Онбылнебольшогороста,согромнойшеей,с
вывороченными икрами и пятками; длинные руки с толстымикороткимипальцами
доходили до колен. Как и лошадь, неподвижно стоявшая, несмотря на ветер,на
месте, он казался каменным; словно нипочем ему были и холод и вихрь.Кашель
раздирал ему горло и надрывал грудь. Когда приступ кончился, онсплюнул,и
на земле, возле жаровни,сновапоказалосьтемноепятно.Этьенвзглянул
сначала на старика, потом на пятно.
- Давно вы работаете в копях? - спросил он.
Бессмертный широко развел руками.
- Давно, ой давно!.. Мне не минуло и восьми лет, когдаяспустилсяв
шахту,какразздесь,вВоре,атеперьмнепятьдесятвосемь.
Посчитайте-ка... Сперва я был там подручным у забойщика, потом, когдавошел
в силуисмогвозитьвагонетки,менясделалиоткатчиком,апотомя
восемнадцать лет пробыл забойщиком. Затем, из-за проклятых ног, меняоттуда
перевели, и я стал ремонтным рабочим, делал насыпи и крепил галереи;итак
до тех пор, покуда не пришлось убрать меня изпод земли:докторсказалим,
что иначе я там и останусь.Ивотпятьлеттомуназадпоставилименя
возчиком... Ну, что скажете? Недурно, а? Пятьдесят лет в шахтах, даизних
сорок пять под землей.
Пока он говорил,кускираскаленногоугля,вываливавшиесяпороюиз
жаровни, озаряли красноватым отсветом его бледное лицо.
- Они все ладят, чтобы я отдохнул, - продолжал старик,-ноя-тоне
хочу: я ведь не так глуп, как они воображают!.. Продержусь еще два года,до
шестидесяти лет, и буду получать пенсию в сто восемьдесят франков. А еслия
с ними теперь распрощаюсь, то они дадут мне пенсиювсеговстопятьдесят
франков. Хитрый народ! К тому же яещесовсемкрепкий,воттольконоги
подводят. Это, видите ли, оттого, что слишком много водынабралосьуменя
под кожей: там, под землей, вас все время поливает. Бывают дни, когда ябез
крика лапой пошевелить не могу.
Приступ кашля опять прервал его.
- От этого-то вы так и кашляете? - спросил Этьен.
Бессмертный отрицательно замотал головой. Отдышавшись, он сказал:
- Нет, нет, это я простудился в прошлом месяце.Раньшеяникогдане
кашлял, а вот теперь никак не могуотделаться.Смешносказать,харкаюи
харкаю без конца.
Мокрота снова подступила ему к горлу, и он опять плюнул черным.
- Это кровь? - решился спросить Этьен.
Старик не спеша вытер рот тыльной стороной руки.
- Это уголь... У меня внутри его столько, чтоонбудетсогреватьдо
самой смерти. Вот уж пять лет я не спускался под землю; но в грудиуменя,
должно быть, накопился его целый склад, о котором я и не подозревал. Хе, это
поддерживает.
Наступило молчание; издали из шахты доносился равномерный стукмолота;
ветер проносился над равниной, словно вопль голода и усталости из недр ночи.
Освещенныйтрепетнымпламенем,старикпродолжал,понизивголос;он
вспоминал. Да! И ониегосемействонесовчерашнегодняработаютв
каменноугольных копях компании Монсу, а с самого их основания;абылоэто
давно, очень давно, - тому уже сто с лишком лет. Дед его, ГийомМаэ,тогда
еще пятнадцатилетний мальчишка, открыл каменный уголь в Рекийяре,первую-
заброшенную теперь - шахту Компании, что возле сахарного завода Фовелля. Все
знали это; и открытая дедом шахта в честь него была названа "шахтой Гийома".
Сам он деда не помнит, но ему рассказывали про него: он был большогороста,
очень сильный и умер шестидесяти лет. Потом работалотец,НиколаМаэ,по
прозвищу Рыжий; он остался в Воре да тут и погиб, всего сорока лет отроду.
В Воре в то время копали: случился обвал, земля вдруг осела; онавыпилаиз
отца всю кровь, а кости были раздроблены камнями. Затем двое его дядей и три
брата тоже сложили там головы, - только это уже позднее. Сам он, Венсан Маэ,
выбрался почти целехонек, - ноги не в счет; оттого-то и слывет ловкачом. Что
поделаешь? Работать-то нужно. У них в семье это переходит ототцаксыну,
как и всякое ремесло. Теперь внизу работает его сын, Туссен Маэ,даиего
внуки, все члены семьи, которые живут в поселке напротив. Одно поколениеза
другим, сыновья за отцами, - так они и работают сто шесть летнаодногои
того же хозяина! Каково?
Не многие буржуа могли бы привести так обстоятельно свою родословную!
- Хорошо, кабы еще при этом всегда было что есть, - сказал Этьен.
- Вот и я говорю: коли хлебесть-житьможно.Бессмертныйумолк,
устремив взгляд в сторону поселка, где
в домах начинали загораться огоньки.НаколокольневМонсупробило
четыре часа; стало еще холоднее.
- А богатая у вас Компания? - спросил Этьен.
Старик вздернул плечами, потомпоник,какбыподтяжестьюзолотых
монет.
- Ну, конечно!.. Она,можетбыть,инетакбогата,каксоседняя
компания в Анзене, но миллионовтут,вовсякомслучае,немало.Ине
сосчитать... Девятнадцать шахт, изнихтринадцатьразрабатываются:Воре,
Победа, Кручина, Миру, Сен-Тома, Мадлена, Фетри-Кактель и другие, затемеще
шесть, уже отработанных или открытых для вентиляции, какРекийяр...Десять
тысяч рабочих, концессии в шестидесяти семи коммунах, добыча попятьтысяч
тонн в сутки, железная дорога между всеми шахтами,мастерские,фабрики!...
Эх! Деньги у них есть!
Услыхав грохот вагонеток по мосткам,гнедаялошадьнасторожилауши.
Клеть подъемной машины исправили,иприемщикисновавзялисьзаработу.
Перепрягаялошадь,чтобыдвинутьсяобратно,возчикласковопромолвил,
обращаясь к ней:
- Нечего привыкать к болтовне, ленивая дрянь!Что,еслибыгосподин
Энбо узнал, на что ты тратишь время?
Этьен задумчиво смотрел в темноту.
- Стало быть, шахта эта принадлежит господину Энбо? - спросил он.