Коробов подцепил вилкой ломтик сала. В холодильнике он видел довольно толстый кружок вареной колбасы. Но ее жена купила, конечно, лишь для детей. Максимка, должно быть, половину уже съел - без хлеба даже, как шоколадку.
-...А он все равно гостей созвал, - продолжала сообщать последние новости местного значения Светланка. Спицы мелькали в ее руках, словно лопасти пропеллера. - Сказал, что если еще и друзей перестанет в гости приглашать, ему останется только в окно выброситься. А жена - ни в какую! Так он ее заставил в этот день к теще уехать, вместе с детьми. А сам продал свои горные лыжи - все равно в горы не на что ездить - и все деньги на водку и продукты потратил. Говорят, его гости до пяти утра соседям спать не давали. То песни под гитару пели, то танцевали под "Битлз". В общем, тряхнули стариной. А жена на другой день возьми и не приедь. Обиделась, что без нее. Такая цаца... А кто виноват? Денег пожалела! Вчера примчалась, да уже поздно. Он с девятого этажа выбросился. Тело три часа прямо под окнами лежало. Милиция и "скорая" спорили, кому в морг отвозить. Бензин-то и те, и другие для своих личных машин экономят...
Коробов привстал, открыл холодильник, извлек из него бутылку-кирпичик темно-зеленого стекла с косой надписью по диагонали этикетки "Amaretto", налил в кофейную чашечку граммов пятьдесят. Накатила волна кисловатого запаха, и Коробов почувствовал, как оживились его слюнные железы.
Это плохо, что оживились. Уже рефлекс выработался. Начальная стадия алкоголизма.
- Опять за бутылку! - укоризненно покачала головой жена.
- Стресс снять. Устал сегодня, как собака.
- А в девятом доме, что через дорогу, двое молодоженов покончили с собой, - удовлетворилась объяснением Светланка-старшая. - У них еще медовый месяц не кончился. Перетащили на кухню кровать, открыли газ, и... Нашли их совершенно голыми. Видно, до последнего любовью занимались. Пытались, во всяком случае. Ни он, ни она работы так и не нашли...
Коробов двумя большими глотками выпил самогонку. Картошка сразу стала вкуснее, а сало - так и вовсе деликатесом.
К утру печенка разболится. Бросать нужно это дело, бросать.
Из комнаты донесся телефонный звонок, следом тоненький голосок Светланки-младшей: "Папа, тебя!"
Это был Бектаев. Судя по голосу, он уже "вдел", и не пятнадцать капель, как Коробов, а раза в четыре больше. Видно, тоже снимал стресс. От алкоголизма в принципе можно вылечиться, а от сумасшествия... Кому, как не Бектаеву, знать об этом.
Шамат Мамазанович мямлил что-то невразумительное. Про то, что жизнь его потеряла всякий смысл. И что Родион Гордеевич ни в коем случае не должен слушать этого, богатенького Буратину из шестой палаты. А вся трагедия не в том, что жизнь бессмысленна, а в том, что истинный смысл именно таков, каков он есть. - И больше никаков, - успел вставить Коробов, но Бектаев неожиданно, не попрощавшись даже, повесил трубку.
Родион Гордеевич вернулся на кухню.
-...Волна самоубийств, - сообщил незнакомый женский голос по телевизору. Видно, в Останкине опять сменили ведущую. По привычке Коробов взглянул на темный экран "Юности", вспомнил, что у нее недавно полетела кадровая развертка и сел на свое обычное место между столом и холодильником.
- ...Это же явление отмечают врачи Франции, Германии и Японии, продолжала новая дикторша. - Какого-либо объяснения данному феномену они дать пока не могут.
Коробов налил себе еще полчашечки самогонки. Светланка на секунду перестала стучать спицами.
- Ну, у нас понятно. Безработица, разруха и никаких перспектив. А они-то чего? С жиру бесятся?
- Во Франции жизненный уровень понизился на полпроцента, - усмехнулся Коробов.
- А у нас в двадцать раз! - взъярилась вдруг Светланка. - И ни один из политиков за это не ответил, ни один! И пулю себе в лоб тоже ни одна скотина не пустила. Наоборот, почти все на второй срок пожелали переизбраться. Вылезли, словно крысы из нор, и жиреют за наш счет!
- Ты имеешь в виду чиновников из правительства или парламент? поинтересовался Коробов.
- И Президента тоже! Все они думают об одном: побольше нахапать и детей за границу отправить. Пока. А потом и сами туда. А наши дети... Некоторые дуры до сих пор рожают. Зачем? Чтобы было кому на новых господ спины гнуть?
- Сейчас каждой молодой маме нужно давать орден "Мать-героиня".
- Как же, разбежался с низкого старта... Им комплект пеленок бывает не на что купить. Вон, в пятом доме, полтора месяца назад родила одна, так пеленки из своих ночных рубашек шила, - продолжила Светланка соревнование с программой "Новости". Коробов молча выпил.
* * *
Незадолго до обеда Галина Игнатьевна огорошила Коробова новостью: завотделением Бектаев, не вышедший сегодня на работу, покончил с собой. И рассказала, как это было. Вчера он поцеловал на ночь детей и, чего давно уже не делал, жену. Айжан, жена, приняла снотворное и помнит только, что он вначале лег, а потом снова пошел в ванную. Похоже, он тщательно побрился, выложил на кухонный стол сто пятьдесят долларов - на похороны, значит; где он их взял, Айжан не знает - и выпил все ее снотворное...
Коробов вспомнил свой вчерашний разговор с Бектаевым. Значит, Шамат Мамазанович не был пьян? И путаность и невнятность его речи объяснялась совсем другим?
Чем - другим?
Оглушительно зазвонил белый телефон. Вострикова, удивленно хмыкнув, поспешно покинула кабинет. Коробов снял трубку.
- Родион Гордеевич Коробов? - спросил строгий женский голос.
- Совершенно верно.
- Вы должны прибыть на совещание у представителя Президента, сегодня в мэрии, в пятнадцать-ноль-ноль, комната пятьдесят шесть. Вместо Главного психиатра области.
- Вместо... Главного? Но почему я? - спросил не удивленный даже, но ошарашенный Коробов. Ему вовсе не хотелось входить в коридоры власти, пусть и областного масштаба. Они, эти коридоры, явно не вели к храму. Наоборот, они прямиком вели к тому храму, из которого звонили совсем недавно по красному телефону. И то, что красный поменяли на белый, ничего, в сущности, не изменило. Телефон-то остался.
- Потому что Главный психиатр области тяжело болен. А из главврачей больниц и диспансеров только вы хоть как-то знаете проблему.
- Какую проблему? - не понял Коробов, но трубка уже пунктирила короткими гудками.
* * *
Первым, кого увидел Коробов, поднявшись по широкой мраморной лестнице, был Костя Пашкевич, бывший однокурсник. Выглядел он, как все: костюм, рубашка с жестким воротничком, галстук. Но лацканы его пиджака были непомерно широки, по моде двадцатилетней давности, а узел галстука был затянут слишком туго. Похоже, Костя тоже был здесь чужим.
- Здравствуй-здравствуй! - сверкнул Костя анодированными коронками. Рад тебя видеть. Не знаешь, что с главпсихом?
- Профзаболевание.
- Понятно... Мой Главный, Бурацкий, слышал о таком? То же самое...
- А мой руки на себя наложил. Вот волна меня и подняла... вместе с прочей пеной, - вновь сверкнул Костя тремя коронками: две сверху, одна снизу.
Они прошли в небольшой зал, где должно было состояться совещание. В его центре стоял огромный овальный стол, ощетинившийся высокими спинками красивых, сделанных по спецзаказу стульев. Вдоль стен стояли обитые темно-зеленым винилом кресла без подлокотников. И только возле дальней от входа торцевой стены стояли самые обычные стулья.
- Пойдем туда, подальше, - мгновенно сориентировался Костя. - А то у меня такое чувство, что я надел юбку и в женское отделение бани завалился.
Коробов огляделся. Да, публика в зале собиралась солидная, не чета им с Костей. В основном это были мужчины, обремененные животами и разнокалиберными кейсами, повсеместно заменившими портфели. Было и несколько женщин. Но каждая из них чем-то неуловимо напоминала Маргарет Тэтчер, и представить, что кто-то когда-то шептал в скрытые прическами ушки веселые вольности или целовал эти строго сжатые губы... Нет, представить такое было решительно невозможно.
Они выбрали места в последнем ряду.
- Это все похоже на эпидемию, ты не находишь?
- Это и есть эпидемия. Ты что, не знаешь? - удивился Костя.
- Нет. На меня столько всего навалилось...
- Ну, тогда открывай пошире рот.
На дальнем от них конце стола поставили маленькую трибунку. К ней вышел высокий лысеющий мужчина в очках с тонкой золотистой оправой. В руках его была кожаная папка, сверкнувшая, когда мужчина открыл ее, золотыми буквами "К докладу". Но говорил он, почти не заглядывая в бумаги. И Коробов действительно открыл рот.
Оказывается, за последние три недели количество самоубийств по стране выросло в три раза, случаев сумасшествия - в два. И явно прослеживалась тенденция к нарастанию темпов роста того и другого. Именно так: не просто к нарастанию, а к нарастанию темпов нарастания. Налицо все признаки эпидемии, хотя ни сумасшествие, ни суицидность заразными болезнями до сих пор не считались.
- У меня все, - неожиданно закончил докладчик. - У кого какие будут по данному вопросу... ну, соображения, что ли... - не нашел он нужного слова ни сразу, ни потом. И стало ясно, что вся его солидность и самоуверенность - всего лишь маска, под которой прячутся усталость и растерянность.
- У меня все, - неожиданно закончил докладчик. - У кого какие будут по данному вопросу... ну, соображения, что ли... - не нашел он нужного слова ни сразу, ни потом. И стало ясно, что вся его солидность и самоуверенность - всего лишь маска, под которой прячутся усталость и растерянность.
- Разрешите мне! - почти тотчас вскочил с места невысокий, скверно выбритый мужчина с круглым, на выкате, животом. Было такое впечатление, что он целиком проглотил арбуз. Обе пуговицы его темно-синего пиджака были расстегнуты. Да иначе и быть не могло: костюм явно шился до того, как был проглочен арбуз.
- Качалкин, глава администрации Московского района, - коротко, по-военному представился он. И с места взял в карьер:
- В стремлении восстановить империю Москва не останавливается ни перед чем. Она вновь проводит великодержавную политику, только иными средствами. То, что наблюдается почти повсеместно в нашей молодой державе не что иное, как воздействие психотронного оружия. Вы обратили внимание на то, кто именно сходит с ума, кто накладывает на себя руки? К сожалению, в докладе представителя президента господина Бульбанюка это не было достаточно отчетливо сказано. Но я исправлю упущение Петра Гавриловича. Итак, это техническая интеллигенция - раз, работники управленческого аппарата - два, бизнесмены, юристы, врачи и учителя - три, творческая интеллигенция - четыре.
Качалкин, эффектно загнув на левой руке четыре пальца, обвел собравшихся прозрачными голубыми глазами и продолжал, положив руки на края трибунки:
- При таких темпах распространения так называемого "заболевания" держава будет уже через два-три месяца полностью обезглавлена! Я предлагаю немедленно заслушать представителя Службы Безопасности области. Он сейчас здесь, в зале. Пусть объяснит ситуацию, расскажет, что делается их ведомством для защиты интересов нашего независимого государства. А главное, пусть объяснит, чего они вовремя не сделали ради той же великой цели! И потом, почему на совещание не пригласили корреспондентов? Это что, возрождение монстра цензуры? Народ должен знать правду о том, что происходит с его страной!
- Дурак, - тихо шепнул Костя. - Правильно про него говорили: дурак. Из тех, что ради власти и отца родного не пожалеет.
- Где-то я уже слышал эту фамилию, - отозвался Коробов.
- Он секретарем райкома был, самым молодым в городе, речи Брежнева наизусть заучивал. А теперь - рьяный блюститель национальных интересов.
- Что же он на русском говорит?
- Не выучил еще "родного" - усмехнулся Костя.
Какой-то полковник рвался к трибуне, но Бульбанюк резко осадил его:
- Дискуссию начнем чуть позже. А сейчас послушаем специалистов. Главный психиатр области болен, поэтому... Елена Семеновна, кто у нас от медицины?
Женщина в красивом темно-сером платье, возникшая, словно тень из-за плеча представителя Президента, что-то тихо сказала ему. Бульбанюк раздраженно снял очки.
- И что, никто не готовился?
- Это стало известно полчаса назад, - обиженно поджала чуть тронутые помадой губы секретарь.
- Хорошо, но хоть кто-то есть? - раздраженно спросил Бульбанюк. Секретарь что-то тихо ответила ему. В зале между тем нарастал шум.
- Коробов... Родион Гордеевич... Есть такой? - спросил представитель Президента.
Коробов поспешно поднялся.
- Это я.
- Расскажите пожалуйста, как специалист, что думает медицина о возможности эпидемии психических заболеваний, - предложил Бульбанюк. - Я понимаю, вы не готовились, но обстоятельства, сами понимаете, не располагают...
- Помни, в психиатрии никто из них ни бельмеса не понимает! - успел шепнуть вслед Коробову Костя.
Это помогло. Выйдя к дальнему торцу стола и стараясь не смотреть на слушателей, Родион Гордеевич довольно внятно объяснил, что психические расстройства часто бывают обусловлены наследственностью, но заразными никогда не считались. То же самое относится к суицидным попыткам, хотя наследственность здесь сказывается гораздо меньше.
- Вы можете как-то объяснить происходящее с точки зрения медицины? потребовал конкретного ответа Бульбанюк.
- Нет, не могу.
- Я же говорил, - негромко, но вполне отчетливо произнес Качалкин. В первую очередь они выбивают умных и компетентных.
- Остаются такие, как вы, - быстро и громко ответил на реплику Костя, и только после этого до Коробова дошел и оскорбительный смысл слов Качалкина, и переходящая все границы дерзость Кости. Качалкин даже привстал со стула и бешеным взглядом впился в угол, где пустовало место Коробова. Но Костя уже что-то оживленно обсуждал с соседом, и было сразу видно: он так увлечен разговором, что наверняка не слышал ни реплики Качалкина, ни чьего-то ответа на нее.
Следующим выступал полковник СБ, которого Бульбанюк не пустил на трибуну после Качалкина. И правильно сделал: полковник несколько поостыл и говорил теперь медленно и весомо:
- Психотронным оружием не располагает на данный момент ни одна страна в мире. Как выяснили наши аналитики, "эпидемия", если ее можно так назвать, началась в США, а уж потом перекинулась в Японию, Китай и Европу. В ближайшие часы при Президенте будет создан штаб по борьбе... ну, с эпидемией этой. При американском президенте подобный комитет работает уже третий день. Наш начнет - сегодня ночью. Предлагаю на этом совещание закончить. Вряд ли мы скажем друг другу что-то новое.
Качалкин вскочил со стула.
- Откуда известно, что в других странах - то же самое?
- Не из сообщений радио и телевидения, - спокойно ответил полковник. - Какую-то информацию они дали, но паники не допускают. И в Америке, и во Франции еще не все умные люди заразились этой болезнью, вот и не делают глупостей.
- То, что вам неизвестно о психотронном оружии, говорит лишь о вашей некомпетентности! - ткнул пальцем в сторону полковника Качалкин. Глаза его снова стали бешеными, а живот перекатился под пиджаком с места на место пару раз - ну в точности как арбуз.
- Примем как печальную реальность, что все компетентные люди уже выбиты и остались только такие, как я - устало сказал полковник, возвращаясь на свое место.
- Надолго ли? - прошептал Костя.
- Что? - не понял Родион Гордеевич.
- Надолго ли мы с тобой остались? Я себя дураком, например, не считаю. - Значит, ты обречен, - усмехнулся Коробов.
- Не радуйся. И ты тоже.
* * *
Вострикова была не просто взволнована, но испугана.
- У нас уже не хватает коек!
- Я знал, что это произойдет. Вчера привезли целую машину раскладушек.
- Их негде ставить!
Коробов улыбнулся.
- Галина Игнатьевна! Чтобы вы, с вашей находчивостью, да не нашли в каждой палате места под одну-две раскладушки?
- Вот пойдите и найдите, если вы такой находчивый! - не попалась Вострикова на голый крючок примитивной лести.
Едва успевший надеть халат Коробов встал из-за широкого стола Главного, пригладил ладонью, мимоходом заглянув в зеркало, редеющие волосы.
- Давайте вместе поищем.
Глухо доносившееся через закрытую дверь буханье барабанов в коридоре стало слышнее: группа "Отбойный молоток" продолжала записывать свой клип. Галина Игнатьевна шла чуть позади Коробова, раздраженно цокая в такт музыке каблучками.
Палаты и в самом деле были заполнены до предела. Почти все вновь поступившие были "тихими" и особых беспокойств персоналу не доставляли. Но вот койки...
В шестой палате у окна стоял высокий мужчина лет тридцати. Его, несомненно, сразу же приняли бы в конан-дойлевский "Союз рыжих" - так огненны, так ярки были его волосы. Услышав хлопок двери, он досадливо оглянулся, поморщился, подошел к кровати и сел на нее. Жалобно скрипнули пружины. В голубых глазах больного казалось, навсегда застыло безоблачное небо, а все лицо и руки были усеяны крупными веснушками - совсем как у того нувориша в автобусе, который слушал анекдот своего приятеля, вернувшегося из Англии. Или это он и есть?
Коробов подошел к рыжему поближе, заглянул в пустынные невинные глаза.
- Скажите... Вы помните анекдот, который вам рассказывал приятель, в автобусе?
Пустота на мгновение ушла из его глаз.
- Помню. Отличный анекдот. Предупреждаю: дураки смеются сразу, умные - на четвертый день. Русский, китаец, индус, араб и еврей попали на необитаемый остров...
- Идемте, Родион Гордеевич! - вмешалась Вострикова. - Он этот анекдот всем подряд рассказывает. Единственное, в чем адекватен. Во всем остальном - мимо кассы. Даже собственных детей не узнает.
Они вышли из палаты. За их спиной рыжий, уставившись пустынными голубыми глазами на голую стену, продолжал рассказывать анекдот. В коридоре весело бумкали барабаны.
- Галина Игнатьевна! - принял решение Коробов. - Смотреть дальше нет смысла. Палаты переполнены, это очевидно. Сделаем так: всех выздоравливающих сдадим под расписку родственникам и переведем на амбулаторное лечение. Часть раскладушек поставим прямо в коридоре, в "аппендиксе". Там и сквозняков нет, и в палатах тоже "тихие". Все ясно?