М ак с Л у к а д о
БЕССТРАШНЫЕ
Представьте, что в Вашей жизни больше нет страха
Перевод с английского
Мах Lucado
Fearless
Originally published in English by
THOMAS NELSON, Inc. Nashville, TN, USA.
All rights reserved. This Licensed Work published under license.
Все мы так или иначе чего-то боимся, всех нас терзают страхи — каждого свои. Но
Макс Лукадо спешит нас порадовать: от страха есть противоядие! В своей новой книге
он побуждает читателей задуматься над словами Иисуса Христа, Который так
настойчиво призывал Своих последователей не бояться, и предлагает действенное
духовное лекарство от страха.
Ди и всем, кто его любил
Выражение признательности
Если книга подобна дому, познакомьтесь с бригадой строителей, которые его
возводили (кто будет назван, пожалуйста, привставайте и раскланивайтесь).
Лиз Хини и Карен Хилл, редакторы. Неужели это действительно наша двадцать
пятая книга? Вы обе заслуживаете золотых медалей. За сотни глав, тысячи подсказок, миллионы радостных мгновений — спасибо вам.
Стив и Черил Грин. Скорее солнце забудет встать, чем вы не сделаете свое дело.
Обожаю вас обоих.
Кэрол Бартли, технический редактор. Если бы вы так набрасывались на прерии, там
была бы искоренена вся сорная трава. Вы отлично потрудились!
Сюзан и Грег Лигон, Дэвид Моберг и все сотрудники издательства «Thomas Nelson».
Вы — живой родник творческих сил. Никаких моих благодарностей не будет
достаточно.
1
Дэвид Друри, научный редактор. Каждое предложение — своевременное. Каждая
поправка — ценная.
Дэвид Трит, наш собрат в молитвах. С начала до конца уверенно вел нас в
совместных молитвах. Благодать, да и только!
Рэнди Фрази, старший пастор. Вы с Розанной внесли радость в наше сердце, мир и
покой в наш распорядок дня. Мы всегда вам рады!
Сотрудники «UpWords Ministry». За работу над радиопрограммой и веб-сайтом, за
умение подстраиваться под меня и терпеливо меня сносить — аплодируем стоя.
Церковь «Oak Hills», наша духовная семья в течение двадцати лет. Лучшие годы
еще впереди.
Дженна, Андреа и Сара, наши дочери. Каждая из вас внесла ощутимый вклад в эту
книгу. Вы отыскивали цитаты, рылись в первоисточниках. Я полон гордости за вас. И
Бретт Бишоп — добро пожаловать в нашу семью! Пусть Бог осыпает вас с Дженной
всеми благословениями.
И моя жена Деналин. Вид ангелов небесных теперь не удивит меня. Я двадцать семь
лет женат на таком ангеле. Люблю тебя!
Почему мы боимся?
1
...Что вы так боязливы, маловерные Мф. 8:26
Вам бы понравился мой брат. Он всем нравился. У Ди друзья появлялись так же, как хлеб в пекарне — ежедневно, легко, с волной тепла. Рукопожатия — открытые и
энергичные; смех — бурный и заразительный. Ни одному незнакомцу он не позволял
долго оставаться таковым. Я, его застенчивый младший брат, предоставлял ему
знакомиться за нас обоих. Когда на нашу улицу переезжала новая семья или на игровую
площадку приходил новичок, Ди отправлялся к ним послом.
Но за несколько лет до совершеннолетия он свел знакомство с кем не следовало
бы — с бутлегером, который продавал пиво несовершеннолетним. Алкоголь доставил
много проблем нам обоим, но если ко мне он льнул, то в Ди вцепился мертвой хваткой.
В следующие сорок лет мой брат пропил здоровье, взаимоотношения с близкими, работу, деньги и все, что только можно, кроме последних двух лет своей жизни.
Кто знает, почему твердая решимость иногда побеждает, а иногда проигрывает?
Но в пятьдесят шесть лет мой брат открыл в себе нетронутый пласт воли, забурился в
него поглубже и открыл сезон трезвости.
Он держал пустым свой стакан, укрепил свой брак, стал заниматься своими детьми
и променял винный магазин на местное отделение «Анонимных алкоголиков». Но
2
прежний нездоровый образ жизни сделал свое дело. Тридцать лет курения по три пачки
в день превратили его большое сердце в мясной фарш.
В январскую ночь на той неделе, что я начал писать эту книгу, Ди пожаловался
своей жене Донне, что ему трудно дышать. Он уже был записан на прием к врачу по
поводу этой проблемы, поэтому просто попытался уснуть. Задремал. В четыре утра он
проснулся от таких сильных болей за грудиной, что пришлось вызывать «скорую». Врачи
погрузили Ди на свою каталку и предложили Донне ехать следом за ними в больницу.
Мой брат слабо помахал рукой, браво улыбнулся и попросил Донну не волноваться. Но
когда она с одним из сыновей добралась до больницы, Ди уже не было в живых.
В приемном отделении им сообщили это известие и предложили пройти в палату, где лежало тело Ди. Поддерживая друг друга, они открыли дверь и увидели последнее
послание от Ди. Ладонь его покоилась па бедре, два пальца, средний и безымянный, были загнуты, а большой оттопырен — общеизвестный в Америке жест, означающий
«люблю вас».
Пытаюсь представить себе последние мгновения земной жизни моего брата: кругом чернильно-черная техасская ночь, сквозь которую по автостраде мчится
«скорая», о чем-то переговариваются медики, а внутри смертельно слабеет сердце.
Борясь за каждый вдох, в какой-то момент он понял, что дышать ему осталось совсем
недолго. Но вместо панического страха он отыскал в себе мужество.
Возможно, и вам оно пригодится. Оно ведь нужно не только тогда, когда тебя
везут на «скорой». Может быть, вы еще не подошли к своему последнему удару сердца, но приблизились к последней зарплате, последнему важному решению, последней
крохе веры. Каждый восход солнца может нести с собой новые причины для страха.
Нам говорят о повальных увольнениях, об экономическом кризисе, об обострении
конфликтов на Ближнем Востоке, о радикальных перестановках в верхах, об обвале
жилищного рынка, о скачках глобального потепления, о буйстве террористов из Аль-
Каиды. Какие-то умалишенные диктаторы множат запасы ядерных боеголовок, как
множат запасы коллекционных вин нормальные люди. Для свиного гриппа не
существует государственных границ. Корень слова «терроризм» — «террор», то есть
страх. Масс-медиа обрушивают на нас столько способных привести к отчаянию
новостей, что впору предварять сообщения предупреждением: «ОСТОРОЖНО: эту
новость лучше прослушать под сводами вашего надежного бомбоубежища в
Исландии».
Мы боимся судебных исков, опозданий, банкротства, родинок на спине, новых
подростков в нашем квартале, тиканья часов, приближающих нас к могиле. Мы
совершенствуем размещение наших инвестиций, разрабатываем изощренные системы
безопасности, голосуем за наращивание военной мощи, и все же мы зависим от
транквилизаторов больше любого другого поколения в истории человечества. Мало
того, «сегодня обычные дети испытывают больше страха, чем пациенты
психиатрических клиник в 1950-е годы»1.
Похоже, страх взял столетний подряд на строительство и эксплуатацию магазинов
шаговой доступности. Чрезмерный и грубый, страх не хочет уступить хоть клочок
территории нашего сердца чувству счастья. Счастье отступает и уходит от нас. Вы когда-
нибудь видели, чтобы эти два чувства уживались между собой? Может ли кто-то
чувствовать счастье и страх одновременно? Можно ли ясно мыслить, когда ты в ужасе?
3
Можно ли чувствовать полную уверенность среди серьезных опасений? Можно ли быть
запуганным и милосердным? Нет. Страх — это главный хулиган в школьном коридоре
— наглый, громогласный и никчемный. При всем том ужасном шуме, который он
производит, и том огромном пространстве, которое занимает, ничего хорошего страх
не приносит.
Страх еще не помог написать ни одну симфонию или поэму, заключить мирный
договор, исцелить болезнь. Страх еще не вывел ни одну семью из бедности, ни одну
страну — из экстаза фанатизма. Страх не спасет ни разваливающийся брак, ни
прогорающий бизнес. На это способно мужество. На это способна вера. На это
способны люди, отказывающиеся руководствоваться или прикрываться своей
робостью. Но страх? Он загоняет нас в узилище и с лязгом захлопывает двери.
Разве не здорово было бы выйти оттуда?
Вы только вообразите свою жизнь в полной свободе от каких бы то ни было
опасений. А что если вера, но не страх станет первым вашим откликом на все, что
может вам угрожать? Если бы вы смогли подвесить над своим сердцем магнит для
страха, вытянуть им все до единой иголочки опасений, неуверенности и сомнений, что
осталось бы? Представьте себе день, всего один день, избавленный от страха ошибок, отверженности и несчастья. Можете вы представить себе жизнь без страха? Такая
возможность скрывается за вопросом Иисуса.
«...Что вы так боязливы, маловерные?» — спрашивает Он (Мф. 8:26).
В первый момент мы даже не уверены, всерьез ли Он это. Может быть, Он шутит.
Дразнит нас. Лукавит. Как если бы один пловец спрашивал другого: «Почему ты такой
мокрый?» Но Иисус не улыбается. Он совершенно серьезен. Как и те люди, которым Он
задал Свой вопрос. Их прогулка по морю Галилейскому обернулась борьбой с
пенящимися штормовыми волнами.
Так вспоминает это приключение один из них: «...когда вошел Он в лодку, за Ним
последовали ученики Его. И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка
покрывалась волнами...» (Мф. 8:23-24).
Это сказано Матфеем. Он хорошо помнил внезапно налетевшую бурю, раскачивающуюся лодку и тщательно подбирал слова. Никакого существительного
самого по себе не было бы достаточно. Он взял с полки свой словарь и стал искать
определение, которое так же ударило бы в читателя, как бурный вал — в нос лодки. Он
оставил в покое стандартные слова и выражения, такие как «буря, шквал, буйство
стихии, порывы ветра» и так далее. Они не передавали всего того, что ему довелось
испытать и увидеть в тот вечер — грохочущую землю и содрогающиеся берега. Ему
запомнилось нечто большее, нежели сильный ветер и пенные буруны. Он вел пальцем
по колонке синонимов, пока не наткнулся на действительно подходящее слово. «О! вот
оно!» — сотрясение, конвульсии неба и моря. «Сделалось великое сотрясение на
море»1.
Это слово и сейчас входит в наш лексикон. Сейсмология изучает землетрясения, сейсмографы их регистрируют, а Матфей, вместе с другими новообращенными, лично
ощутил это «сотрясение», пробравшее их всех до печенок. Матфей употребляет это
греческое слово еще дважды: один раз в рассказе о смерти Иисуса, когда в городе
1 В Синодальном переводе: «великое волнение». — Примеч. ред.
4
произошло землетрясение (см.: Мф. 27:51-54), и еще раз — когда в воскресение Иисуса
от гроба был отвален камень (см.: Мф. 28:2). Очевидно, укрощенная буря занимает свое
законное место в тройке великих Иисусовых сотрясений: победа над грехом на кресте, победа над смертью в могиле, а здесь — победа над страхом в бурном море.
Внезапный страх. Мы знаем, что страх был таким же внезапным, как и сама буря. В
одном из старых английских переводов сказано: «и вдруг поднялась на море великая
буря».
Не все бури начинаются неожиданно. Фермеры в прериях могут заметить
появление грозовых туч за несколько часов до того, как разразится ливень. Но эта буря
накинулась на море, словно лев из зарослей травы. Минуту назад ученики были
поглощены своим путешествием, тасовали колоду карт, чтобы сыграть в «Червы», а в
следующую уже глотали пену бушующего Галилейского моря.
Петр и Иоанн, бывалые моряки, старались утихомирить парус. Матфей, сухопутная
крыса, силился утихомирить съеденное за завтраком. О буре этот сборщик податей не
договаривался. Чувствуете вы его удивление в том, как он соединяет в своем рассказе
два предложения?
«И когда вошел Он в лодку, за Ним последовали ученики Его. И вот, сделалось
великое волнение на море...» (Мф. 8:23-24).
А вы бы не надеялись на более оптимистичное продолжение, на более
вдохновляющие последствия их послушания? «Вошел Он в лодку, за Ним последовали
ученики Его. И вдруг огромная радуга засияла в небе, счастливым предзнаменованием
пронеслась стая голубей, в зеркальной глади вод отразился парус». Разве
последователи Иисуса не проводили время в круизах по Карибам? Нет. Этот рассказ
содержит не слишком тактичное и не слишком популярное напоминание: войти в лодку
вместе с Христом означает промокнуть вместе с Ним. Ученики могли бы ожидать, что
море будет бурным, а ветер — жестоким. «В мире будете [не "может быть, будете" и
не "иногда будете"] иметь скорбь...» (Ин. 16:33, вставка моя. — М. Л.).
Последователи Христа заражаются малярией, хоронят своих детей, сражаются с
наркоманией и алкоголизмом и как следствие имеют дело со страхом. Избавляет нас от
него не отсутствие бурь. Избавляет нас то, что мы видим во время бурь безмятежного
Христа.
«...А Он спал» (Мф. 8:24).
Вот такая вот сцена. Все на борту кричат, Иисус спит. Море бурлит, Иисус храпит.
Он не дремлет, не отдыхает с закрытыми глазами. Он спит. Вы бы могли спать в такой
момент? Могли бы задремать, совершая мертвую петлю на «американских горках»? В
аэродинамической трубе? Под военный марш с литаврами? Иисусу ничто из этого спать
не мешало!
Марк в своем Евангелии добавляет любопытную деталь: «...Он спал на корме на
возглавии» (Мк. 4:38). На корме, на возглавии. Почему первое, и откуда взялось второе?
В первом столетии рыбаки пользовались большими тяжелыми неводами. Их
держали в специально устроенной нише на корме. Спать на настиле кормы было бы
непрактично. Слишком мало места и нет укрытия. А вот в небольшой нише под
настилом — вполне комфортно. Это была самая закрытая, единственная защищенная
5
от дождя часть лодки. Так что Христос, чувствуя некоторую усталость от дневных
занятий, устроился под настилом, чтобы поспать.
Головой он лег на «возглавие» — не на пуховую подушку, а на кожаный мешок с
песком. Балластный мешок. В Средиземноморье рыбаки и до сих пор такими
пользуются. Весят они под сотню фунтов и нужны как балласт, для остойчивости лодки2.
Взял ли Иисус Сам такой мешок на корму, чтобы удобней было спать, или же об этом
позаботился кто-то из учеников? Этого мы не знаем. Но кое-что нам все же известно.
Сон этот был намеренный. Иисус не задремал по случайности. Отлично зная о
надвигающейся буре, Он решил, что подошел час сиесты, так что забрался в уголок, пристроил голову поудобнее и отбыл в страну снов.
Его безмятежность встревожила учеников. Матфей и Марк описали их крики как
одну энергичную просьбу и один вопрос.
У Матфея: «Господи! спаси нас, погибаем» (Мф. 8:25).
У Марка: «Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4:38).
Они не спрашивают о власти Иисуса: «Можешь ли Ты укротить бурю?» О Его
информированности: «Ты знаешь, что тут буря?» О Его опыте: «Ты имел дело с бурями?»
Нет, они выражают сомнения в мотивах поведения Иисуса: «Тебе и нужды нет...»
Это вызвано страхом. Страх подрывает нашу уверенность в благости Бога. Мы
задаем себе вопрос, жива ли на небесах любовь. Если Бог может спать во время наших
бурь, если глаза Его закрыты, когда наши расширились от ужаса, если Он допускает
бури после того, как мы вошли с Ним в лодку, есть ли Ему до нас дело? Ужас
пробуждает целый рой сомнений — подстегиваемых досадой сомнений.
И еще страх вызывает у нас манию тотального контроля. «Сделай что-нибудь с этой
бурей» — вот подразумеваемое в вопросе учеников требование. «Укроти ее... или...
или... ну, вообще». Страх в своем средоточии — это восприятие нами утраты контроля
над обстоятельствами. Когда жизнь входит в штопор, мы хватаемся за те ее
составляющие, за которые сможем, — наша диета, чистота и порядок в доме, подлокотник самолетного кресла, и очень часто — окружающие нас люди. Чем
беззащитней мы себя чувствуем, тем несносней становимся. Мы рычим и
оскаливаемся. Почему? Потому что мы такие плохие? Отчасти да. Но также потому, что
чувствуем себя загнанными в угол.
Один пример на эту тему привел Мартин Нимеллер. Нимеллер был немецким
пастором, героически противостоявшим режиму Адольфа Гитлера. Впервые увидев
диктатора в 1933 году, Нимеллер держался позади всех присутствующих и внимательно
слушал. Позже, когда жена спросила его о впечатлениях, он ответил: «Я убедился, что
герр Гитлер — до ужаса напуганный человек»3. Страх пробуждает тирана внутри нас.
Он также убивает нашу память. У учеников были все причины доверять Иисусу. К
тому времени они видели, как Он исцеляет «всякую болезнь и всякую немощь в людях»
(см.: Мф. 4:23). У них на глазах Он исцелил прокаженного одним Своим прикосновением
и слугу сотника — одним Своим повелением (см.: Мф. 8:3, 13). Петр убедился, что его
больная теща выздоровела (см.: Мф. 8:14-15), и все достаточно насмотрелись, как
врассыпную бросаются бесы, точно летучие мыши из пещеры. «...Он изгнал духов
словом и исцелил всех больных...» (Мф. 8:16).