В новом романе Евгения Клюева, самого, пожалуй, загадочного писателя современности, есть только одна опора – Абсолютно Правильная Окружность из спичек. Прочна она или нет – решать читателю, постоянно зависающему над бездной головокружительных смыслов и, в конце концов, с ужасом понимающему, что, кроме как на эту Абсолютно Правильную Окружность из спичек, опереться в жизни действительно не на что.
Все в этом фантасмагорическом романе вывернуто наизнанку, все парадоксально, иронично – и вольный ветер подтекста совершенно сбивает с ног. Впрочем, вам не предлагается читать книгу – вам предлагается писать ее вместе с автором, создавая роман из ничего, из воздуха, из невидимой материи языка. И если по окончании романа у вас возникнет желание построить башню из птичьего пуха или корабль из пчелиного воска, это нормально. Так бывает с каждым, в ком просыпается дух веселого созидания, – не сопротивляйтесь ему: просто постройте башню из птичьего пуха или корабль из пчелиного воска.
Содержание:
ГЛАВА 1 - Внезапная завязка 1
ГЛАВА 2 - Завязка становится туже 3
ГЛАВА 3 - Побочная линия, грозящая стать основной 6
ГЛАВА 4 - Развитие все еще недоразвитого действия 9
ГЛАВА 5 - Начало возникновения конфликта 12
ГЛАВА 6 - Ретардация ни с того ни с сего 15
ГЛАВА 7 - Ретардация все еще имеет прочное место быть 19
ГЛАВА 8 - Симультанные до известного места дела 21
ГЛАВА 9 - Конфликт начинает быть не за горами 24
ГЛАВА 10 - Воронка в пространственно-временном континууме 27
ГЛАВА 11 - Конфликт как с цепи срывается 32
ГЛАВА 12 - Кульминация от фонаря, причем ложная, как беременность 35
ГЛАВА 13 - Сукцессивное развитие кое-каких других событий 38
ГЛАВА 14 - Забытый персонаж без лишних слов вторгается в фабулу 42
ГЛАВА 15 - Полифония, почти какофония 46
ГЛАВА 16 - Сюжетные нити собираются в узел 50
ГЛАВА 17 - Сюжетный узел разрубается без сожаления о поврежденном сюжетном узле 52
ГЛАВА 18 - Очередной сюжетный узел все же застревает в горле 57
ГЛАВА 19 - Типический характер, отфутболенный в нетипические обстоятельства 59
ГЛАВА 20 - Погружение действия в лирическую бездну 63
ГЛАВА 21 Драматизм повествования переходит в его же эпизм 65
ГЛАВА 22 - Художественная деталь красит литературное целое 68
ГЛАВА 23 - Величественные контуры художественного целого перестают просматриваться вообще 72
ГЛАВА 24 - Образ автора практически сливается с личностью писателя 75
ГЛАВА 25 - Некоторые из героев окончательно выходят из-под контроля автора и попадают под контроль санэпидстанции 79
ГЛАВА 26 - Истинная кульминация на фоне страшной смерти главного героя 82
ГЛАВА 27 - Автор начинает осторожно закругляться, но так и не закругляется 86
ГЛАВА 28 - Стремительная развязка – причем развязывается отнюдь не то, что было завязано 89
ГЛАВА 29 - Вставная, как зубной протез, новелла о простодушной Паките 91
ГЛАВА 30 - Сильный рывок вперед, не ломающий гармоничной структуры художественного целого 94
ГЛАВА 31 - Неожиданные метаморфозы с действующими лицами и их исполнителями 97
ГЛАВА 32 - Пейзажная зарисовка ни к селу ни к городу 100
ГЛАВА 33 - Автор вводит лишнего человека в рамки художественного целого и выводит его за эти рамки 104
ГЛАВА 34 - Еще одно беспардонное нарушение принципа линейности повествования, уже сто раз нарушенного 107
ГЛАВА 35 - Своевременная попытка свести воедино сюжетные нити, не имеющие никакого отношения друг к другу 110
ГЛАВА 36 - Автор настоящего художественного произведения занимает критическую дистанцию по отношению к самому себе 113
ГЛАВА 37 - Восхождение на более высокий уровень художественного обобщения 116
ГЛАВА 38 Несвоевременное появление в структуре художественного целого еще одного героя – на сей раз последнего 119
ГЛАВА 39 - Повествовательное начало достигает своего конца в рамках отдельно взятого художественного целого 122
ГЛАВА 40 - Повествовательное начало достигает своего абсолютного конца 124
Примечания 126
Евгений КЛЮЕВ
ДАВАЙТЕ НАПИШЕМ ЧТО-НИБУДЬ
Настоящее художественное произведение
Я пришел, – сказал призрак, – посмотреть, что вы такое пишете на этой скверной бумаге?.. Мне, само собой, дела нет до мыслей, какие вы излагаете. Но меня страшно интересуют знаки, которые вы тут выводите…
Анатоль Франс. Сады Эпикура
ГЛАВА 1
Внезапная завязка
Heißa, juchei!..
Начнем как попало. Стоит ли быть особенно разборчивым в начале, если дальше все равно ничего не известно? Что попадется под горячую руку, за то и возьмемся – какая разница!
Вот мусорное ведро. Весьма примечательно, что поставлено оно прямо посередине праздничного стола. Это просто какое-то свинство – так ставить ведра. Место мусорным ведрам – на полу в кухне, ибо в мусорные ведра обычно бросают мусор, причем приличные люди – с приличного расстояния. Если поступать таким образом и здесь, то можно попасть мусором в заливное мясо или кому-нибудь в лицо: мы с вами все-таки за столом находимся, где гости сидят и едят… Вот и выходит, что очень неудобно поставлено мусорное ведро. К тому же, оно не вполне чистое. А по совести сказать, ужасно грязное – и это сильно заметно на ослепительно белой скатерти. Впрочем, скоро скатерть завалят мусором, поскольку ведро не бездонно, – и уже не будет заметно, что скатерть такая белая. И что ведро такое грязное – не будет заметно. И тогда можно будет прямо со стола накладывать всякую гадость в тарелки дам. Чтобы дамы с отвращением ели из тарелок мусор.
Смотреть на это никому не понравится. Но что ж тут подделаешь…
Праздничный стол находится в заведении под названием "Контора". Это ресторан. Непонятно, почему он так называется. Они просто все с ума посходили – так называть рестораны! Разве мало красивых слов среди названий растений и животных? Гортензия, цинерария, мимулюс красный, монарда парная… Опять же "тушканчик" очень милое слово. Есть, наконец, вообще нейтральное слово "снежинка" – почему не назвать ресторан так? Нежно и мягко…
– Не кладите мне больше вот этого… не знаю точно чего. Мне попался целлофан какой-то, сальный. Его трудно и долго жевать.
– Вам не нравится?
– Почему же не нравится… нравится! Просто уже приелось. Ой… вытрите, пожалуйста, лицо, у Вас сметана на лбу.
– Это в меня ломтик помидора кинули. Из салата. Наверное, мы неудачно сели: постоянно что-то бросают в лицо.
– Мне веко рыбьей костью укололи. Слишком сильно кинули.
– Дайте посмотрю… Да у Вас кровь тут!
– Я думаю, это не кровь. Я думаю, это просто вишня раздавилась, когда я моргала. Мне ведь в глаз еще и вишней попали.
– Больно было?
– Пустяки. Скорее, липко. И потом – глаз щиплет. Тушь, наверное, размывается.
– Надо пользоваться французской.
– Спасибо за добрый совет, у меня как раз дрянная французская.
– Тогда вытрите глаз платком. Вот тут платок, возьмите.
– Благодарю Вас. А что это на нем?
– Так… не обращайте внимания. Я вытирал им блинчик. На блинчик уксус пролился. Было слишком остро, я вытер… Осторожнее!
– Что Вы… делаете?! Пустите же, я тут задохнусь, в этом месиве! Ну вот, Вы мне все лицо свеклой с чесноком вымазали.
– Я Вас пригибал. В Вас летело страшное мясо!
– Может быть, нам уйти отсюда? Тут как-то неопрятно все…
– Я с удовольствием. Только учтите, что на мне нет брюк. Одни трусы и носки.
– А ботинки?
– Ботинки есть, черные. И пиджак с галстуком есть, тоже черные. И брюки были, я в брюках сюда пришел.
– Черные?
– Ну, разумеется, черные, что за вопрос!
– Как же Вы смогли их… утратить?
– Да вот, видите ли, один человек проползал под столом. Это был партизан. Я нагнулся к нему, а он там попросил у меня брюки на время, потому что они ему очень понравились и потому что ведь не видно, пока я сижу, в брюках я или без… Но человек этот так и не приполз обратно. Если бы он проползал, я бы почувствовал: я очень чуткий. Но он точно не проползал. Наверное, его взяли в плен немцы.
– Может быть, он проползет когда-нибудь потом. Не подождать ли нам?
– Он не проползет никогда, я знаю. Он не из таких. Видимо, он уже погиб.
– Тогда придется Вам без брюк идти. Вы нормально ходите, когда без брюк?
– Чаще всего да. Только бы не замерзнуть на улице насмерть.
– Там плюсовая температура. Не беспокойтесь ни о чем.
– Я буду очень спокоен, обещаю.
Очень немолодой человек и очень молодая девушка выходили из "Конторы".
– Меня зовут Марта.
– Очень хорошо Вас зовут. Правильно. А меня зовут… не знаю, как и представиться: по имени неудобно, я старый уже как мир. И по имени-отчеству неудобно: отчество у меня непристойное. Если хотите, можете называть меня Редингот.
– Хочу. И, видимо, буду. Я почти уверена, что смогу называть Вас Редингот.
– Сердечно рад. Редингот – это на самом деле пальто такое. Раньше так называли сюртук для верховой езды. А теперь меня.
– И с каких же пор?
– С тех пор, как у меня такое пальто появилось. Уж лет сорок назад…
– Вы долго его носите. Качественное, должно быть.
– Да нет, лохмотья сплошные. Но дело не в этом. Дело в том, что я очень сильно привыкаю к вещам, а они ко мне. И нам трудно бывает расставаться – даже на миг. Я и сейчас был бы в нем, но, говорят, не сезон.
– Кто говорит?
– Синоптики.
– Синоптики всегда врут… Они сволочи. Вы очень жалеете, что оставили брюки тому партизану, которого потом убили?
– Нет. Брюки новые совсем, даже противно вспомнить. Да и уходить все равно было пора. Я, признаюсь Вам, за столом за этим совершенно случайно оказался.
– Я тоже. Я ведь вообще-то никто.
– Ну, не скажите! Это я никто. А Вы – Зеленая Госпожа.
– Простите, пожалуйста! – их остановила какая-то свинья, страшно веселая, потому что, должно быть, пьяная. – Как Вы думаете, если вообще думаете, со мной еще можно что-нибудь отчубучить?
– Все что угодно! – горячо откликнулась Марта.
Свинья расхохоталась как сумасшедшая и высоко подпрыгнула.
– А высоко я прыгаю?
– Исключительно высоко! – Марте хотелось сказать Свинье как можно больше приятного.
– Тогда давайте мне телефонную карту – позвонить одной другой Свинье, тоже очень прыгучей. Только Вы, который без штанов, не давайте. Пусть девушка… это будет выглядеть естественнее.
Марта достала кошелек. Телефонной карты в нем не было, но Марта все равно нашла там телефонную карту и протянула Свинье.
– Спасибо, Вы очень меня выручили. И ту, другую Свинью тоже выручили. – Свинья бросила телефонную карту в протекавшую мимо реку и запрыгала по набережной.
– Хорошая какая Свинья попалась, – оценил Редингот. – Теперь такие свиньи большая редкость. Вас дома к которому часу ждут?
– К… в общем, ни к которому. У меня сейчас нету дома.
– А был?
– Был, да сплыл, – улыбнулась Марта и, хорошенько поразмыслив, продолжала с эпической интонацией: – Началось наводнение, а я сразу же отлучилась по делу. За это время дом и сплыл. Говорят, в Балтийское море. Вместе со всеми домочадцами. Они, наверное, там живут, как на корабле. Здоровско!
– Вам бы тоже так хотелось?
Марта пожала плечами: дескать, хотелось – не хотелось… давно это было, что ж говорить? И потащила Редингота к какой-то очереди, тянувшейся вдоль набережной и уходившей противоположным концом в воду.
Теперь надо думать, за чем бы это была очередь. Хотя особенно напрягаться не стоит: очереди за чем угодно бывают. Даже за скрипичными смычками, как говорил один мертвый человек. Пусть и эта будет за скрипичными смычками.
Марта с Рединготом встали в середину очереди, поскольку концов в воде не нашли. Рединготу, само собой, было неудобно в очереди с голыми ногами, и он признался в этом Марте – хоть и смущаясь, но с большим человеческим достоинством.
– Не тревожьтесь, – сказала воспитанная Марта. – Думайте, что Вы женщина в юбке летом, и все будет в порядке.
– Разумеется, так все будет в порядке, я не сомневаюсь, – откликнулся Редингот и – думая, что он женщина в юбке летом, – стал стоять смирно: без штанов и без комплексов. Тем более что прямо перед ними в очереди, как ни странно, действительно оказалась женщина в юбке летом. Вместо шляпы на голове женщины было гнездо кукушки, и над этим гнездом, само собой, изредка кто-то пролетал, причем так быстро, что трудно было увидеть кто. Да и неважно это никому было. Кроме, оказывается, Марты, которой во что бы то ни стало загорелось узнать, кто пролетал над гнездом кукушки, и поймать его, чтобы раз и навсегда покончить с данным вопросом. Марта набрала полные легкие воздуха – и, когда в очередной раз кто-то пролетал над гнездом кукушки, громко крикнула: "Стой, не то убью!" Парализованное страхом существо свалилось ей под ноги, оказавшись всего-навсего жалкой тварью, о которой и говорить-то не хочется.
Тут подошла их очередь. Редингот пропустил Марту вперед – и она купила восемнадцать смычков. А вот с самим Рединготом вышла заминка: выяснилось, что мужчинам в нетрезвом состоянии, мужчинам в спецодежде и мужчинам без брюк скрипичные смычки в такое время не отпускаются. Тогда Редингот стал уверять продавщицу, что сейчас не такое время, – продавщица поверила. Потом он стал уверять ее, что он трезв и не в спецодежде, – и она опять поверила. Наконец, он стал уверять ее, что он в брюках и не мужчина, – тут она в третий раз поверила, потому что уже привыкла доверять этому человеку во всем. Но, сама не зная зачем, сказала: "Смычки отпускаются по два в одни руки", – хотя это была явная ложь. Редингот не стал спорить, взял два смычка в одни руки и, не заплатив, бросился догонять Марту. По дороге он немножко дирижировал, но получалось у него совершенно непрофессионально – и Марта очень вежливо попросила его прекратить дирижирование немедленно. Сама же она просто замечательно дирижировала – причем всеми смычками сразу – и ужасно полюбилась случайным прохожим. А поскольку за Мартой праздно шел господин с голыми ногами, случайные прохожие подавали ему деньги, которые он складывал в карманы пиджака, пока карманы не оттопырились до неприличия. Скоро деньги перестали поступать, потому что Редингот внезапно опротивел случайным прохожим. Сосчитали сумму. Набралось около миллиона рублей и пятнадцать злотых. Пятнадцать злотых Марта с Рединготом сразу же выбросили в кусты, грозно шумевшие неподалеку, а остальные деньги пошли тратить, но истратили глупо: купив Марте шубу, которая сразу же не подошла ей по размеру, фасону, цвету и возрасту. Они запихали шубу в урну на обочине и убежали. А смычки потеряли по дороге.
– Лучше бы мы брюки купили, – опомнилась Марта, раскрасневшись от бега.
Кстати, не поздно было сделать это и сейчас, если вернуться назад, вынуть шубу из урны и продать ее за бесценок первому встречному или поперечному.
Шубы в урне уже не было, зато торчала оттуда непонятная какая-то голова или что-то вроде – и это блестело.
– Вы тут шубы не заметили? – осторожно поинтересовалась Марта, боясь задеть честь и достоинство обитателя урны. В ответ голова задвигалась и сказала ртом:
– Лучше не спрашивайте меня о шубе. Лучше спросите о чем-нибудь другом.
– Конечно, конечно, – поспешила согласиться Марта и спросила: – Живы ли Ваши родители?
– Скорее всего, они живы, – последовал уклончивый ответ.
– Ах, как я счастлива за Вас! – не вдаваясь в подробности, зычно воскликнула Марта и тихо добавила: – Но Вы все-таки не сидите тут, а то в Вас что-нибудь кинут.
– Хорошо бы шапку кинули… Я, собственно, шапку жду. И какую-нибудь обувь.
– Ничего этого нет. – Марта развела руками. – А шуба все равно женская, так что, в конце концов, едва ли Вам подойдет. Впрочем, если Вы не хотите говорить на эту тему…
– Не хочу, хоть убейте меня! – горячо заверили из урны, сопроводив заверение глубоким вздохом. От вздоха такой глубины Марте сделалось дурно, но она поборола себя и отошла не то в задумчивости, не то в печали.
Чтобы облегчить ее состояние, Редингот сказал:
– Давайте пойдем в любом направлении.
Они пошли в любом направлении и шли долго.
– Тут где-то рядом мой дом, – с трудом вспомнил Редингот. – У меня ведь, я забыл сказать, дом есть. Идемте в него.
– А кто у Вас в доме?
– Не знаю.
– Тогда идемте.
В доме у Редингота оказалась хоровая капелла. Она пела грустные сербские песни и плакала.
– Не плачьте, – с порога сказала Марта, и сербская капелла перестала сначала плакать, а потом петь – и принялась смеяться и плясать пляски. Наплясавшись, она ушла. Редингот с Мартой остались вдвоем.
– Что будем делать? – спросил Редингот.
Марта задумалась.
– Сначала брюки наденьте.
– Это уж в первую очередь! – Редингот надел брюки и сразу стал малоинтересным.
– Прежде было лучше, – огорчилась Марта, и тогда Редингот снял брюки, чтобы снова стать интересным, как прежде. Он сел в кресло ужасно интересный – и так сидел, потом спросил у Марты:
– Чем Вы занимаетесь? – и уточнил: – Обычно.
– Обычно, – с готовностью отозвалась Марта, – я леплю из хлеба голубей. И голубиц.
– Это хорошо. А я вот ничем теперь не занимаюсь. Раньше я вырезал из бумаги мелкие и крупные фигуры.
– Забавно, – улыбнулась Марта. – А когда вернутся Ваши домашние?
– Может быть, они не вернутся никогда. Все домашние ушли от меня.
– В мир иной? – Этот честный вопрос стоил Марте большого труда.
– Нет. Они на восток ушли.
– Что же побудило их к этому?
– Восточные мотивы в творчестве Пушкина и Лермонтова, – усмехнулся Редингот и развел руками.