гневе глупцы остры на язык, но богаче от этого не становятся.
Надежда - хороший завтрак, но плохой ужин.
Законы подобны паутине: мелкие насекомые в ней запутываются, большие - никогда.
Богатство - хорошая служанка, но негодная любовница.
Чем менее история правдива, тем больше она доставляет удовольствия.
Месть торжествует над смертью; любовь пренебрегает ею; честь ее домогается; печаль к ней стремится.
В темноте все цвета одинаковы.
Тот, кто лелеет месть, бередит собственные раны.
Ветхий завет считает благом процветание; Новый - напасти.
Больше всех мы льстим сами себе.
Поистине странное желание - добиться власти и потерять свободу.
Подобно тому как, идя к цели, все в природе движется стремительно, а достигнув ее, успокаивается, - и добродетель неистова лишь в припадке тщеславия; обладая властью, она уравновешенна и спокойна.
Отвага не держит слова.
Лекарство бывает хуже болезни.
Поверхностность в философии склоняет человеческий ум к атеизму, глубина - к религии.
Избегать суеверий - суеверие.
Нет большего вреда для державы, чем принимать хитрость за мудрость.
Если себялюбец греет себе на огне ужин, то пламя охватывает весь дом.
Выбрать время - значит сэкономить время.
Французы умнее, чем кажется, а испанцы кажутся умнее.
Возрасту вызов не бросишь.
Подозрения сродни летучим мышам - они появляются лишь с наступлением сумерек.
Человек часто скрывает свою сущность, иногда ее преодолевает и очень редко подавляет.
Красота - как драгоценный камень: чем она проще, тем драгоценнее.
В мире мало дружбы - и меньше всего среди равных.
Чтение делает человека цельным, беседа - находчивым, занятие литературой - точным.
Слава подобна реке: все легкое и мимолетное удерживается на поверхности, все тяжелое, основательное идет ко дну.
Мир - мыльный пузырь, а жизнь человеческая меньше пяди.
Тот, кто ковыляет по прямой дороге, опередит бегущего, что сбился с пути.
Дело судьи - истолковать закон, а не даровать его.
Нет ничего страшней страха.
Взрослые боятся смерти, дети - темноты. Страх перед тем и другим подогревается сказками.
Зависть не знает выходных.
Любить и быть мудрым - невозможно.
Тот, кто щадит врага, не щадит самого себя.
Имеющий жену и детей - заложник судьбы.
Плох тот путешественник, который, выйдя в открытое море, считает, что земли нет нигде.
В жизни - как в пути: самая короткая дорога обычно самая грязная, да и длинная немногим чище.
Молчание - добродетель глупцов.
Каждый человек, по моему разумению, является должником своей профессии.
Благоденствие не обходится без страхов и неприятностей, а тяготы не лишены радостей и надежд.
В истинной красоте всегда есть изъян.
Чем легче добыча, тем тяжелей кошелек.
Что самое главное в государственных делах? - Смелость. Что на втором и третьем месте? - Тоже смелость. И вместе с тем смелость - дитя невежества и подлости.
На высокую башню можно подняться лишь по винтовой лестнице.
Что, в сущности, дурного в том, что себя мой друг любит больше, чем меня?
Деньги - как навоз: если их не разбрасывать, от них не будет толку.
Без удобного случая не было бы вора.
Настоящая смелость редко обходится без глупости.
С какой стати человеку любить свои оковы, пусть бы даже из чистого золота?
В тяжелые времена от деловых людей толку больше, чем от добродетельных.
Сам по себе муравей - существо мудрое, но саду он враг.
Наше поведение сродни заразной болезни: хорошие люди перенимают дурные привычки, подобно тому как здоровые заражаются от больных.
Бывает, что человек отлично тасует карты, а играть толком не умеет.
Как в природе, так и в государстве, легче изменить сразу многое, чем что-то одно.
Легковерный человек - обманщик.
Вылечить болезнь и извести больного.
Совершая недостойные поступки, мы становимся достойными людьми.
Отвага всегда слепа, ибо не видит опасностей и неудобств, - а стало быть, дурна советом и хороша исполнением.
Для молодых людей жены - любовницы; для людей средний лет - спутницы жизни, для стариков - сиделки.
Жалок тот, у кого мало желаний и много страхов, а ведь такова участь монархов.
Нововведения подобны новорожденным: на первых порах они необычайно нехороши собой.
Как верно заметил Эзоп: "Муха села на спицу колесницы и воскликнула: "Боги, какую пыль я подняла!""
Богатство не может быть достойной целью человеческого существования.
Нет более удачного сочетания, чем немного глупости и не слишком много честности.
Друзья - воры времени.
В Писании говорится, что мы должны прощать врагов наших, но нигде не сказано, что мы должны прощать наших друзей.