Чуть не убив старого друга Шута и обнаружив, что его дочь похищена теми, кто когда-то преследовал Шута, Фитц Чивел Видящий жаждет крови. И кто совершит сокрушительное возмездие лучше, чем прекрасно обученный и смертоносный бывший королевский убийца? Долгие годы мирной жизни Фитц не применял свое мастерство, но овладев такими умениями, их не так легко забыть. И нет никого опаснее человека, которому нечего терять…
Содержание:
Робин Хобб - Странствия Шута 1
Глава первая. Канун Зимнего Праздника в Баккипе 1
Глава вторая. Лорд Фелдспар 7
Глава третья. Похищение Пчелки 9
Глава четвертая. История Шута 13
Глава пятая. Обмен субстанцией 18
Глава шестая. Владеющая Уитом 22
Глава седьмая. Тайны и Ворона 25
Глава Восьмая. Видящие 30
Глава девятая. Корона 33
Глава десятая.Известия 39
Глава одиннадцатая. Ивовый Лес 44
Глава двенадцатая. Шайсим 49
Глава тринадцатая. Секрет Чейда 53
Глава четырнадцатая. Эльфовая кора 59
Глава пятнадцатая. Сюрпризы 63
Глава шестнадцатая. Путешествие 68
Глава семнадцатая. Кровь 69
Глава восемнадцатая. Изменяющий 74
Глава девятнадцатая. Стратегия 77
Глава двадцатая. Время, потраченное впустую 86
Глава двадцать первая. Винделиар 91
Глава двадцать вторая. Противостояния 94
Глава двадцать третья. Обязательства и связи 98
Глава двадцать четвертая. Разделившиеся пути 102
Глава двадцать пятая. Красный снег 105
Глава двадцать шестая. Перчатка 112
Глава двадцать седьмая. Итоги сражения 115
Глава двадцать восьмая. Последствия 118
Глава двадцать девятая. Семья 122
Глава тридцатая. Принц Фитц Чивэл 125
Глава тридцать первая. Незаконченные дела 132
Глава тридцать вторая. Путешественники 136
Глава тридцать третья. Отъезд 143
Глава тридцать четвертая. Драконы 147
Глава тридцать пятая. Кельсингра 152
Глава тридцать шестая. Гостеприимство Элдерлингов 155
Глава тридцать седьмая. Герои и воры 161
Глава тридцать восьмая. Появление 166
Робин Хобб
Странствия Шута
Перевод осуществлен командой https://vk.com/robin_hobb
(целиком и полностью на на бескорыстной основе)
Глава первая. Канун Зимнего Праздника в Баккипе
Мне тепло и безопасно в нашем логове, с братом и сестрой. Они оба крепче и сильнее меня. Я родился последним и самым маленьким. Мои глаза открылись позже, чем у остальных, и я был наименее предприимчивым из детенышей. Оба, и брат, и сестра, не раз отваживались последовать за нашей матерью ко входу в логово, вырытое глубоко в подточенном рекой берегу. Каждый раз она рычала и огрызалась, чтобы загнать их обратно. Она оставляет нас одних, когда отправляется на охоту. Один из волков, младший в стае, должен оставаться и присматривать за нами. Но моя мать – это все, что осталось от стаи, поэтому она должна отправиться на охоту одна, а мы должны сидеть там, где она нас оставила.
Наступает день, когда она отталкивает нас задолго до того, как мы насытились ее молоком. Она оставляет нас, чтобы пойти на охоту, и покидает логово с наступлением вечера. Мы слышим ее единственный взвизг. И больше ничего.
Мой брат, самый крупный из нас, преисполнен страхом и любопытством. Он громко скулит, пытаясь призвать ее обратно к нам, но ответа нет. Он начинает продвигаться ко входу в логово, и моя сестра следует за ним, но в следующий миг они пятятся назад, чтобы в страхе съежиться возле меня. Прямо у логова странные, плохие запахи – крови и неведомых нам существ. Мы прячемся и скулим, кровавый запах становится сильнее. Мы делаем то единственное, что умеем: съежившись, теснимся у задней стены.
Мы слышим звуки. Это не лапы роют грунт у входа в логово. Звучит, будто большой зуб врезается в землю – кусает и рвет, кусает и рвет. Мы все больше съеживаемся у стены, шерсть на загривке брата встает дыбом. Мы слышим шум и понимаем, что снаружи находится не одно существо. Запах крови становится густым, к нему примешан запах нашей матери. Шум разрываемой земли не стихает.
Вдруг появляется другой запах. Пройдут годы, и я узнаю, что это за запах, но во снах это вовсе не запах дыма. Это запах, который мы не понимаем, он врывается в логово мощными струями. Мы скулим, потому что он режет наши глаза и вытягивает воздух из легких. В логове становится до удушья жарко, и, в конце концов, мой брат ползет к выходу. Мы слышим его громкий визг, который все длится, а потом чуем запах мочи. Моя сестра съеживается позади меня, становясь все меньше и тише. А потом перестает дышать и прятаться. Она мертва.
Я распластался по земле, мои лапы накрывают нос, глаза ничего не видят из-за дыма. Роющий звук не прекращается, а потом что-то хватает меня. Я тявкаю и сопротивляюсь, но что-то крепко держит мою переднюю лапу и тащит меня из логова.
От моей матери осталась лишь шкура и окровавленное тело, отброшенное в сторону. Мой брат в ужасе съежился на дне клетки, стоящей на телеге. Они швыряют меня рядом с ним, а затем вытаскивают тело моей сестры. Они в ярости оттого, что она умерла, и пинают ее, будто их гнев способен заставить ее почувствовать боль. Затем, жалуясь на холод и сгущающиеся сумерки, они сдирают с нее шкуру и швыряют ее к шкуре моей матери. Двое мужчин взбираются на телегу и подгоняют своего мула, обсуждая выручку, которую волчата принесут на собачьих боях. Окровавленные шкуры моей матери и сестры заполняют мой нос зловонием смерти.
Это только начало пытки длиною в жизнь. Иногда нас кормят, а иногда нет. У нас нет укрытия от дождя. Единственный источник тепла – это наши тела, когда мы прижимаемся друг к другу. Мой брат, отощавший от глистов, умирает в яме, куда его бросили, чтобы раззадорить бойцовых собак. И вот я остаюсь один. Меня кормят отбросами и объедками или вообще ничем. Мои лапы болят оттого, что я скребу клетку, когти трескаются, а мышцы ноют из-за заточения в тесноте. Меня бьют и тыкают палками, чтобы заставить бросаться на прутья, которые я не могу сломать. Рядом с моей клеткой они обсуждают планы продать меня в бойцовские ямы. Я слышу слова, но не понимаю их.
Нет, слова я понимал. Я дернулся и проснулся, на секунду все показалось мне неправильным и чужим. Дрожа, я сжался в комок, мой мех исчез, осталась лишь голая кожа, а ноги были согнуты под неестественным углом и чем-то опутаны. Мои чувства были притуплены так, словно меня запихнули в мешок. Вокруг пахло теми ненавистными существами. Я оскалил зубы и, рыча, вырвался из своих пут.
Даже после того, как я приземлился на пол, стащив за собой одеяло, и тело подтвердило, что я и в самом деле один из тех ненавистных людей, я смотрел на темную комнату в замешательстве. По ощущениям уже наступило утро, но подо мной были вовсе не гладкие дубовые доски пола моей спальни, и пахла комната по-другому. Я медленно поднялся на ноги, пытаясь привыкнуть к темноте. Напрягая зрение, я уловил мигание маленьких красных глаз и сообразил, что это тлеющие угли. В камине.
Пока я нащупывал к нему путь через комнату, мир вокруг меня встал на место. Старая комната Чейда в Оленьем замке выплыла из темноты, когда я поворошил угли и добавил к ним несколько деревяшек. В оцепенении я нашел несколько новых свечей и зажег их, пробудив к жизни вечно царившие в этой комнате сумерки. Я осматривался вокруг, позволяя моей жизни меня нагнать. Я решил, что ночь прошла, и что за пределами толстых стен, лишенных окон, начался день. Ужасные события предыдущего дня – как я чуть не убил Шута, как оставил своего ребенка на попечение людей, которым не доверял, и как чрезмерно истощил Скиллом Риддла, чтобы доставить Шута в Баккип – промчались через меня, как сметающая все на своем пути волна. Все это смешалось с захлестнувшими меня воспоминаниями о вечерах и ночах, которые я провел в этих лишенных окон покоях, изучая навыки и секреты ремесла королевского убийцы.
Когда дерево, наконец, занялось, и его свет добавился к бледному свету свечей, я чувствовал себя так, словно проделал немалый путь, чтобы прийти в себя. Волчий сон о его ужасном пленении таял. Я, было, задумался, почему сон вернулся с такой силой, а потом отпустил эту мысль. Ночной Волк, мой волк, мой друг, давно покинул этот мир. Отголоски его мыслей продолжали жить в моем сознании, моем сердце и моих воспоминаниях, но в том, с чем я столкнулся теперь, он больше не прикрывал мою спину. Я был один.
Не считая Шута. Мой друг вернулся ко мне. Измученный, избитый, возможно, не в своем уме, но он снова был рядом со мной. Я поднял свечу выше и вернулся к кровати, которую мы делили.
Шут все еще глубоко спал. Он выглядел ужасно. Следы пыток отпечатались на его покрытом шрамами лице, кожа обветрилась и потрескалась от лишений и голода, волосы поредели и превратились в рваную солому. Даже таким он выглядел лучше, чем когда я только увидел его. Он был чист, накормлен и согрет, ровное дыхание было дыханием человека, получившего прилив свежих сил. Я бы хотел сказать, что это моя заслуга. Ненамеренно я украл силу у Риддла и передал ее моему другу, пока мы шли через Скилл-колонны. Я сожалел о том, что по незнанию злоупотребил здоровьем Риддла, но не мог отрицать, что чувствовал облегчение, слыша ровное дыхание Шута. Прошлой ночью у него хватило сил поговорить со мной, он немного прошелся, сам принял ванну и съел ужин. Это было куда больше, чем можно было ожидать от изможденного нищего, которого я увидел вначале.
Однако позаимствованные силы – не силы настоящие. Поспешное лечение Скиллом, которое я применил, опустошило скудные резервы его тела. Энергия, которую я украл у Риддла, не могла долго поддерживать Шута. Я надеялся, что вчерашние еда и отдых начали восстанавливать его тело. Глядя на то, как он крепко спит, я посмел надеяться, что он будет жить. Я поднял одеяла, которые стащил на пол при падении, и бережно укрыл его ими.
Шут сильно переменился. Он всегда был человеком, любившим красоту во всех ее проявлениях. Его изящная одежда, убранство его комнат, гардины над его кроватью и на окнах, даже лента, которой он скреплял сзади свои безупречно ухоженные волосы – все это было подобрано с чувством гармонии и стиля. Однако тот человек исчез. Он вернулся похожим на оборванное пугало. Кожа на лице обтягивала кости. Избитый, ослепленный, покрытый шрамами от пыток, Шут так изменился от перенесенных им страданий, что я не узнал его. Исчез гибкий и подвижный придворный шут с насмешливой улыбкой. Также, как и элегантный лорд Голден с дорогими нарядами и аристократическими манерами. Мне осталась лишь походящая на труп развалина.
Его слепые глаза были по-прежнему закрыты, но дыхание стало прерывистым и тяжелым, воздух с хрипом вырывался из легких.
– Шут? – Сказал я и осторожно потряс его за плечо.
В ответ он лишь затих ненадолго. А потом выдохнул, как будто отстраняясь от боли и страха, и вернулся к ровному дыханию глубокого сна.
Бегством он спасся от пыток и, пройдя через невзгоды и лишения, нашел меня. Его здоровье было подорвано, и он смертельно боялся погони. Я не мог понять, как ему, сломленному и слепому, это удалось. Однако он сделал это, с единственной целью. Прошлой ночью, прежде чем впасть в забытье, он попросил меня убить ради него. Он хотел, чтобы мы вернулись в Клеррес, в его старую школу, к людям, которые пытали его. Он попросил, чтобы я воспользовался своими старыми навыками убийцы, чтобы уничтожить их всех.
Он знал, что я оставил позади эту часть своей жизни. Я стал другим человеком, уважаемым господином, управляющим поместья своей дочери и отцом маленькой девочки. Я больше не был убийцей. Я оставил убийства позади. Прошли годы с тех пор, когда я был подтянутым, и мышцы моих рук были так же тверды, как и сердце убийцы. Теперь я был сельским джентльменом. Мы оба сильно изменились.
Я до сих пор помнил его насмешливую улыбку и озорной взгляд, которые очаровывали и в тоже время выводили из себя. Он изменился, но я был уверен, что до сих пор знал самое важное о нем, то, что не сводилось к тривиальным фактам - откуда он родом или кем были его родители. Я знал его с юных лет. Мои губы изогнула горькая улыбка. Не с детства. В некотором смысле я сомневался, что хоть один из нас когда-то по-настоящему был ребенком. Однако долгие годы крепкой дружбы были основой, в которой сомневаться я не мог. Я знал его характер. Был уверен в его преданности и верности. Мне был известны многие его секреты, и эти секреты я хранил как свои собственные. Я видел его в отчаянии и лишенным сил от ужаса. Я видел его сломленным болью и вдребезги пьяным. Более того, я видел его мертвым, был им мертвым, вернул его тело к жизни и призвал его дух обратно в это тело.
Я знал его. Вдоль и поперек. Или думал так.
Я сделал глубокий вдох и выдохнул, однако напряжение, которое я ощущал, не прошло. Я напоминал ребенка, который боится смотреть в темноту от страха перед тем, что может там увидеть. Я отрицал правду, которая была мне известна. Я действительно знал Шута вдоль и поперек. И знал, что Шут сделает все, что посчитает необходимым, чтобы направить мир на лучший путь. Он позволял мне балансировать на острие ножа между жизнью и смертью и ждал, что я вытерплю боль, лишения и потери. Он обрек себя на смерть под пытками, в неизбежность которой верил. Все ради его видений о будущем.
Итак, если бы он верил, что кто-то должен быть убит, но не смог бы сделать это сам, то попросил бы меня. И подкрепил бы свою просьбу ужасными словами "ради меня".
Я отвернулся от него. Да. Он бы попросил меня об этом. О том, к чему я менее всего хотел возвращаться. И я бы ответил "да". Потому что я не мог смотреть на него, сломленного и страдающего, и не замечать бушующий во мне океан ярости и ненависти. Никому, никому не было дозволено причинить ему такую боль и остаться в живых. Никому, настолько лишенному сопереживания, что он мог так страшно и долго мучить и физически уничтожать другого, нельзя позволить жить. Те, кто это сделал, были чудовищами, вне зависимости от того, как они выглядели. Их работа говорила сама за себя. Их нужно было убить. И сделать это должен был я.
Я хотел это сделать. Чем больше я смотрел на него, тем больше хотел пойти и убить, но не быстро и скрытно, а кроваво и шумно. Я хотел, чтобы люди, сделавшие это с ним, знали, что они умирают, и знали - почему. Я хотел, чтобы им хватило времени сожалеть о том - что они сотворили.
Но я не мог. И от этого я разрывался на части.
Я буду вынужден сказать ему "нет". Потому что, как бы я не любил Шута, как бы глубока не была наша дружба, с какой бы яростью не бушевала во мне ненависть, но защита и верность Пчелке стояли на первом месте. Я уже нарушил это правило, оставив ее на попечении других, пока спасал своего друга. Моя маленькая девочка была всем, что мне осталось от Молли. Пчелка была для меня последним шансом быть хорошим отцом, а я не слишком хорошо справлялся со своей ролью в последнее время. Многие годы назад я потерпел неудачу со своей старшей дочерью, Неттл. Я позволил ей думать, что ее отцом был другой человек, отдал ее на воспитание другим людям. Теперь Неттл сомневалась в моих способностях заботиться о Пчелке. Она уже говорила о том, чтобы забрать у меня Пчелку и привезти ее сюда, в Баккип, где сама смогла бы следить за ее воспитанием.
Я не мог этого допустить. Пчелка была слишком мала и необычна, чтобы выжить среди интриг двора. Я должен был обеспечить ее безопасность в Ивовом Лесу, в спокойном надежном сельском поместье, где она имела бы возможность расти так медленно и быть настолько необычной, насколько бы сама пожелала, и оставаться такой же замечательной. Так что, хоть я и оставил ее, чтобы спасти Шута, но лишь в этот раз и ненадолго. Я вернусь к ней. "Возможно, – успокаивал я себя, – если Шут достаточно поправится, я мог бы взять его с собой". Забрать его в спокойный и уютный Ивовый лес, дать ему возможность выздороветь и обрести покой. Он был не в состоянии совершить путешествие обратно в Клеррес, не говоря о том, чтобы помочь мне убить тех, кто пытал его. Месть, как мне было известно, может подождать, а жизнь растущего ребенка – нет. У меня был лишь один шанс быть для Пчелки отцом, здесь и сейчас. Убийцей для Шута я мог быть в любое время. Так что на данный момент, все, что я мог ему предложить, это мир и выздоровление. Да. Это в первую очередь.
Некоторое время я тихо бродил по логову убийцы, где провел множество счастливых часов в детстве. Беспорядок, свойственный старику, уступил место опрятной систематичности леди Розмари. Теперь она главенствовала в этих покоях. Здесь стало чище и уютнее, но мне почему-то не хватало беспорядочных кип свитков, случайных набросков и снадобий Чейда. Полки, на которых когда-то можно было найти все от скелета змеи до обломка кости, превратившейся в камень, теперь представляли из себя упорядоченные ряды бутылок и банок.
Они были аккуратно маркированы изящной женской рукой. Тут были каррим и эльфовая кора, валерьяна и аконит, мята и медвежий жир, сумак и наперстянка, циндин и тильтский дым. На одной из банок было написано "Эльфовая кора с Внешних Островов", видимо, для того, чтобы отличить ее от более мягкого растения Шести Герцогств. В одном из стеклянных флаконов содержалась темно-красная жидкость, начинавшая беспокойно кружиться от малейшего прикосновения. В ней были видны нити серебра, которые не смешивались с красным, но и не плавали, как масло, на поверхности. Я никогда не видел такой смеси. Ярлыка не было. Я аккуратно вернул ее обратно на деревянный стеллаж, на котором она стояла. Некоторые вещи лучше оставить как есть. Я понятия не имел, что такое корень каруджа или бладран, но на обоих пузырьках рядом с их названиями были нарисованы маленькие красные черепа.