Самые великие притчи и афоризмы мира 2 стр.

Мерило народа не то, каков он есть, а то, что он считает прекрасным и истинным.

Предлагается мерить народ его собственным идеалом, с которым он заведомо никогда не совпадает, но может лишь асимптотически к нему приближаться. Этот идеал выражен в коллективном представлении — по сути, в мифе. А «каков миф, таков и шериф». Был бы образец для подражания. То есть — цель. Не для поражения, а для достижения. Если есть цель — найдутся средства, и не только у политиков, но и у народа.

Ф. де Ларошфуко Ларошфуко Франсуа де

Франсуа — VI герцог де Ларошфуко, принц Марсийяк, маркиз де Гершевиль, граф де Ларошгийон, барон де Вертей, Монтиньяк и Каюзак — родился 15 сентября 1613 года в Париже. Умный и циничный французский герцог — так охарактеризовал Ларошфуко Сомерсет Моэм.

Ларошфуко — древняя аристократическая фамилия. Этот род ведёт свое начало с XI века, от Фуко I сеньора де Лароша, чьи потомки до сих пор живут в фамильном замке Ларошфуко недалеко от Ангулема. Философ — правнук Франсуа де Ларошфуко, убитого в ночь святого Варфоломея.

Франсуа воспитывался при дворе и с юности был замешан в разные придворные интриги. Переняв от отца ненависть к кардиналу Ришелье, его смерти стал играть видную роль при дворе. За свою жизнь Ларошфуко был автором множества интриг.

Увлекшись в 1662 году «сентенциями» (меткими и остроумными высказываниями), Ларошфуко начинает работу над своим сборником «Максим». «Максимы» (Maximes) — сборник афоризмов, составляющих цельный кодекс житейской философии. Выпуску первого издания «Максим» способствовали друзья Ларошфуко, переслав одну из рукописей автора в 1664 году в Голландию, чем привели Франсуа в ярость.

На современников «Максимы» произвели неизгладимое впечатление: одни находили их циничными, другие превосходными. Изысканный стиль, меткость, лаконичность и не бесспорная для большинства читателей суровость в оценках сделали «Максимы» Ларошфуко, пожалуй, наиболее известными и популярными среди сборников афоризмов. Их автор вошёл в историю как тонкий наблюдатель, явно разочарованный в жизни, — хотя его биография вызывает ассоциации с героями романов Александра Дюма. Кстати, историю о подвесках королевы Анны Австрийской, лёгшую в основу романа «Три мушкетера», Александр Дюма взял из «Мемуаров» Франсуа де Ларошфуко.

В 1679 году Французская академия предложила Ларошфуко стать её членом, но он отказался — вероятно, считая, что дворянину недостойно быть писателем.

Очень многие считали Ларошфуко, несмотря на его блестящую карьеру, чудаком и неудачником.

В характере человека больше изъянов, чем в его уме.

Иными словами, горе — от характера, хотя ум, как известно, тоже может внести здесь свою лепту. Наблюдение, вероятно, связано с тем, что воспитание ума — обучение — ведётся куда дольше и методичнее, чем воспитание характера.

C. Лем Лем Станислав, польский фантаст и философ

Станислав Лем родился в семье врача-ларинголога во Львове, где окончил гимназию и медицинский факультет Ягеллонского университета. Во время войны был автомехаником и электриком. После её окончания жил в Кракове.

В 1946 году дебютировал на страницах литературной прессы как поэт, продолжал заниматься медициной в качестве ассистента в области психологии. С 1949 года посвятил себя исключительно литературному творчеству. Лауреат многочисленных польских и заграничных премий. В нашей стране огромную популярность принёс писателю роман «Солярис» и одноимённый фильм.

Многие произведения Лема затрагивают глубокие философские вопросы. Есть у него и книги вовсе не художественные, а чисто философские — или скорее связывающие философию с развитием науки и техники. Известнейшая из них — «Сумма технологии» — содержит множество уже сбывшихся предсказаний и исследует проблемы, уходящие ещё на много поколений вперёд.

Лем с юности дружил со священником Каролем Войтылой — будущим папой римским Иоанном-Павлом II. Тот, уже будучи понтификом, благословил Лема и его семью, несмотря на то, что вопросы религии и веры отображены в его творчестве неоднозначно. К тому же он интересовался неканоничными вопросами обновления католической церкви, к примеру: исповедовать ли искусственный интеллект? давать ли причастие клонам? Но в рассказе «Чёрное и белое», вышедшем на немецком языке в 1984 году и посвящённом истории трёх покушений на Иоанна-Павла II, Лем представил его как символ абсолютного добра, противостоящего абсолютному злу.

Огромное впечатление на Лема ещё в юности произвели сочинения Достоевского, особенно — «Записки из подполья». Его оценка была далеко идущей и более чем эмоциональной: «Господи, да ведь в этой книге, как чудовищные эмбрионы, запрятаны все „чёрные философии“ XX века. Там вы найдете терзания всех этих многочисленных и разных Камю».

Его спросили:

— Как тебе жилось?

— Хорошо, — ответил он, — я много работал.

— Были ли у тебя враги?

— Они не помешали мне работать.

— А друзья?

— Они настаивали, чтобы я работал.

— Правда ли, что ты много страдал?

— Да, — сказал он, — это правда.

— Что ты тогда делал?

— Работал ещё больше: это помогает!

Обезьяна в своё время доработалась до превращения в человека. Человек ей так благодарен, что до сих пор работает, даже вынужден страдать без работы. Кто не работает, тот страдает. Правда, социальное развитие homo sapiens привело его в такое состояние, что и сама работа часто причиняет немало страданий.

C. Е. Лец Лец Станислав Ежи

Родился 6 марта 1909 года во Львове, входившем тогда в состав Австро-Венгерской империи. Сын барона Бенона де Туш-Лец. Немецкое Letzt означает «последний», а «Лец» в переводе с древнееврейского — «паяц, шут»; Туш означает «тень», но эту часть фамилии писатель впоследствии отбросил.

Начальное образование получал в австрийской столице, так как наступление генерала Брусилова в 1915 году заставило мать с сыном уехать в Вену. Лец любил называть себя «последним личным подданным императора Франца-Иосифа». Но аттестат зрелости Станислав получал уже во львовской евангелической школе в 1927 году, после чего изучал юриспруденцию и филологию в университете Яна Казимежа во Львове.

Умение облечь мысль в лаконичную и хлёсткую фразу — главное искусство, которым Лец овладел в жизни. Поэтому поэзия взяла верх над ожидавшейся карьерой адвоката. В 1933 году вышел первый поэтический сборник Леца — «Краски», где заключительное стихотворение было посвящено Сергею Есенину.

Не всё в его творчестве нравилось полиции и цензуре: его музами были пережитая война, чувство социальной справедливости и стремление к защите достоинства человека и его прав. Не раз закрывались организованные им или сотрудничающие с ним издательства во Львове, Варшаве, Лодзи.

Предшественницами знаменитых «Непричёсанных мыслей» Станислава Ежи Леца были «фрашки» (польская разновидность стихотворной миниатюры-эпиграммы, культивируемая с XVI века). У Леца они выглядели так:

Для расширения ума надо одолеть сильнейшего противника — себя.

В 1945 году, поселившись в Лодзи, Лец вместе с друзьями — поэтом Леоном Пастернаком и художником-карикатуристом Ежи Зарубой — возродил издание популярнейшего юмористического журнала «Шпильки».

Побывал он и в статусе дипломата: в 1946 году был направлен в качестве атташе по вопросам культуры политической миссии Польской Республики в Вену, где продолжал писать сатирические стихи.

Объяснение собственного творчества в устах самого Леца звучало следующим образом: «Я хотел сказать миру только одно новое слово, но так как не сумел этого — сделался писателем».

Бред? Но ведь новый!

Для современного сознания новый бред — всего лишь «следующая серия». Зачем же останавливаться, если «процесс уже пошёл»?

Были две возможности: либо встать на их платформу, либо повиснуть над ней.

Главное — не повеситься на верхнем уровне и не разбиться о нижний.

В каждом веке есть своё средневековье.

Дополним: не всякая середина — золотая.

Верю, что когда-нибудь придёт конец органической жизни. Но не организационной!

Многие верят, что с концом органической жизни всё организационное только начинается!

Вначале было Слово. Только потом наступило Молчание.

От Великого Слова и не такое бывает…

И Молчание призвано — как изнанка Слова — вечно служить для способных его расслышать знаком этого изначального Слова.

Говорят: «Это мертво!» И убивают это.

Словом-ярлыком можно убить. Вначале — в сознании легковерных, идущих на поводу у автора ярлыка: «ЭТОГО нет в нашем сознании, значит, ЭТОГО нет вообще». Но если ЭТО может жить и вне мыслей тех, кто судит, то мертвы и сами представления осуждающих.

Умерщвление, подобно красоте в глазах смотрящего, находится прежде всего в уме судящего. Умерщвлению действием предшествует умерщвление суждением: в его корне — неспособность увидеть жизнь живого.

И в начале некоторых песен вместо скрипичного ключа стал параграф.

Ещё Пифагор заметил: музыка — та же арифметика, только в звуках. И по меньшей мере со времён античности известно, как сильно музыка влияет на настроение, может мобилизовать или, напротив, парализовать волю. Такой детерминизм, подкреплённый математическим расчётом, может легко соблазнить политиков и бюрократов начать партию со своих директив.

Не следует извлекать выводы из грязи.

Из грязи извлекаются только князи.

Оптимизм и пессимизм расходятся только в определении точной даты конца света.

Только по отношению к одному и тому же объекту оптимизм и пессимизм могут заявить о себе и друг о друге — то есть их существование взаимообусловлено. Конец света невозможно трактовать, не привлекая понятия «бесконечность». А в приложении к ней оптимизм и пессимизм не просто расходятся — они в ней растворяются.

Признания, что мир прекрасен, больше всего ждут от меня те, кто делает его для меня отвратительным.

Разновидность обмана — создать отвратительную среду и убедить, что человеку лучшего даже не найти.

Что хромает, то идёт.

Любое действие хоть чем-то сигнализирует о своём наличии. Только бездействие может существовать и втихую.

Сегодняшний харрасмент по-американски — самая яркая тому иллюстрация.

Марк Твен Твен Марк (Клеменс, Самюэл Лэнгхорн)

Родился 30 ноября 1835 года в поселке Флорида (шт. Миссури) — в год, когда на землю прилетела комета Галлея. Сам писатель придавал этому факту очень большое значение. За год до смерти он даже сказал, что умрёт только после того, как увидит новое прохождение этой кометы по небу. Так и вышло.

Был учеником наборщика, лоцмана (затем получил права лоцмана), почти год проработал старателем на серебряных приисках. Стартом в литературу послужили несколько юморесок для газеты «Территориал энтерпрайз» в Вирджиния-Сити, куда его и пригласили в 1862 году штатным сотрудником. Для псевдонима взял выражение «Мерка 2», что на сленге лоцманов означало глубину, достаточную для безопасного плавания: два фута под килем.

Первую книгу издал в 34 года. В дальнейшем Твен гордился общественным признанием своих литературных трудов, особенно ценил присуждение ему учёной степени доктора литературы Оксфордского университета (1907).

Марк Твен был первым писателем, печатавшим свои произведения на пишущей машинке.

Из присущих писателю человеческих слабостей наиболее выделялось курение. У него всегда находилось под рукой 20–30 набитых табаком трубок, чтобы он мог, не отрываясь от работы, курить их одну за другой.

Другим пристрастием Твена был бильярд. Погружаясь в эту игру, он мог пропустить начало следующего дня.

Твен очень любил также карточную игру «мокрая курица». В его доме было установлено неписаное правило: гости должны играть или в карты, или на бильярде. Если кому-то это не нравилось, шансов вновь оказаться в числе приглашённых у него не оставалось.

Лучше помалкивать и казаться дураком, чем открыть рот и окончательно развеять сомнения.

Активность изобличает недостатки, скрытые в пассивном состоянии. Но далеко не всегда избежать активности так же легко, как в беседе. А главное — пока не начнёшь действовать, сам не узнаешь, каковы твои недостатки, и поэтому не поймёшь, как их исправлять. Так что — вопреки мудрому совету — приходится и рот открывать, и кривизну рук рихтовать прямо по ходу работы…

Говори правду, и тогда не придётся ничего запоминать.

Мир лжи требует множества версий и сценария их согласованности. В условиях нарастания вала событий и интенсивной лжи нагрузка на человеческий «процессор» нарастает до критического уровня и способствует его перегрузке. Лжец в конечном счёте думает слабее. Поэтому я следую совету Твена с тех пор, как в детстве его прочёл.

В будни мы не очень удачно используем свою нравственность. К воскресенью она всегда требует ремонта.

Воскресенье упомянуто потому, что в христианстве посещение воскресного богослужения считается минимальной необходимой демонстрацией соблюдения норм религии. Но рассуждение писателя касается не только внешнего, но и внутреннего. Ветшают и старятся не только платья, но и духовные одеяния. Одежду стараются вовремя заштопать в силу визуальной доступности того, что она призвана закрывать. Душу же так просто не увидишь, поэтому возникший изъян замечают с трудом, а часто — даже и вовсе о нём забывают. Воскресное богослужение — повод к самостоятельному исправлению души.

Никогда не спорьте с идиотами. Вы опуститесь до их уровня, где они вас задавят своим опытом.

Святитель Николай Сербский, причисленный к лику святых, говорил о более широком положении, из коего следует утверждение Твена: о невозможности достичь равенства между высоким и низким. То, что выдаётся за равенство, чаще всего — победа низкого над высоким.

Козьма Прутков Прутков Козьма

Под этой литературной маской в журналах «Современник», «Искра» и др. выступали в 1850-60-е годы поэты Алексей Константинович Толстой, братья Алексей, Владимир и Александр Михайловичи Жемчужниковы, Александр Николаевич Аммосов (увы, умерший в 1866-м — всего в 43 года) и, по некоторым сведениям, автор «Конька-горбунка» Пётр Павлович Ершов.

В составленных ими «Биографических сведениях о Козьме Пруткове» указывается, что «провёл он всю свою жизнь, кроме детских лет и раннего отрочества, на государственной службе: сначала по военному ведомству, а потом по гражданскому. Родился 11 апреля 1803 года в деревне Тентелевой близ Сольвычегодска, скончался 13 января 1863 года».

Соавторы описывают далее необычное сновидение Козьмы, случившееся с ним после товарищеской гусарской попойки: он увидел перед собой голого, в одних эполетах, бригадного генерала, который привёл его темными коридорами на вершину горы, где в каком-то склепе начал прикладывать к его продрогшему телу разные драгоценные материи. От соприкосновения с одной из них он ощутил во всём теле сильный электрический удар, от которого проснулся весь в испарине. Козьма Петрович всегда очень волновался, вспоминая этот поворотный момент своей жизни и «заканчивал свой рассказ громким возгласом: „В то же утро, едва проснувшись, я решил оставить полк и подал в отставку; а когда вышла отставка, я тотчас определился на службу по министерству финансов, в Пробирную Палатку, где и останусь навсегда!“ — действительно, вступив в Пробирную Палатку в 1823 году, он оставался в ней до смерти, то есть до 13 января 1863 года».

Неизвестно, что выгадал при этом сам Козьма Прутков, но его читатели уж точно не прогадали.

Во всех частях земного шара имеются свои, даже иногда очень любопытные, другие части.

Это можно рассматривать как частный случай понятия фрактала — системы, где любой фрагмент при ближайшем рассмотрении оказывается устроен по тому же принципу, что и система в целом. Что и говорить — планета наша пестра во всех отношениях, как и её части, как и «части частей». Но если «части частей» начнут брать суверенитета «столько, сколько проглотят», а более крупные — распространяться на весь земной шар, то этому природному равновесию придёт конец. Собственно, равновесия уже давно нет. А вот «любопытные другие части» всё ещё есть. Даже странно-с.

Из всех плодов наилучшие приносит хорошее воспитание…

А в выращивании всякого плода лучше обойтись без генных модификаций. Хотя некоторые гены в них явно нуждаются.