Год от года растет слава русских лошадей. На Всемирной выставке в Чикаго, в 1897 году, русский жеребец Приятель признан лучшей лошадью мира, о чем записано в протоколе выставки. Приятель – сын Яшмы Приятного и Хмары - был полукровным ростопчинцем, выращенным на простой малороссийской основе. Там же, на Выставке, он был продан коннозаводчику Логану за 5000 долларов.
В дни Всемирной Парижской выставки, в 1900 году, французские газеты и журналы писали: "Русский отдел прямо грандиозен…"
"Русский отдел выставки один из самых удачных. Орлово-ростопчинская порода представляет тип великолепных верховых лошадей, это - араб, стати которого расширены и удлинены".
"Лошади знаменитой орлово-ростопчинской породы, в 18-летнем возрасте так же добры и резвы, как в трехлетием".
"Вестник немецкого сельскохозяйственного общества" от 3 декабря 1900 года сообщает, "что "один французский референт описывает их как верховых лошадей редкой красоты, которые по своему общему виду не оставляют желать ничего лучшего". Уполномоченный Германского отдела на выставке назвал орлово-ростопчинцев лошадьми, обладающими "массой благородства", и отличающимися "идеальной красотой форм, которые вряд ли когда-либо были достигнуты другой, какой-либо лошадиной породой…"
В таком же духе отзывалась и английская пресса. Один английский журнал сравнивал орловских рысаков с орлово-ростопчинскими скакунами и находил их как бы разновидностями одной породы.
"Орлово-ростопчинские лошади красивее, породистее рысаков, – писал журнал. – Как ни великолепны последние – орлово-ростопчинские еще привлекательнее и, что почти одинаково важно, они самого идеального темперамента. Выставленная группа поражает своей однотипностью. Хвосты у всех коротки, но репицы не обрублены; плечи большей частью длинные и более отлогие, чем у рысаков; головы еще меньше, породнее. Несмотря на это и невзирая на то, как бы они ни были прекрасны под верхом, – нельзя не чувствовать, что при разумном скрещивании они могли бы давать упряжных лошадей, за которых на рынках платили бы баснословные деньги. Такая, как 17-летняя Жемчужная, несмотря на возраст, чудо; ее наружность – картина; между тем ни одна кобыла на выставке не имела лучшей поясницы и крупа; впрочем, она хороша во всем". Дальше автор сравнивает Жемчужную с французской англо-арабской кобылой Mycehe, Помпадуровского завода и говорит, что "обе лошади сделаны по тому же рецепту, но первая много совершеннее, чем вторая". И в заключение: "Орловские рысаки и орлово-ростопчинские лошади могут служить английским коннозаводчикам улучшающим элементом для производства упряжной лошади".
Последняя фраза особенно знаменательна: русский потомок превзошел своего английского предка и приобрел по отношению к нему улучшающие свойства!
Россия, владевшая половиной лошадей мира, стала обладательницей и лучшей в мире верховой породы. Орлово-ростопчинская, или, как она была названа впоследствии, русская верховая, лошадь сделалась предметом вожделения каждого истинного кавалериста; иностранцы давали за нее большие деньги. Англичане и американцы, французы и немцы – все одинаково хотели иметь у себя этих прекрасных животных.
Всемирная выставка в Париже в 1900 году и последующая Всероссийская конская выставка в Москве в 1910 году явились для русской верховой породы триумфальным утверждением ее как самой красивой породы мира. Иностранные коннозаводчики жадно раскупали лучшие экземпляры этой немногочисленной, но интересной породы и большими партиями вывозили за границу. Высший офицерский состав царской армии России и генералитет приобретали русско-верховых лошадей для парадных церемоний и великосветских выездов. Чемпионов русской верховой породы преподносили в дар западноевропейским государям. Четырнадцать русских верховых лошадей по весьма высоким ценам были приобретены в Японию для целей государственного коннозаводства. Несколько кровных верховых купила Испания в государственные конные заводы.
Особенных успехов в разведении русской верховой достиг Дубровский завод на Украине (около Миргорода). Выращенные им лошади шли исключительно в Петербург, на комплектование лейб-гвардии конногренадерского полка. Все конногренадеры сидели на лошадях этого завода..
Русская верховая лошадь была не только хороша сама по себе, но и обладала огромной улучшающей силой. Достаточно было малоинтересную матку скрестить с жеребцом русской верховой породы, чтобы уже в первом поколении получить значительно улучшенное потомство. Этой способностью обладает далеко не всякая порода.
Основные достоинства русской лошади: общая гармоничность сложения, ясно выраженная кровность и красота; замечательная однотипность; способность давать однотипное потомство и хорошо держать тело; неприхотливость к условиям содержания; приспособляемость к разным климатическим условиям; добронравие; нарядные, мягкие движения; природная уравновешенность, облегчающая выездку "по-строевому" (манежная выездка); у самцов – способность быть косячным жеребцом.
Но новой породе, что говорится, не повезло. Начавшаяся первая мировая война нанесла ей невосполнимый ущерб. Три разводивших русских верховых лошадей завода были разграблены немцами, оккупировавшими в 1918 году Украину. Были уведены лучшие экземпляры. Оставшееся забрали под седло банды Махно, Петлюры. Порода была расхищена, полуторастолетний настойчивый труд русских энтузиастов, стремившихся вывести лучшую верховую лошадь, был пущен по ветру, пошел прахом.
Однако русский скакун не пропал окончательно. Вскоре после окончания гражданской войны с началом мирного строительства началось и восстановление этой замечательной породы. Лошадей собирали по одной, по две, то что ушло за границу, погибло безвозвратно; но кое-что оставалось внутри страны. В степях Киргизии был найден жеребец Образчик, в одной из государственных конюшен – другой отличный жеребец – Ожерёлок. Оба стали для возрождаемой породы тем же, чем явились когда-то для русской рысистой Барс 1-й и для русской верховой – Ашонок. От Образчика и кобылы Балалайки родилась превосходная вороная кобыла Бегония, от Ожерелка и Балалайки вороной жеребец Браслет, которому спустя годы судьба уготовила такую же роль в воспроизводстве породы на Урале, какую в свое время сыграл его отец. Браслет по отцу являлся правнуком Посла, (знаменитой в свое время лошади) и восходил к прославленному Приятелю, завоевавшему на Чикагской выставке звание лучшей лошади мира.
Уже тогда русская верховая показала свои отличные качества. Потомство в первых же поколениях достигало высокой типичности. Когда в 1932 году дожди сгноили подкошенную траву и многие конные заводы остались без сена (тяжелый год, который запомнился всем советским специалистам конного дела), почти всё чистокровные кони тяжело переносили эту бескормицу; русские же верховые хорошо держали тело и не теряли своей работоспособности.
Прошло сравнительно немного времени, и русская верховая явилась миру едва ли не в еще более прекрасном виде, чем была. В годы 1939-1941 тысячи посетителей Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве подолгу любовались группой великолепных породистых лошадей, стоявших вместе, в классе верховых лошадей. Это были Коралл, Браслет, Букет, Биология, Бегония и другие – чистокровные представители русской верховой породы.
Советские специалисты-иппологи не просто реставрировали породу. Выведенные лошади были еще более парадны, более красивы и однотипны, чем раньше, при полном сохранении всех хозяйственно полезных качеств. Опять иностранцы хотели купить лучшие экземпляры этой, словно чудом, воскресшей породы. Англичане давали за Браслета 5000 фунтов стерлингов – около ста тысяч рублей. Однако Советское правительство, высоко ценившее русского верхового коня и придававшее большое значение развитию коневодства в стране; отказывалось продать хотя бы одного высококровного производителя и, в отличие от царского правительства старой России, не выпускало за границу ни одной племенной лошади. Делом разведения коней в стране руководил маршал Семен Михайлович Буденный.
Но словно какой-то рок тяготел над этой породой, едва воспрянув и достигнув монолитности, она снова должна была рассыпаться на отдельные маленькие группы, на одиночек коней.
Она прошла через многие испытания: косность некоторых заводчиков досоветской России, увлекавшихся иностранщиной и предпочитавших порой немецкого тракена русским скакунам; ошибки невежественных владельцев конных заводов, приливавших к сильной и свежей крови орлово-ростопчинских лошадей кровь малоценного отродья, которая не улучшала, а ухудшала качества породы, или старавшихся вернуть ее к тому типу, от которого она отошла, то есть к чистому "арабу" или к чистой английской лошади…
Новая война навлекла на нее и новые несчастья.
Перед Великой Отечественной войной 1941 – 1945 годов разведение русской верховой лошади было сосредоточено исключительно на юге. Это обстоятельство едва не оказалось для нее роковым. Вероломно напавшие на нашу страну фашистские бандиты нанесли тяжелый урон нашему коннозаводству. Немцам удалось захватить Беловодскую группу конных заводов. Поголовье 63-го Деркульского завода, где разводилась эта порода, своевременно не было эвакуировано и погибло полностью. Наиболее ценные экземпляры немцы вывозили в Германию на самолетах. Лучшую кобылу Биологию и жеребца Коралла, по слухам, увез Риббентроп. Они пропали бесследно. Значительно пострадали и другие: заводы. Часть лошадей погибла в пути от бомбежки. И только единичные экземпляры русской верховой породы избежали общей участи и достигли глубокого тыла.
3
В это трудное время, когда поток беженцев захлестывал все дороги юга и транспорт только с колоссальным напряжением успевал справляться с перевозкой людей, животных и различного имущества, у управляющего Уральским трестом конных заводов Андрея Андреевича Соколова - старого заслуженного конника, начавшего заниматься лошадьми еще с юношеских лет, – зародилось намерение начать разводить русских верховых лошадей на Урале. Для этого здесь, на Урале, по его мнению, налицо были все условия: приволье лугов и полей, полная безопасность, неограниченные возможности для экспериментаторской и хозяйственной деятельности. Просматривая списки эвакуируемых с юга лошадей и находя в них время от времени мелькавшие одиночные экземпляры еще недавно славной русской верховой породы, он пришел к мысли: нельзя допустить, чтобы порода эта окончательно погибла, слившись с другими и растворившись в массе более многочисленных пород, – нужно всех уцелевших русских скакунов собрать в одном месте. Эта мысль была горячо поддержана всеми работниками Уральского треста. Больно было видеть, как гибнет на глазах ценнейшая порода. Выбор пал на 118-й завод в Талом Ключе. В те дни на Урале нашли себе приют старейший в стране Хреновский завод – родина русского рысака, Стрелецкий, разводивший чистокровных английских лошадей, и ряд других. 118-й завод стал прибежищем для остатков русской верховой породы.
"Что же нам, коневодам, которым партия большевиков и Советское правительство поручили ведение племенного коннозаводства, оставалось делать? – говорил потом Соколов на Всесоюзном съезде руководящих работников конных заводов, в марте 1945 года. - Что нам оставалось делать? Сбросить со счетов истории эту отечественную породу лошадей и молча созерцать, как она угасает? Можем ли мы допустить это? Можем ли, именуя себя советскими конниками и являясь патриотами своей родины, стать на этот путь и допустить, чтобы лучшая в мире отечественная порода, составляющая нашу национальную гордость, исчезла? Нет, не можем! Это будет преступлением перед родиной. Мы должны в самом неотложном порядке вплотную заняться восстановлением этой породы, мы должны в самое кратчайшее время создать и дать под седло нашим славным полководцам, нашим доблестным генералам красивейшую в мире лошадь. Это наша задача, наш долг, наша обязанность перед Советской родиной, перед Красной Армией и перед историей".
В годы войны Урал превратился в крупнейший центр по разведению породистых лошадей. Все лучшее из южных и западных заводов, которым угрожало нашествие врага, было свезено сюда. В апреле сорок второго года на Свердловском ипподроме, насчитывавшем более чем полустолетнее существование, было разыграно большое Всесоюзное рысистое зимнее дерби. Это был единственный в тот момент ипподром в Европе, на котором происходили бега.
Первые бега в Екатеринбурге Состоялись в 1886 году. Но только спустя восемь лет в 1894 году на дорожках Екатеринбургского ипподрома появилась первая чистопородная лошадь, да и ту какой-то купец привел из Центральной России на время соревнований, чтобы выиграть приз.
В советский период ипподром открылся в июне 1922 года, едва только отгремела гражданская война. В 1930 году он был преобразован в Государственный ипподром. Теперь на его дорожках испытывались только чистопородные кони. В годы Отечественной войны здесь (тогда он оставался единственным работающим ипподромом в стране) были сосредоточены все классные лошади и велась работа по совершенствованию заводской техники, воспитанию и испытанию молодняка. Так же как и в мирные годы, ежедневно по утрам конюшенные выводили из помещений прекрасных породистых лошадей, наездники садились на качалки, и великолепные русские рысаки – краса и гордость советского коннозаводства, – высоко взбрасывая легкие ноги, мчались по дорожке, делая круг за кругом.
О розыгрыше большого зимнего дерби в Свердловске, в апреле 1942 года, лондонское радио сообщило в специальной радиопередаче. Для англичан, очень увлекающихся конным спортом, вынужденных по условиям военного времени отказаться от этого удовольствия, это было целое событие.
Да это и в самом деле было событие. Немцы находились еще недалеко от Москвы, еще не исчезла угроза немецкого вторжения на английские острова, по всему тысячеверстному советско-германскому фронту шли ожесточеннейшие бои, а в глубоком уральском тылу советские люди отмечали ежегодный традиционный спортивный, праздник коннозаводства и тысячи зрителей аплодировали коню, пришедшему первым к финишному столбу.
Правда, праздник был менее многолюден, чем бывал обычно. Время было грозное, война в разгаре. В толпе зрителей виднелось много военных фуражек, на парапетах, окаймлявших длинную балюстраду, видели красные полотнища с призывами отдать все силы на разгром врага, на защиту Родины. Вместо прохладительных напитков для публики имелась лишь простая, газированная вода без сиропа, не работал буфет, не было даже обычного мороженого, а особо рьяные болельщики, пришедшие с утра, разворачивали маленькие принесенные с собой бумажные свертки и закусывали тут же в толпе куском черного хлеба, – но тем не менее праздник был очень оживленным, большие состязания четырехлеток были проведены, как всегда, и даже с несколько большей против обыкновения торжественностью, лучшие кони получили призы.
На втором этаже правого крыла ипподромного здания, занимаемого конторой Уральского треста, и особенно в угловой комнате, увешанной фотографиями лучших лошадей всех эпох, где помещался кабинет управляющего, в те памятные годы засиживались нередко до позднего вечера, а иногда и до утра. Здесь было сосредоточено управление конными заводами шести областей и двух автономных республик. Уральский трест, обнимавший огромную территорию от Башкирии до Кустаная и Западной Сибири, равную половине Европы, ежегодно давал стране тысячи превосходных коней. Выращенные на уральских конных заводах лошади шли в действующую армию для ремонта кавалерийских частей, а упряжные лошади – для обоза и на хозяйственные нужды. Здесь, в этом старом приземистом двухэтажном здании, покрытом зеленой облупившейся от времени краской, решалась и судьба русской верховой породы.
Породу нужно восстановить, – но как? Это была трудная задача. В стране остались лишь единичные экземпляры. В сущности, породы как некоего единого целого, представленного определенным количеством особей, не существовало. Однако у уральцев уже имелся на этот счет свой план.
Как только было получено известие о гибели поголовья 63-го завода, Соколов немедленно принял меры к розыску русско-верховых лошадей, которые в предвоенные годы побывали на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве. Это был первый шаг к восстановлению русской верховой. Затем, заручившись согласием Главного управления, он дал указание заводам своего треста всех имеющихся у них лошадей русской верховой породы переправить на 118-й завод и с этой же целью списался с заводами других трестов. В 118-й завод были сведены все уцелевшие экземпляры этой, ставшей теперь зоологической редкостью, породы.
С 77-го завода прибыла в отдельном вагоне единственная чистопородная русско-верховая матка Бегония - королева завода, как вскоре прозвали ее в Талом Ключе. В Троицком зерносовхозе был обнаружен превосходный караковый жеребец Фундатор. В прошлом Фундатор успешно скакал на Московском ипподроме. Он был в запущенном состоянии, но хороших кровей.
Ядром работы явилась небольшая, но буквально не имеющая себе цены группа высокопородных производителей Браслет, его родной брат Букет, кобыла Бегония и еще несколько других. Их спасло то, что к началу войны они оказались на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве, и немцы не смогли их захватить. Букет на ВСХВ был признан чемпионом русской верховой породы, хотя, по мнению знатоков, и уступал в эффектности Браслету. Букета и Браслета привез в Талый Ключ депутат Верховного Совета СССР (от Белоруссии), страстный любитель и знаток породистых лошадей – Никита Ермолаевич Батовкин. Он же привез Красуня, брата Браслета. Позднее сюда же был привезен еще один высокопородный жеребец - Глобус, сын Образчика и Годувальницы, ходивший под седлом маршала Тимошенко. Все лошади – класса элита.
Это был сгусток породы, дававший надежду, что порода будет восстановлена. Едва ли еще какой-либо завод в наше время имел у себя одновременно столько производителей класса элита, и уж конечно ни один завод во всем белом свете не имел столько классных производителей русской верховой породы.
Однако всего этого было еще недостаточно. Большая часть этих производителей находилась в близком родстве между собой. Глобус и Бегония лучшая пара по матери были братом и сестрой. Длительное родственное разведение могло привести к тому, что порода, вместо подъема, начнет вырождаться. Поэтому уральцы предприняли дополнительные поиски: искали малоизвестных или совсем неизвестных лошадей русской, верховой породы, которые когда-либо были почему-то признаны неудачными и не попали в племенные списки. Они не могли претендовать на звание чемпионов, но в них текла кровь русских верховых, и этого было достаточно, чтобы они оказались полезными для заводских целей. Эти поиски тоже увенчались успехом. Только из Троицкого зерносовхоза были приведены четыре матки, полупородные, на рысистой основе. То были Окраса и Октава, происходившие от Ожерелка, и Игла и Индия – от Интереса. Уже в следующем году от них и Браслета были получены три жеребенка, весьма типичные, хороших, правильных форм.
Весной 1943 года на заводе получили первых девятнадцать, очень близких к желаемому типу, жеребят. В новом году эта цифра значительно увеличилась. Тогда же родившиеся в 1943 году были направлены на Украину, в восстанавливаемые конные заводы, – кобылицы в госпроизводство, жеребята – в тренинг.