Сергей Павлович Дмитренко Одиночки
Часть I. Мне отмщение…
Он
Он бежал мощно и ровно, сухие мускулистые ноги легко несли его поджарое тело, широкая грудь, покрытая густой пепельно-серой шерстью, ритмично поднималась и опускалась. Стая не приняла его, но поплатилась за это тремя своими лучшими бойцами, и теперь, подвывая издали, гнала его прочь. Он не боялся боя и никогда не сдавался, но одновременная схватка с тридцатью противниками не давала ему никаких шансов на победу, и в этот раз он предпочел отступить.
Даже на бегу, автоматически рассчитывая свой путь, он не переставал думать о том, что в этом лесу должен быть один хозяин, и рано или поздно старый вожак обязательно расстанется с жизнью, и тогда хозяином леса станет он. Это было неотвратимо. Понимал это и вожак, который и натравил на него молодых бойцов стаи, стараясь так оттянуть неизбежный конец своей власти.
Мерный бег по весеннему лесу даже сейчас доставлял ему удовольствие, и он еще не растерял своих сил, хотя позади был нелегкий бой со стаей, да и бежал он уже не один час. Он давным-давно мог легко уйти от погони, но не было причин бежать быстрее. Стая же, наученная недавним боем, не стремилась его повторить, угрожая ему воем из разумного далека. Но, повинуясь воле старого вожака, упорно продолжала преследование.
Он бежал мощно и ровно, тугие мускулы желваками перекатывались под кожей, чуткий нос улавливал малейшие запахи: вот здесь недавно пробежал заяц, панически пытаясь уйти от преследовавшей его большой кошки, а здесь недавно побывал целый выводок кабанов. Но сейчас не до охоты, нет, сейчас надо уходить дальше. Потом, потом, уже скоро, он вернется сюда, чтобы навести здесь свои порядки.
Стая по-прежнему сохраняла дистанцию, не пытаясь догнать его, но и не давая остановиться. Опытные охотники, они, рассыпавшись полукругом, гнали его вперед, туда, где он должен был найти свою гибель. Хитрый вожак хорошо знал свое дело и умело руководил погоней, загоняя его в нужное место — глубокий отвесный обрыв почти на самом краю леса, с двух сторон зажатый такими же отвесными скалами, с узким проходом, заканчивающимся смертью. Туда и гнала его стая. И выхода не было: или бежать вперед, надеясь на удачу, или принять неравный бой с целой стаей.
Он выбрал первое…
Я
Я бежал, выбиваясь из последних сил, в горле драло нещадно, ноги, словно налитые свинцом, еле передвигались. Иногда мне казалось, что они вообще не двигаются, и тогда я наклонял голову, чтобы посмотреть на них. Уже почти два часа продолжалась эта изнурительная гонка, в конце которой меня ждала неизбежная смерть. Шансов не было никаких, но я упрямо сопротивлялся и бежал, бежал… До спасительного леса оставалось метров двести. Но это были невозможные двести метров: сил уже не оставалось, а сзади, совсем близко, доносился рев моторов и издевательские выкрики. Второе дыхание уже давным-давно пришло и ушло, а вот третьего, как видно, я уже не дождусь. Но я упрямо бежал и бежал. Сзади, не приближаясь, но и не удаляясь с веселым гоготом неслись враги. Они знали, что мне не уйти, и не торопились с погоней, растягивая удовольствие.
И черт же меня дернул впервые в жизни проявить ненужное великодушие. Да и было бы из-за кого, так, просто дрянная шлюшка выпендривалась, а я вообразил невесть что, и благородно бросился спасать. Один на один с этим пьяным увальнем я бы еще справился, но кто же знал, что их там оттягивалась целая банда. И теперь эти «веселые ребята» на своих «харлеях» и «судзуках» травили меня, как зайца.
До леса оставалось еще метров сто, когда силы окончательно покинули меня и я, обессиленный, обреченно остановился. Я стоял на подгибающихся ногах, не было сил даже обернуться и посмотреть в глаза своим мучителям. А сзади уже догоняла волна рокота и воплей. Вдруг неожиданно за спиной что-то с грохотом взорвалось, и мгновенье тишины огласилось руганью, воплями и рыком моторов. Я обернулся — метрах в шестидесяти от меня образовалась всеобщая свалка. Передний мотоциклист перевернулся, на него наехал следующий, а за ним еще. Все это светопреставление сопровождалось руганью, воплями девиц и стонами раненых. Я некоторое время простоял, словно в трансе, пока не понял, что судьба великодушно подарила мне еще один шанс.
Откуда и силы взялись — я бежал к спасительному лесу, хрипя обожженным горлом, изо всех сил переставляя непослушные колоды ног, а позади по-прежнему неслись крики и вопли. «Господи, — мысленно взмолился я, — дай мне еще немного сил и времени, еще чуть-чуть, еще немного». И словно услышав мои слова, ноги начали работать быстрее, и на последнем усилии я ввалился в прохладную зелень леса.
Отбежав в запале еще пару десятков метров, я без сил упал под куст, хватая открытым ртом раскаленный воздух. Перед глазами плыли красные пятна, навалилась тошнота, и я на несколько мгновений потерял сознание…
…Постепенно кровавый туман, застилавший мне глаза, растворился, я начал видеть и, что более важно, трезво соображать. Я понимал, что эти гады так просто меня не отпустят, несколько минут, отпущенных мне очень вовремя произошедшей свалкой, быстро пройдут, и эти полупьяные, озверевшие проклятые байкеры с еще большим энтузиазмом снова бросятся за мной в погоню.
Я прислушался — вопли еще были слышны, но уже намечался какой-то порядок в реве моторов и я понял, что пора уносить ноги. С трудом поднявшись, проглотив мгновенно подступившую к горлу дурноту, я заставил передвигаться две дубовые колоды, которыми казались мне мои ноги. Потихоньку, цепляясь за ветки кустов и стволы деревьев, я побрел вглубь леса. Я брел наугад, стараясь выбирать места погуще: во-первых, так идти было легче — хватаясь за ветки кустов, я хоть как-то мог передвигаться, а во-вторых, я надеялся, что их проклятые сверкающие и ревущие мотоциклы не смогут здесь проехать. Медленно, очень медленно я забирался вглубь леса. Сейчас он уже не пугал меня, насквозь городского жителя, привыкшего к широким тротуарам, а не к заросшему густым кустарником сосняку. И сейчас я не боялся заблудиться, а наоборот, старался забрести поглубже. Я падал и поднимался, и снова падал, и снова вставал, но упрямо продолжал продвигаться вглубь.
Сначала кругом было тихо, и я молил бога, чтобы эта тишина продержалось как можно дольше, но, увы, скоро до меня опять стал доноситься ненавистный рев моторов. Изо всех сил я потащился дальше. Странно, но сначала я шел очень медленно, потом перешел на быстрый шаг, а потом и побежал. Наверное, со стороны мой бег выглядел очень смешным, и меня мог бы легко обогнать десятилетний ребенок, но для меня это было подвигом. В эти минуты я вспомнил старый фильм, в котором показывали побег изможденных заключенных из лагеря, — я бежал также. Но все равно бежал. Бежал и бежал!
Рев моторов медленно, но неотвратимо приближался, мне казалось, что он доносится со всех сторон, непонятно было, куда надо бежать, поэтому я бездумно несся все вперед и вперед, надеясь на удачу…
Он
Вбегая в теснину, он уже понимал, что выхода отсюда ему не будет, но продолжал упорно бежать вперед. Справа и слева совершенно отвесные бурые скалы не давали ему возможности отклониться. Вой стаи становился все ближе — старый вожак торопился покончить с опасным соперником. Стремительно проносясь по узкому коридору, он внимательно осматривался кругом, ища удобно место для последнего боя. Кругом — только стены скал, и он продолжал свой бег, надеясь где-нибудь впереди найти удобное место, чтобы свернуть.
Вперед, снова вперед, и ни минуты остановки, чтобы развернуться и впиться в последний раз в ненавистное горло, чтобы еще раз почувствовать вкус крови врага и услышать хрип его уходящей жизни.
Он бежал вперед, ни на минуты не замедляя своего стремительного бега, хотя острый нюх и чуткие уши подсказывали ему, что там, впереди, огромный провал. Разум твердил «остановись», но он упрямо и гордо продолжал свой бег навстречу смерти.
Стремительно он несся вперед, к своей свободе, и также стремительно навстречу ему неслась неизбежная смерть. В эти несколько коротких минут он увидел всю свою жизнь. Смешной щенок, на подламывающихся лапах, впервые выбравшийся из глубокой норы, ошеломленный обилием запахов и света; молодой волк, несущийся по просторам со своей стаей; жуткая смерть стаи от пролетающей гудящей железной птицы и долгое, долгое одиночество. И сейчас он умирал, но умирал, как и жил, свободным. Он был рожден свободным, свободным он и уходил из этой жизни.
Вперед и вперед несли его ноги, вот уже впереди показался свет, он напрягся и стремительно рванулся в последнем броске. На мгновенье, выскочив на край обрыва, сжавшись, как пружина, он вложил в свой последний прыжок все свои силы в тщетной надежде перенестись через это огромное пространство…
Я
Совершенно не представляя, куда я бегу, я из последних сил бежал вперед, надеясь теперь только на удачу. Лес для меня всегда представлял загадку, и я плохо понимал, где сейчас нахожусь. Постегиваемый приближающимся грохотом мощных моторов, выбиваясь из последних сил, я несся все вперед и вперед, не разбирая дороги. Мне казалось, что где-то там, впереди, я, наконец, обрету свободу, и мои проклятые мучители сгинут без следа. Я рвался вперед, как бегун на Олимпийских играх. Быть может, со стороны мой бег казался бегом загнанной черепахи, но мне мерещилось, что я несся как вихрь, правда, странно, что рев моторов при этом нисколько не утихал, а, наоборот, становился все громче и громче.
Выскочив в очередной раз на небольшую поляну, я увидел, что через нее в глубину уходит довольно заметная тропа. «Господи, наверное, где-то близко люди». И я с новой силой рванул вперед. Пробежав еще метров сто среди обступающих тропу деревьев, я пулей вылетел на небольшую площадку, за которой виднелся глубокий и широкий провал. Изо всех сил я пытался остановиться, но сила инерции была столь велика, а площадка такая крохотная, что я мимо воли продолжал быстро нестись вперед. «Перепрыгну», — сгоряча подумал я и начал наращивать скорость, но уже на самом краю обреченно подумал «нет» и поднял голову. В глаза мне смотрела смерть…
Они
Уже в полете, проваливаясь и замирая от дикого ужаса, я почувствовал, как столкнулся с чем-то мохнатым и горячим. Удар был настолько сильным, что он мгновенно выбил из меня весь дух, и я счастливо рухнул во тьму…
… Тьма медленно сменялась багровым туманом… Голова разламывалась от невыносимо-жуткой боли… Я попытался пошевелиться, и тело мгновенно отозвалось еще более ужасной болью. Этого я не смог выдержать и опять погрузился в блаженную тьму. Единственно разумной мыслью, промелькнувшей у меня в эти мгновенья, было: «Кажется, я жив…».
Второй раз я пришел в себя, наверное, через пол столетья. Когда тьма начала меняться на уже знакомый мне туман я, помня свой прошлый неудачный опыт, не пытался шевелиться, а просто лежал и ждал момента, когда хоть немного восстановиться зрение. «Жив, жив, господи, я жив…», — думал я, и это после всего того ужаса, который произошел со мной. «А я?», — вдруг неожиданно возник у меня в голове вопрос, — «Я жив…?».
Никогда не считал себя сумасшедшим, всегда трезво смотрел на жизнь (кроме сегодняшнего, такого неудачного дня), частенько сам с собой мысленно вел беседы, да и кто их не ведет. Ну, может быть, я немного больше других, но я ведь «близнец», а значит где-то глубоко-глубоко внутри меня запрятано мое второе я, так что это было в порядке вещей.
Странно, но хотя этот вопрос прозвучал внутри меня, я его сам себе не задавал. «Я жив?», — опять кто-то уже более настойчиво спросил меня во мне. Мне такая бесцеремонность не понравилась, хотя, если подумать, меня самого тоже начинал немного тревожить этот вопрос. Пришлось мысленно ответить, хотя я и не знал, кому: «Да, жив, ты, жив, успокойся». И, уже немного освоившись с происходящим бредом, сам спросил: «Эй, а ты кто?». Моментальный ответ «Я — Серый» совсем сбил меня с толку. Хотя если подумать трезво, а вот этого я сам себе обещать пока не мог, то чего только не может произойти в голове у человека, рухнувшего с огромной высоты на камни. Эта мысль меня заинтересовала и вышла на первый план. «Интересно, а как это я остался в живых, если упал с такой высоты? Или я уже не живу…?». Странно, но никакой трубы, а тем более светящегося выхода перед собой я не видел. Я попробовал пошевелиться, тело слушалось плохо, но все-таки, отзываясь острой болью, слушалось. Пошевелил одной ногой, потом другой, руками, вроде, получилось. Со зрением правда пока не все было в порядке, багровый туман никак не хотел уходить, но постепенно редел, и я думал, что это временное явление, и скоро зрение восстановится. Попытался приподняться, но непослушные руки разъезжались, и я решил с этим пока повременить. Рядом кто-то тоже заворочался, я скосил глаза, но проклятый туман никак не хотел рассеваться, и я так ничего и не увидел, кроме какого-то шевелящегося силуэта.
«Ты кто?», — опять мысленно спросил я.
В ответ почувствовал удивление, и опять безликий голос в моей бедной гудящей голове произнес те же слова: «Я — Серый».
Господи, ну что за нелепая ситуация, рехнуться можно! Рухнуть с такой высоты, отключиться бог знает на сколько, а потом очнуться где-то и вести такой дурацкий разговор с кем-то, кто называет себя Серым.
«Да понял я уже, что тебя зовут Серым, теперь скажи мне все-таки, кто ты такой и как здесь оказался».
В ответ — опять волна недоумения, потом после небольшой паузы пришел ответ: «Меня загнали».
Ага, это нам знакомо, выходит, в этот злосчастный день не одного меня травили. Нет, ну до чего же «удачно» все получилось: встретиться с таким же дураком, как и я, и где, в самой гуще леса, на дне глубокого обрыва. Да, ситуация — более нелепей не придумаешь!
Я опять попытался разглядеть того, с кем вел недавно мысленную беседу. И опять ничего не получилось, но неожиданно остро, до тошноты, включилось обоняние, и я почувствовал запах собачей шерсти. Странно, откуда здесь взялась собака, а впрочем, чего гадать, скоро все узнаю. Голова продолжала гудеть, все тело ныло, но я продолжал себя успокаивать тем, что остался жив.
Рядом кто-то опять завозился, выбираясь из-под моего бока, и я снова здорово приложился головой об камень: «Черт, а поосторожней нельзя?». В ответ — волна непонятного смущения, потом кто-то склонился надо мной, и холодный мокрый нос осторожно приблизился к моему лицу.
«Все-таки собака», — с облегчением подумал я, — «бедный зверь, тоже попал в такую же ловушку, как и я», и открыл глаза. Через рассосавшийся туман всмотрелся в того, кто склонился надо мной и мысленно охнул. Надо мной стоял огромный зверь, и этот зверь был явно не собака. Надо мной, внимательно принюхиваясь, стоял самый настоящий волк. Не знаю, может быть, здесь сыграло еще и мое лежачее положение, но мне он показался огромным, очень огромным. «Матерый», неожиданно пришло мне на ум слово, вычитанное в каких-то старых книжках.
«Бред какой-то», — я опять закрыл глаза. Ну не может такого быть, просто не может, сейчас я открою глаза, и все пройдет. Я мудро последовал своему собственному совету и осторожно приоткрыл один глаз, но все осталось по-прежнему — волк никуда не исчез. И что теперь делать, звать на помощь? Куда же этот Серый так не вовремя делся? Может быть, вдвоем мы смогли бы отбиться от этой зверюги. Хотя, какое там отбиться, вон он какой огромный, стоит надо мной и никуда не уходит. Если только попробую двинуться, то эти огромные белоснежные клыки мгновенно разорвут меня на кусочки. От ужаса я мысленно застонал и опять закрыл глаза.
«Ты… чего?», — осторожно поинтересовался кто-то у меня в голове.
«Да где же ты, Серый?», — чуть не завопил я, — «быстрей спасай меня!»
«От кого?», — удивленно поинтересовался мой невидимый собеседник, — «здесь, кроме нас с тобой, никого нет».
«Как это никого нет, ты что не видишь, кто надо мной стоит?».
В ответ — опять волна удивления, какая-то неуверенная пауза, а потом тот же голос недоуменно говорит: «Это я».
В этот раз я открыл глаза уже совершенно ошарашено и уставился прямо в ясные желтые зрачки зверя.
— Как ты…? Кто ты…? — запинаясь, спросил я.
Мне в ответ опять пришла волна удивления, влажный черный нос опять вплотную придвинулся к моему лицу, и в голове спокойно прозвучали слова: «Я — это я».
Вот и поспорь с этим, а впрочем, спорить мне совершенно не хотелось, не то время и не то состояние. Надо было быстрее подниматься и уходить отсюда, а потом уже разбираться со всякими чудесами.
Опасливо косясь на своего нового знакомого, я попытался приподняться и со стоном упал обратно. Черт, как же больно, все тело — один сплошной комок боли, но хорошо хоть, что ноги, руки слушаются. Я немного полежал, дожидаясь момента, когда исчезнут цветные пятна у меня перед глазами, потом внимательно посмотрел на этого удивительного волка. Он спокойно стоял рядом со мной и тоже внимательно рассматривал меня.
Я немного приподнялся, поудобнее устраиваясь на чем-то мягком (как потом выяснилось, нам с Серым просто сказочно повезло — оба мы, столкнувшись в воздухе, упали на ворох старых, перегнивших листьев, каким-то чудом занесенных сюда, на дно обрыва), и принялся рассматривать того, кто вот так, запросто вошел в в мою жизнь и в мой разум.
Это был большой зверь в полном расцвете своих сил, густая серая шерсть не скрывала мощных мышц груди, крупные лапы уверенно стояли на земле и светло-желтые глаза, не мигая, спокойно и сосредоточенно смотрели на меня. Нет, даже не на меня, а как-то вглубь меня. Странно, но я поймал себя на том, что меня это уже не так пугает.