Апокалипсис неизбежен. Но на этот раз настоящий вид человека разумного поставил себе новую цель: выжить любой ценой. И снова стать хозяевами этой планеты.
Содержание:
Часть первая 1
Часть вторая 37
Эпилог 1 51
Эпилог 2 53
Эпилог 3 54
Примечания 57
Яна Завацкая
Мы будем жить
Часть первая
Хаден, июль 2012. Клаус Оттерсбах
- Герр Оттерсбах, я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.
Собеседник выглядел как преуспевающий частный детектив в телесериале. Незаметный недешевый костюм, безупречная фигура и запах хорошего одеколона. Уверенный взгляд водянисто-карих глаз - взгляд победителя.
Я выгляжу совсем иначе. Да и преуспевающим меня не назовешь, особенно в последние годы.
- Слушаю вас, - кнопка диктофона неслышно щелкнула.
Собеседник, который представился Мюллером - ничего не говорящее имя, то же, что Смит в Америке - заговорил, глядя мне в глаза.
- Частным образом, помимо дел фирмы, вы ведете поиск фрау доктора Хирнштайн, детского психолога. Вы уже продвинулись в этом поиске. Вы знаете, как и мы, что это - не ее настоящее имя, и у нее нет диплома психолога и докторского звания. Думаю, вы уже знаете, где она сейчас. Герр Оттерсбах, у нас с вами одна и та же цель. Я предлагаю объединить наши усилия. Заключим договор. Оплата… скажем, если вам удастся вывести нас на фрау Хирнштайн - гонорар будет выражаться пятизначной цифрой. Есть и другие бонусы, но о них позже. Мы относимся к делу серьезно. Видите ли, в этом поиске заинтересованы очень влиятельные клиенты.
- Сумма значительная, - согласился я, - даже странно, что так много предлагают за поиск детского психолога. Она ведь не террористка, не шпионка.
- А все остальное - не странно?
Он отодвинул пустую чашку. Перегнулся через стол, пристально глядя мне в лицо.
- Вы, способный и преуспевающий частный детектив, забрасываете все дела, берете кредиты, ваше финансовое положение резко ухудшается. И вместо обычной работы вы заняты только поиском этой женщины. Разве это не удивительно?
Я вздохнул и откинулся на спинку стула. Мне пришлось сесть спиной к двери, я ощущал себя неуютно. За соседним столиком расположилась компания парней с пивом. Подозрительная компания, честно говоря. Почему мой визави выбрал для такого конфиденциального разговора открытое кафе и столик, где нас прекрасно слышно?
И почему я так легко ведусь на условия этого Мюллера? Он выбрал место встречи, он первым занял наиболее удобное место у стены. Да, это моя проблема с детства - я всегда предпочту уступить, особенно вот такому напористому и уверенному в себе сопернику.
- Герр Оттерсбах, эта женщина - только ключ. Вы это понимаете, мы тоже. Поэтому цена вопроса так высока.
- Вы все это время следили за мной? - спросил я.
- Да, - кивнул Мюллер, - хотя не каждый заметил бы эту слежку.
- Она была профессиональной, - признал я.
- Позвольте спросить: во время ваших поисков в Тибете… эти поездки вам дорого встали - вы что-нибудь нашли?
- Если не возражаете, я пока не буду отвечать на ваш вопрос, - холодно ответил я.
… если бы я что-то нашел, зачем мне понадобилось бы выслеживать Хирнштайн?..
- Они очень хорошо маскируются, - заметил Мюллер, - и позволяют себя найти только тем, кого сами готовы принять.
Что значит - "они"? Я уставился на собеседника - что он еще знает о "них"?
- А вы, видимо, знаете о них намного больше, чем мы. Герр Оттерсбах… я думаю, нам надо работать вместе. Вы ведь понимаете: все, что вы найдете - найдем и мы. В ваших интересах получить за это еще и гонорар. Очень приличный гонорар, заметим. А в дальнейшем и сотрудничество с нашей организацией.
- Я пока не знаю, что это за организация.
- Мы связаны с очень серьезными кругами. Правительство, бизнес. Пока вы не подпишете обязательство молчания, я не имею права сообщать подробности. Но учтите, сотрудничество с нами даст вам совсем другие права. Интересные дела, зарубежные поездки, личное оружие, широкие возможности. Герр Оттерсбах, вы же детектив по призванию, ваше ли дело - барахтаться в этом мелком болоте? Но конечно, работа с нами - на ваше усмотрение. Я прошу вас пока лишь помочь нам в поиске этой женщины.
…а ведь он прав. Если я откажусь - а мне хочется отказаться - и буду искать дальше, они все равно выследят меня, это я не могу предотвратить, и захватят ее.
Что это - начало открытой войны? Биологической войны, межвидовой конкуренции? Мурашки побежали по коже, и к горлу подступил комок.
…во всяком случае, война начнется не с меня.
Я могу отказаться от всяких поисков и залечь на дно. Пока.
- Герр Мюллер, - начал я, - ваше предложение очень лестно и интересно. Но открытое противостояние с этими людьми, которые стоят за Хирнштайн… Это противостояние очень опасно для всех, в том числе, для всей нашей страны. Поэтому я не хочу быть замешан в такие дела. Я искал ее по личным причинам, но с вами я сотрудничать не могу.
- Подумайте, герр Оттерсбах, - почти ласково настоял мой визави, - дело не только в деньгах, которые вам предлагают, и от которых странно отказываться. Дело именно в опасности, о которой вы говорили. Я не говорю о патриотизме, в наше время это немодно. Но предотвратить серьезные бедствия, во имя жизней миллионов людей! Ваш отказ сотрудничать с нами могут расценить как предательство. Вы занимаете сторону врага. Последствия для вас могут быть малоприятными.
Почему-то вспомнился мой предок, антифашист Вернер Оттерсбах. Анквилла. Я усмехнулся.
- Ничего. К последствиям я готов.
- Вы выросли в мирное безмятежное время, в одной из самых благополучных стран мира, - задумчиво-размеренно заговорил Мюллер, - вам представляется совершенно невозможным, как и большинству европейцев сейчас, что это благополучие может быть взорвано. Что завтра ситуация может стать совершенно другой. Что вам уже не удастся отсидеться за отказами и так называемой чистой совестью. И о правах человека тогда никто не будет думать. О запрете на смертную казнь - тоже.
- Тем не менее, чистую совесть я предпочел бы сохранить.
- Может быть, как раз во имя вашей совести и следует помочь нам? - вкрадчиво спросил Мюллер. Я покачал головой.
- Нет. Не думаю. Извините, но ничем не могу вам помочь.
- Очень жаль, - бесцветным голосом произнес собеседник. Внезапно за моей спиной обнаружился один из парней с соседнего столика.
Я неважный спортсмен, увы. Рванулся в сторону, но сильный точный удар по шее швырнул меня обратно, и тут же в глазах стало меркнуть. Теряя сознание, я сообразил, что ударили не просто кулаком - что-то острое вонзилось в…
Потерпев ожидаемую неудачу в Тибете, я вернулся домой и возобновил было работу своего затрапезного мини-агентства "Финдер". Но жить как прежде я уже не мог. Одна лишь мысль преследовала меня наяву и во сне.
Я сам не знаю, что меня интересует в амару, почему так тянет к ним. Идеология хальтаяты, которую вкратце изложил мой родственник, по-прежнему отталкивает. Я их побаиваюсь. Много было таких - желающих изменить мир. Мир, вне всяких сомнений, не очень хорош - но попытки изменить его приводят лишь к кровопролитиям и разрушениям, так не лучше ли оставить мир в покое?
А уж тем более - менять его таким образом, делить человечество на разные виды! Если даже оно не едино, все же ведь живет неразделенным уже тысячелетия… Что это - новый фашизм?
Идея отталкивала. Но что-то влекло к этим людям эмоционально. Может, потому что единственные знакомые мне амару оказались очень симпатичными. Анквилла. Мой двоюродный дед, и наверное, единственный из предков, кем я мог бы действительно гордиться. Если бы я знал его раньше, может, и вся моя жизнь иначе повернулась бы, и сам я был бы другим.
Алиса. После знакомства с ней я стал иначе смотреть на женщин. Завязал с постельными развлечениями. Не то, чтобы я видел Алису в эротических мечтах. Нет, но стало понятно, что есть женщины вообще, женщины как абстракция и знакомая мне реальность - и есть Алиса.
Возможно, меня никогда по-настоящему не зажигали окружающие женщины лишь потому, что принадлежали к другому биологическому виду? Не амару.
Не знаю, зачем я искал амару - разоблачить их коварные планы, внедриться в их среду и стать агентом, спасая от них мир, или же - присоединиться к ним? Вернее всего так: я искал, чтобы больше о них узнать. Невыносимо было жить, как раньше, в слепоте и неведении. Я обязан был узнать о них больше.
… Надо мной потолок, голубая штора, беленная стена. На окне - выкрашенная фигурная, но прочная решетка; так делают в закрытых отделениях психиатрических больниц. Я сел рывком. Голова закружилась.
Так, укол в шею. Прокололи меня какой-то смесью - допустим, морфин с каким-нибудь транквилизатором, слишком уж быстро я отключился; а может, что-нибудь ветеринарное вроде ксилазина, опять же, усиленное добавками. Впрочем, неважно. Больничная палата вокруг меня, очень маленькая. Едва втиснуты кровать и пара стульев, палата не для долгого пребывания и не для удобств. Пока я был без сознания, меня переодели в серенькую, слишком свободную пижаму. Ясное дело, отобрали вещи и обыскали. Но они ничего не найдут: с тех пор, как я заметил отслеживание моей деятельности в интернете - всю информацию по поискам амару держу либо в голове, либо под серьезным шифром.
Я заметил крошечную камеру над дверью - они ее не маскировали. Рядом была еще одна дверь, очевидно в санузел. Я встал, утвердился на все еще дрожащих ногах. Надо проверить, заперта ли входная дверь (я был уверен, что - да), но для начала как раз пригодится санузел.
Он оказался очень небольшим, как гостевой туалет - унитаз и крошечная раковина. Я воспользовался всем этим и заодно напился из-под крана воды. Чувствовал я себя так, будто только что вышел из десятилетней комы - каждое движение и даже мысль давались с трудом.
Проверить дверь мне не удалось - она открылась. Вошел крепкий мужик в спецодежде персонала по уходу. Больница…
- Здравствуйте, герр Оттерсбах. Пройдите со мной, вас ожидают для беседы.
В кабинете, обставленном по-канцелярски, но с такой же прочной белой решеткой на окне, меня ожидали не кто иной, как герр Мюллер собственной персоной, и еще один, с лицом армейского полковника, одетый, точно врач, в белые брюки и рубашку-поло. Он представился как Майер - еще одна ничего не значащая фамилия.
- Я думаю, вы понимаете, что совершаете противозаконные действия, - продавил я сквозь искусственную вялость. Мюллер хищно-белозубо улыбнулся.
- Я уже говорил вам, что наша организация имеет очень широкие полномочия и права. Собственно говоря, обычные законы не распространяются на нас. Мир вообще выглядит иначе, чем вы думаете, Оттерсбах. Я вас предупреждал.
…возможно, мир выглядит даже совсем иначе, чем думаешь ты, индюк напыщенный…
- Что вам от меня нужно?
- Вот это правильный вопрос! - похвалил Мюллер, - и вы уже знаете ответ на него. Мы ведь с этого и начали, герр Оттерсбах! Вы уже очень близки к тому, чтобы найти фрау Хирнштайн - или ту женщину, которая выдает себя за Хирнштайн. Ведь это так?
- Вам лучше знать, - уклончиво ответил я. Близок ли я к этому в самом деле? Поиск Хирнштайн был самым сложным из моих дел. Естественно, она не была психологом, она вообще не принадлежала этому миру, она была амару. У нее не было в нашей стране детства, юности, родителей, однокашников, преподавателей, коллег. Она вынырнула из какого-то тайного места, где живут амару - и Анквилла, и теперь Алиса с Лаурой - и устроилась здесь, выдав себя за детского психолога. Возможно, она действительно изучала психологию…
А потом бесследно исчезла.
Но ничего бесследного не бывает, а я еще ни разу не терпел поражения в расследованиях.
Если она работала здесь, значит - она своего рода агент амару в обычном, как они говорят, урканском мире. Не знаю, как у амару, а у нас агентов готовят подолгу, и стараются использовать не в одной какой-то операции. Раз она хорошо знает немецкий и может выдавать себя за немку - скорее всего, она и сейчас находится где-то на территории нашей страны.
Все это лишь предположения, конечно.
Долго описывать все поиски связей Хирнштайн, опросы ее клиентов, коллег, соседе; наконец найденную в результате этого кропотливого просеивания ниточку, ведущую в Ганновер, куда по всей вероятности она переехала - и сменила фамилию и скорее всего, профессию.
Кстати, попутно я узнал, что еще трое ее клиентов из нашего города - трудных подростков, нуждавшихся в помощи психолога - переехали куда-то за границу, один по стипендии, вот сюрприз, фонда Фьючер - в Америку, а двое - вместе с семьями неизвестно куда…
Но куда проще найти женщину с неизвестной фамилией и профессией в Ганновере, чем этих людей - в зыбкой неопределенности заграницы.
К тому же я нашел нить. Но об этой нити Мюллер и Майер пока еще ничего не знали.
На большом экране, отбрасываемом проектором на стену, тяжело дышала незнакомая женщина средних лет. Тело прочно зафиксировано в конструкции из металлических рам, доходящей до потолка. Над головой нависал стальной гигантский ящик. Волосы женщины были встрепаны, лицо мучнисто-белого оттенка.
Очевидно, для усиления эффекта Майер сделал проекцию огромной - как в кинотеатре. Лицо женщины крупным планом - бородавка на губе, расширенные кожные поры, замерший в глазах ужас.
На экране появился сам Майер, все в том же врачебном костюме.
- Звук мы включать не будем, - пояснил мне Мюллер, - вам не стоит это слышать.
Майер на экране, похоже, что-то говорил женщине. Она не разжимала губ, лишь глаза раскрывались все шире.
- Кто это? - спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
- Это обычная женщина, урожденная гражданка Германии, она жила в Мюнхене, у нее есть семья и дети. В определенный момент она так же, как и вы, получила некое предложение. Она оказалась связанной с теми, кого мы ищем, - охотно объяснял Мюллер, - и мы предложили ей сотрудничество. Конечно, мы не вынуждаем к сотрудничеству. Нет. В ее случае проблема была в том, что она согласилась - и стала работать на обе стороны. Мы узнали об этом первыми.
Я изо всех сил вцепился в подлокотники стула.
Лицо женщины на экране исказилось ужасом, полились слезы, она беззвучно закричала.
Экранный Майер отошел в сторону, встал за небольшой пульт.
Из стального ящика над головой женщины вырвалось гигантское лезвие и упало вниз. Я зажмурился, но успел увидеть, как лезвие вонзилось в голову женщины, медленно разрезая ее на две кричащие части…
- Откройте глаза, Оттерсбах! - приказал Майер брезгливо. Я автоматически послушался и успел увидеть на экране две аккуратно разделенные половины тела, потоки крови на кафеле, стекающие в желобок в центре пола. Мое сердце бешено колотилось.
- Вы впечатлительны, герр Оттерсбах, - донесся до меня слегка насмешливый голос Мюллера. Проектор выключили. Я ощутил, как под пижаму стекает щекотная струйка пота. Посмотрел Мюллеру в глаза - в упор.
- Зачем вы это делаете? Компьютерная графика неплохая, согласен. Вы собираетесь таким образом воздействовать на мою психику?
- Нет, - покачал головой Мюллер, голос его был мягким, - вы не поняли, герр Оттерсбах. Мы вовсе не собираемся вас пугать, воздействовать, ломать. Мы объясняем вам положение дел. Это не графика. Это был реальный живой человек. Вот ее документы, - Майер положил передо мной карточку аусвайса. Я машинально всмотрелся. Бригитта Гаук, 46 лет, живет в Мюнхене, - сейчас она уже похоронена, труп кремирован, семья получила извещение о смерти. Можете проверить, если хотите.
Я молчал, не зная, что сказать. Может, они и не собирались меня запугивать. Неизвестно, компьютерная ли это графика, или женщину действительно разрезали надвое. Но сам факт того, что мне это демонстрировали - пусть даже это был фейк… от этого факта привычный мир пошел трещинами, раскололся, обнажая страшную подкладку, тот угол подсознания, нашей общей исторической памяти, подкладку, где заряжал шприц со деловым старанием доктор Менгеле, где гестаповцы аккуратно обривали голову заключенного перед тем, как вести его в допросную камеру…
Все это так внезапно всплыло и стало реальностью.
Мне всегда казалось, что несмотря на весь наш гуманизм, нашу общую левизну и возмущение даже мельчайшими нарушениями прав человека - эта подкладка никуда не делась, она так и живет где-то внутри, и в любой момент может всплыть снова.
И вот она всплыла.
Наверное, этого они и добивались - чтобы я почувствовал настоящий Страх. Ужас. Мистический ужас.
Я провалился в изнанку нашего мира, то фрейдовское подсознание, тьму, откуда мы вышли, проклятые, виновные навсегда…
И там, во тьме я увидел Анквиллу.
Он был молод, как я. Он стоял во тьме и улыбался.
Черт возьми, все это бред, сказал он мне. Никто из нас не проклят. Они пытались парализовать нас Ужасом - но мне было плевать на это. Они пытали меня пять лет в этом их гестапо - но все они сдохли, а я жив и счастлив.
И я тоже улыбнулся ему. И посмотрел на Мюллера.
- Я так и не понял, зачем вы показывали мне этот ужастик.
- Чтобы вы поняли, - ласково сказал Мюллер, - приблизительный масштаб наших возможностей. Чтобы вы поняли, с чем и кем вы имеете дело.
- С выродками и бандитами? - предположил я.
Мюллер усмехнулся.
- Выродками и бандитами называют тех, кто нарушает пятую заповедь. А мы не нарушаем ее - мы не убиваем, а казним. Казним именно выродков и бандитов. Это право у нас есть. Да, немецкие законы сейчас другие. Но мы подчиняемся более высокой инстанции, чем законы и конституция Германии. Наше официальное… или не совсем официальное название - Организация Планетарной Безопасности. И наши враги - враги всего человечества, как ни высокопарно это звучит. Отсюда и необходимая жесткость. Человечество борется за выживание. Ему это свойственно. А мы - всего лишь фагоциты, уничтожающие опасные раковые клетки.
- Если вы еще не поняли этого, - внушительным баритоном вступил Майер, - то мы вам это продемонстрируем вживую. Если вы все еще считаете, что это компьютерная графика. Объекты у нас имеются.
- Не надо, - сказал я устало, - я вам верю. Хорошо. Скажите просто, чего вы от меня хотите?