Елизавета Абаринова-Кожухова Этюд в красно-коричневых тонах или Тайна, несущая смерть-II
От автора
Зная по своему читательскому опыту, сколь трудно порой бывает ориентироваться в «густонаселенном» литературном произведении, автор составил алфавитный список действующих лиц и некоторых встречающихся в повести названий, в том числе устаревших.
АБЕЛЬ Владимир Ильич — идейный руководитель местной организации Национал-большевистской партии (лимоновцы).
БЕРГ Аскольд Мартынович — инспектор полиции.
ВЛАДЛЕН СЕРАПИОНЫЧ — доктор, заведующий городским моргом.
ДУБОВ Василий — частный детектив.
«За ОС» («За Общую Справедливость») — левая парламентская фракция.
ИВЛЕВ Николай — поэт.
КОЛЛОНТАЙ — бизнесмен, торговец подержанными автомашинами.
КЛЯКСА Галина Виссарионовна — следователь прокуратуры.
ЛАВИНСКА Луиза — экс-депутат парламента, погибла в автокатастрофе.
МАУЗЕР — деятель НБП.
МАРЬЯ ВАСИЛЬЕВНА — соседка Лавинской (см.)
МГК КПСС (устаревш.) — Московский Городской Комитет Коммунистической Партии Советского Союза.
МИХЕЕВ — литературный критик.
НАХТИГАЛЬ Манфред Петрович — путчист на пенсии.
НИКА — муза критика Михеева (см.)
«ПАНОРАМА» — газета определенной окраски.
ПЕТРОВИЧ — см. Нахтигаль.
СЕРАПИОНЫЧ — см. Владлен Серапионыч.
СКРИПКА — деятель НБП.
ТОВАРИЩ ШВОНДЕР — редактор «Панорамы».
УЙО — студент-ливиец, активист НБП.
ФУТЛЯРОВ — мастер ФИДЕ, шахматный обозреватель «Панорамы» (см.)
ЧАЛИКОВА Надежда — московская журналистка, помогает Дубову (см.) в расследованиях.
Время действия — наши дни. Место действия — некая вымышленная республика бывшего СССР.
* * *Автор уведомляет гг. Линдермана, Рубикса, Московцева, Айо, Фарбера, Чехлова и всех читателей, что персонажи и события данной повести являются творческим вымыслом автора. Всякое совпадение случайно.
Этюд в красно-коричневых тонах, или Тайна, несущая смерть-II
* * *Из радиоточки привычным фоном негромко звучала музыка. Частный детектив Василий Дубов скучал за столом, от нечего делать разгадывая кроссворд. Время от времени он поднимал взгляд на настенные часы и всякий раз неодобрительно покачивал головой.
Но вот дверь сыщицкой конторы распахнулась, и Василий привстал из-за стола, придав лицу любезное выражение. Однако это оказалось излишним, так как вместо ожидаемого клиента вошла Надежда Чаликова — сия корреспондентка ряда московских газет была отнюдь не посторонним человеком как в конторе, так и в жизни детектива Дубова.
— Васенька, давайте сходим в кафе, — прямо с порога предложила Надежда.
— Цитрусовое из пяти букв, первая «Л», — невпопад сказал Дубов. — Ах, в кафе? Я бы не прочь, Надя, но жду посетителя. — Он еще раз глянул на часы. — Мы договаривались на одиннадцать тридцать, а уже без пяти двенадцать.
— Ну так оставьте записку, где вас искать, — предложила Надя. — В первый раз, что ли?
— Неудобно как-то, — с сомнением покачал головой Василий. — Все-таки дама, к тому же видная персона. Ну ладно, давайте подождем до полудня, и тогда уж в кафе.
— Идет, — согласилась Чаликова. — А что за дама — я ее знаю?
— Некая госпожа… — Дубов посмотрел в блокнот. — Госпожа Луиза Лавинска.
— Нет, не знаю, — подумав, ответила журналистка. — И чем же она такая видная персона?
— Кабы я знал, — глянул в потолок Дубов. — Госпожа Лавинска более всего известна в политических кругах нашей республики, а я, как вы знаете, политикой не занимаюсь.
— Говорят, что если ты не занимаешься политикой, то политика раньше или позже займется тобой, — как бы между прочим заметила Чаликова.
Дубов хотел было возразить, но тут музыка замолкла, и из радиоточки зазвучал немного растерянный голос диктора:
— Точное время двенадцать часов. Только что мы получили трагическую новость. В аварии на углу улиц Свободы и Елизаветинской погибла известная политическая деятельница, депутат парламента предыдущего созыва Луиза Лавинска. Ее автомобиль «Жигули» на высокой скорости врезался в фонарный столб. Подробности в следующем выпуске. А теперь переходим к новостям дня…
Василий резко вскочил из-за стола и приглушил репродуктор:
— Все ясно — это случилось, когда Лавинска ехала сюда. Вчера она позвонила и без длинных предисловий сказала, что располагает некоей очень важной информацией, которую может доверить только мне, — сообщил сыщик. — И это весьма странно — ведь мы даже не были знакомы.
— Значит, о вас ходит добрая слава, — печально улыбнулась Чаликова, если даже незнакомые испытывают к вам такое доверие.
Василий пристально поглядел прямо в глаза Чаликовой:
— Скажите честно, Надя, вы верите, что смерть Луизы Лавинской — это обычный несчастный случай?
Надя почти минуту молчала, а потом тихо ответила:
— Нет.
— Что ж, — вздохнул Дубов, — от вашего ответа зависело, возьмусь ли я расследовать обстоятельства ее смерти. — И, чуть помолчав, добавил: Хотя, если честно, то я не смог бы спать спокойно, даже если бы вы ответили «да».
— Я могу вам чем-то помочь? — уже почти по-деловому спросила Надежда.
— Ваша помощь будет просто бесценна. Если вам не трудно, поговорите со своими коллегами журналистами, с коллегами Лавинской политиками постарайтесь узнать о ней побольше.
— А вы?
— А я наведу справки по своим каналам, — не без важности ответил Дубов.
* * *Одним из источников наведения справок для детектива Дубова служил небольшой ресторанчик, где он обычно обедал. А точнее говоря, круг сотрапезников, всегда готовых такие справки предоставить.
На сей раз соседями Дубова по столику оказались инспектор полиции Аскольд Мартынович Берг, заведующий городским моргом доктор Владлен Серапионыч и владелец салона подержанных автомобилей господин Коллонтай. По меньшей мере от двоих из них, а именно от инспектора и доктора, Василий надеялся что-либо выведать, а чтобы вызвать их на откровенность, с ходу сообщил, что Лавинска попала в аварию, спеша на встречу с ним.
Инспектор Берг слегка поморщился:
— Опять вы, Василий, ищете всякие страшные тайны там, где их нет. Совершенно ясно, что гражданка Лавинска просто не справилась с управлением, и оттого «Жигули» занесло прямо в столб. К тому же она не пристегнула ремни безопасности.
— Несчастный случай можно и подстроить, — заметил Дубов. — Вдруг это связано с ее политической деятельностью, или, например, с крупными деньгами?
— Не думаю, — покачал головой доктор Серапионыч. — Насколько я знаю из газет, Лавинска давно отошла от активной политики, а на днях даже вышла из партии, в которой состояла. А что до бизнеса…
— Да не было у нее никакого бизнеса, — подхватил Коллонтай. — Если, конечно, не считать бизнесом попытки продать свой «Жигуль». Не так давно она даже заходила по этому поводу ко мне в офис, но я же занимаюсь только иномарками. В общем, посоветовал искать покупателя самой, хотя и пообещал позвонить, если узнаю, что кому-то нужны «Жигули». Да видно не судьба…
— Дни наши сочтены не нами, — вздохнул доктор Серапионыч. — Всего какую-то неделю назад я лицезрел Лавинску по телевизору, а уже сегодня производил ее вскрытие…
— Ну и как? — обернулся к нему Дубов.
— Что значит «как»? — несколько удивился доктор. — Едва я принялся за дело, как ко мне в морг заявились господа из ГАИ и потребовали выдать заключение о причинах смерти. Ну я и написал, что смерть наступила от естественных причин — если, конечно, таковыми можно считать перелом черепа и прочие повреждения, несовместимые с жизнью. Тем более что это соответствует действительности… К слову сказать, обычно наши доблестные автоинспекторы подобной оперативности не проявляют.
— И это весьма странно, — в глазах детектива Дубова зажегся охотничий блеск. — Значит, все-таки что-то здесь нечисто!
— Не надо искать черную кошку в темной комнате, — пробурчал инспектор Берг, — особенно если ее там нет. Потерпевшая была известным в обществе человеком, и потому работники ГАИ хотели поскорее закрыть дело. Ну, сами знаете, чтобы отвязаться от господ репортеров, а заодно и от начальства. А если вам, дорогой коллега, больше нечем заняться, то вот вам практическое дело. До недавнего времени в нашей стране почти не было проблем с наркоманией, а в последние пару месяцев грянул настоящий наркобум — такое впечатление, будто какие-то негодяи задались целью посадить всю нашу молодежь «на иглу». И, к сожалению, это им удается.
— Мафия, — безнадежно протянул Коллонтай.
— Ну что ж, Аскольд Мартынович, я принимаю ваш вызов, — сказал Дубов. Борьба с наркоманией — задача всего общества, и я постараюсь внести свою лепту в общее дело!
И детектив погрузил ложку в уже изрядно остывшие щи.
* * *Вечером Надежда представила Василию отчет о своих разысканиях:
— Увы, похвастаться особенно нечем. От своих коллег я узнала только то, что Лавинска никогда не отказывала им в интервью, хотя она и не принадлежала к особо ярким личностям, за которыми охотятся корреспонденты. Но мне показалось, что многие склонны считать ее гибель не случайной.
— И какие основания? — насторожился Дубов.
— Никаких, — развела руками Чаликова. — Журналистская интуиция, и только. Не смейтесь, Вася, в нашей профессия она столь же нужна, как и в вашей.
— Ну хорошо, а что говорят господа политики?
— Я покрутилась в парламентских кулуарах, но сколько-то существенной информации почти не выудила. Разве что — Луиза Лавинска была депутатом от Социалистической партии, но в нынешний созыв парламента не баллотировалась. Кстати говоря, теперь социалисты и представители еще нескольких левых и промосковских партий объединены в общую фракцию, — Надя пролистала записную книжку, — «За общую справедливость». Сокращенно — «За ОС». Теперь о Лавинской. Недавно она вышла из Соцпартии, поэтому ее бывшие единомышленники отзывались о ней довольно сдержанно, хотя и не отрицали былых заслуг. Правда, и оппоненты говорили о покойной хоть и с уважением, но без особой теплоты.
— Почему, как вы думаете?
— Я так поняла, что «левые» в обиде на Лавинску, за то что она покинула свою партию, причем со скандалом, а остальные до сих пор воспринимают ее как манфредовку.
— Кого-кого, простите? — удивился Дубов. Надя снова заглянула в книжку:
— Манфредовку. Так называют сторонников Манфреда Петровича Нахтигаля, в прошлом — путчиста, противника независимости вашей республики, потом — так называемого политзаключенного, осужденного по уголовной статье «за попытку свержения законной власти». Ныне Манфред Петрович — пенсионер и неформальный лидер левой оппозиции…
— Ну что вы, Наденька, — рассмеялся детектив, — я, конечно, мало разбираюсь в политике, но уж кто такой господин Нахтигаль, прекрасно знаю. Вы лучше расскажите побольше о Лавинской.
— Так я о ней и говорю, — вскинула бровки Надя. — Во время отсидки Манфреда госпожа Лавинска постоянно выступала за его освобождение, причем занималась этим не только здесь, но и в международных организациях. И так как она всюду утверждала, что пламенного путчиста посадили не за криминал, а за политику, то тем самым терпел ущерб международный престиж вашего государства. Вот за это многие из власть имущих и недолюбливали Луизу Лавинску. Хотя и они отмечали, что покойная, в отличие от своих однопартийцев, была социалисткой по убеждению.
— В каком смысле? — удивился Василий.
— В смысле, что остальные откровенно используют «левую» фразеологию для приобретения политического, а заодно и, чего греха таить, материального капитала. Они и в парламент приезжают на «Мерседесах» и «Вольвах», усмехнулась Надя. — Так что Лавинска со своими убеждениями и «Жигулями» на их фоне выглядела белой вороной. Или, точнее, красной…
— Ну что ж, Наденька, вы неплохо поработали, — похвалил Василий. — Я еще не очень представляю, как ваши сведения помогут в расследовании, но, возможно… Погодите, я совсем забыл — пора включать новости.
Детектив щелкнул выключателем, и на экране телевизора появилась дикторша:
— …сочувствие родным и близким покойной. Неделю тому назад она дала свое последнее интервью нашей программе, которое мы теперь повторяем.
На экране возник уголок парка со скамейкой, на которой в свободных позах сидели человек с микрофоном и статная женщина в длинном темном платье, единственным украшением которого служила крупная янтарная брошь.
— Госпожа Лавинска, местом нашего интервью вы избрали Вермутский парк. Почему?
— Здесь произошли события, заставившие меня выступить с этим заявлением, ответила госпожа Лавинска приятным грудным голосом. — Я имею в виду митинг Социалистической партии, заявленный как акция протеста против ухудшающегося уровня жизни.
— То есть то мероприятие, где национал-большевики учинили, мягко говоря, некоторые беспорядки? — уточнил корреспондент.
— Да, — кивнула Лавинска. — Знаете, я всегда была за социальную справедливость и дружбу между народами и не хочу иметь ничего общего с хулиганами, ненавидящими мой народ и использующими нацистскую символику. После митинга я потребовала от руководства Социалистической партии отмежеваться от национал-большевиков, однако это до сих пор не сделано. И так как мне стало ясно, что многие мои коллеги по партии негласно сочувствуют идеям, совершенно для меня неприемлемым, то я приняла решение, да, очень трудное для меня, но окончательное, о выходе из Соцпартии.
Лавинску и корреспондента сменили кадры митинга в том же парке — два десятка молодых людей в кожаных куртках с красными повязками на рукавах, где в белом круге чернели серп и молот. Они держали плакаты «Долой ваш собачий язык!», «Вся власть НБП!» и прочие в том же духе и выкрикивали соответствующие лозунги. Камера выхватила крупным планом одного из лимоновцев — Василия поразили его пустые глаза и явно нескоординированные движения, хотя на пьяного он похож не был.
— Вася, а почему парк называется Вермутским? — спросила Надя, когда сюжет завершился.
— Особенности национальной топонимики, — озорно усмехнулся детектив. Раньше парк носил имя Калинина, но все его называли Вермутским, поскольку там каждодневно собирались пьяницы и пили «Вермут». В советские времена под этим названием продавалась дурно пахнущая бормотуха, и мы даже не представляли, что на самом деле вермут — это особая настойка на травах. В общем, после советской власти название Калининский по вполне понятным причинам решили отменить, а чтобы не придумывать чего-то заумного, то так и назвали — Вермутский.
— А, ну ясно, — кивнула Надя, то ли поверив, то ли не поверив дубовскому объяснению. — Погодите, совсем забыла! Кто-то из депутатов, уж не помню из какой фракции, говорил мне, что накануне этого нашумевшего интервью Лавинска встречалась с Манфредом Петровичем Нахтигалем, причем прямо у него дома.
— Вот оно как, — хмыкнул Василий. — Лимоновцы, Петрович, Лавинска, митинг, интервью, авария… Нет, неспроста все это. — И детектив решительно набрал домашний номер инспектора Берга.
* * *Вечерние новости смотрел в своей скромной квартирке и Манфред Петрович Нахтигаль. Разумеется, он не мог знать о разговоре частного детектива Дубова и журналистки Чаликовой на другом конце города, но душу мятежного экс-путчиста грызли смутные опасения.
«Только бы никто не пронюхал, что она была у меня перед этим идиотским интервью, — думал он, тупо глядя на брошку Лавинской. — Я-то знаю, что я не при чем, но на фига мне лишняя шумиха? Сейчас ведь чуть что — все шишки на меня. Или и вправду куда-нибудь смыться, да хоть бы за товаром, черт бы его подрал, пока шухер не пройдет? Мне в этом деле засвечиваться ни к чему».
Взор Петровича упал на ворох неоплаченных коммунальных счетов, и его настроение испортилось вконец.
— Мошенники, — переключился неугомонный пенсионер на своих более преуспевших единомышленников, — пока я им нужен был, то так и подкатывали на своих сраных «мерседесах» — мол, ты у нас, Петрович, славный герой, узник совести, поагитируй за нас. А теперь, как в этот долбанный парламент пролезли, будто вши, так и знать больше не хотят. Гнушаются, видите ли! Хоть бы пачку чая кто прислал. Небось как следующие выборы подойдут, так опять припрутся. А вот жопу им!..
Петрович бросил раздраженный взор в телевизор — там шел обзор зарубежных новостей: Лужков торжественно сдергивал простыню с очередного изваяния Церетели. Но даже и эти невинные кадры не улучшили Петровичу настроения:
— Лужков тоже скотина, уж так меня расхваливал, а хоть бы копейкой ссудил. Вы, говорит, дорогой Манфред Петрович, главный борец с национализмом, пламенный защитник русскоязычного населения во всем ближнем, дальнем и внутреннем зарубежье. Свинья в кепке! А сам чего вытворяет с этими, как их, «лицами кавказской национальности». А по-моему, так на свете существуют лица только двух национальностей: недорезанных буржуев и трудящихся!
Тем временем с экрана уже вещал телеобозреватель, который обычно в завершение выпуска подводил итоги дня:
— Можно сказать, что с уходом Лавинской левый фланг нашего политического спектра лишился последнего истинного социалиста — ясно, что назвать банкиров и домовладельцев из фракции «За ОС» левыми можно лишь с очень большой натяжкой.
— Что верно, то верно, — немного успокоившись, согласился Петрович. Хоть покойница и впадала порой в ересь опортунизма и ревизионизма, но за интересы трудящихся стояла твердо.