Мамочки мои! Да где же я нахожусь? Где это – «здесь»? Что за место такое? Я же сплю, и мне просто снится... Если я сейчас проснусь, то окажусь в своей комнате. А если не проснусь? Или проснусь не дома... А вдруг это не сон?! Может, я уже на том свете?! Господи, помоги! Ведь та женщина из кафе обещала, что будет рядом. Но ее нет, я одна, где – неизвестно!
Надо срочно что-то предпринять. Срочно, срочно, срочно!!! Иначе прямо сейчас сойду с ума!
Бежать! Я должна бежать! Но как же оставить их тут? И как им помочь? Да, я провожала Ваню, но это получилось само собой, я точно знала, что должна делать, куда идти, как защищаться. А теперь? Теперь от меня требуют принять решение. А я ничего не понимаю. Где же помощь?! Мне надо немедленно найти тех, кто объяснит и научит!
– Вот что, – обратилась я к мертвецам. – Вы пока побудьте тут. Я все узнаю и постараюсь помочь. – И добавила виновато: – Я к вам вернусь. Дождитесь.
Толпа качнулась. Некоторые, как мне показалось, вздохнули с облегчением, заговорили хором, но негромко, слов не разобрать. Разбрелись.
Я распахнула калитку и действительно оказалась на улице. Абсолютно безлюдной, широкой и прямой.
Где-то внутри вспыхнул страх. Я знала, что сплю, и мне захотелось немедленно проснуться, но я не могла. Страх перерос в настоящую панику. А что, если я навсегда останусь в этом жутком месте?! Что, если не смогу вырваться?! Я ускорила шаги, потом побежала. Я бежала, почти летела, не разбирая дороги.
Пока не наткнулась на нее: маленькую японку в красном кимоно. Я бы не стала задерживаться, но пройти мимо не получилось. Рядом с девочкой в красном – целая команда: ощетинился метровыми иглами шарообразный монстр, скалит узкую длинную пасть здоровенный волк, больше похожий на гигантскую крысу. Третий, злобный карлик с лицом, как печеное яблоко, единственный напоминал человека, даже какая-то рванина вместо одежды. Я попятилась: у «гнома» под мышкой был зажат внушительных размеров боевой топор.
Путь отрезан.
«Все! Не уйти!!!» – вспыхнуло в голове.
Странная четверка почему-то не нападала.
– Куда бежишь? – спокойно спросила девочка.
И тогда я подумала: действительно, куда?
– Я хочу домой, – неуверенно ответила я.
– Боишься? – уточнила она.
– Наверное, – пришлось признаться.
– Не надо, не бойся, это же твой сон. – Она оглянулась.
Я машинально посмотрела по сторонам и под ноги: все та же безлюдная улица, крыши домов торчат из-за высоких заборов, спутанные ветви деревьев царапают небо, потрескавшийся асфальт, запустение... Надо же, я узнала это место, улицу, на которой стоит дом моей бабушки. Мне почему-то стало стыдно, как будто девочка пришла ко мне в гости, а у меня не убрано.
Но сон-то действительно мой. Так чего же я испугалась? Мертвецов? Ах да, мертвецы! Я обещала помочь, а сама сбежала. Нет-нет, не сбежала, я хотела найти помощь, но потом испугалась... И вот встретила маленькую японку. Странно...
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Тебя жду, – просто ответила она.
– Зачем?! – удивилась я.
– Ты же просила помощи...
Она что, подслушала мои мысли? И вообще, кто она такая? Пятилетняя кроха хочет мне помочь? Невероятно! А эти ее страшилища, они зачем? Ничего не понимаю!
– У тебя тут грустно, – сказала японка. – А в моем сне очень красиво, – похвасталась она. – Хочешь посмотреть?
Она звала меня к себе.
Я даже о мертвецах забыла.
Глава 8
Граница
Мне стало интересно. Что снится девочкам-японкам? Анимешки, сады камней, причудливые деревья, кажется, они называются бонсаи, бумажные фигурки оригами, цветущая сакура?..
Девочка шагнула навстречу и взяла меня за руку.
Отчего-то закружилась голова, я невольно закрыла глаза, запахло яблоками, нагретыми солнцем листьями и еще чем-то летним, вкусным, жарким.
Я снова открыла глаза и засмеялась. Ноги тонули в высокой траве, солнце пробивалось сквозь листья и гладило кожу, полевые цветы тянулись к нему, яркие, желтые, белые, синие. В камышах пряталась речка, плескала у мостков, журчала о чем-то. И все вокруг было таким ослепительно зеленым и васильково-синим, пронизанным солнцем, живым и настоящим, что я в первый момент даже забыла, что нахожусь в чьем-то сне. Таким родным и знакомым вдруг повеяло, так было хорошо! Совсем как в детстве.
И я побрела куда-то, бездумно улыбаясь, забыв обо всем – и о мертвецах, и о японке с ее жуткими монстрами.
Благодать!
Луговая трава расступилась, я вышла на проселочную дорогу, тянущуюся вдоль речки, и тут увидела уже знакомых мне мертвецов. Они стояли, боязливо сбившись в кучу, измученные, бледные, и смотрели на меня так, как будто я – их последняя надежда. Вертлявая старуха пряталась за спинами, корчила рожи. Ладно, пусть корчит, мне-то что...
Я посмотрела вверх. Здесь не было солнца и не могло быть, лишь золотистый туман поднимался вдалеке, на горизонте, хотя и горизонта не было.
Река застыла, вода лежала неподвижно, как тусклое стекло.
Я узнала это место. Не знаю как, но узнала. Память подсказала – ГРАНИЦА. Так просто, как будто я была здесь тысячу раз. Грань мира живых и мира мертвых. Оказывается, мои сны совсем близко от пропасти между мирами.
Дорога у меня под ногами вела туда, в точку перехода. Это мне тоже было известно. И страх куда-то пропал, вместо него появилась уверенность. Я ЗНАЛА!
Люди зашевелились, заговорили: «Проводник, проводник...» У меня больше не было сомнений: да, это меня они называют проводником. Я снова вспомнила, как вела Ваню. И еще ту женщину в кафе. Она ведь пыталась мне объяснить, а я не слушала...
– Не бойтесь, – обратилась я к мертвым, – здесь не опасно. Я провожу...
Дорога заросла бурьяном, покрылась тонким слоем белесой пыли. Пыль бесшумно осыпалась, поднималась над идущими невесомым облаком. Скоро дорога исчезла под наступающей зыбью, ее затянула вездесущая пыль. Кто-то нагнулся, зачерпнул пригоршню:
– Да ведь это пепел, – сказал удивленно.
– Прах и пепел, – вторили ему.
– Не отставайте! – прикрикнула я, шагая вперед. Мертвецы растянулись цепочкой, ступая за мной след в след. Мы шли по безжизненной пустыне, сплошь покрытой пеплом, тонкой золой вперемешку с костями, на нас давила серая мгла, наполняла отчаянием и безысходностью. Вдруг что-то случилось. Заплакала женщина, тонко, протяжно. Я сцепила зубы, чтоб самой не расплакаться. Мне нельзя, я проводник. Только я чувствую под ногами дорогу, только я знаю, куда идти.
Знаю.
Но откуда?
Серые хлопья пепла медленно падали на нас. Тоска, тоска... Безмолвие, холодное, равнодушное, тупое.
В какой-то момент мне показалось, что вот еще один шаг, и я задохнусь, упаду, и меня засыплет пеплом вместе с остальными.
Кисть сжали теплые пальцы. Я вздрогнула и посмотрела. Рядом семенила девочка-японка, держа меня за руку.
– У нас с тобой один сон на двоих, – сказала я.
– Нет, это граница, – отозвалась она.
– Здесь всегда так?
– По-разному, – ответила девочка.
Мы довели мертвецов до моста, перекинутого через застывшую реку. На другом берегу клубился туман. Невозможно было что-либо рассмотреть.
Остановились.
– Дальше – сами, – распорядилась я.
Они боязливо поглядывали на ту сторону и не двигались с места. Одна из женщин воскликнула: «Мама!» – и бросилась вперед. Из тумана показались человеческие фигуры, они призывно махали руками. Моих покойников явно встречали. Вскоре вся группа сдвинулась с места и, кто скорым шагом, кто медленно и неуверенно, устремилась к мосту. Потом все исчезли в тумане. Старухи среди них не было.
Отстала, что ли?
Я хотела за ней вернуться.
И проснулась.
Глава 9
Проводник
– Выходит, ты действительно проводник мертвецов, – уверенно заявила Ольга, выслушав мой спутанный рассказ.
Я лихорадочно передирала из ее тетради задачу по алгебре. В последнее время я совсем забросила учебу. Да и как тут учиться, если в голове такой сумбур, к тому же постоянная усталость? Я чувствовала себя осенней мухой.
– Похоже на то, – нехотя призналась я, – но, если честно, не могу поверить. Я все жду, найдется кто-нибудь умный и объяснит все как-нибудь просто: подростковый гормональный взрыв, со временем пройдет, и все такое...
Олька даже руками всплеснула:
– Что ты такое говоришь! Как можно! Ты же избранная! Ты знаешь такое, о чем другие и не догадываются! И хочешь от этого отказаться?
– Побыла бы ты в моей шкуре, не то бы запела! – огрызнулась я.
– Да я бы с радостью! – не унималась Ольга.
Я помахала тетрадкой перед ее носом:
– Смотри, я всю домашку у тебя списываю, не соображаю ничего! Сколько я еще продержусь? Как думаешь? А потом? Привалила радость, ничего не скажешь!
– Да я за тебя! Да я! – зачастила Ольга. – Не только домашку, я за тебя экзамены буду сдавать, если захочешь! За двоих буду учиться!
Я не выдержала и рассмеялась:
– Скажешь тоже...
Ольга молитвенно сжала руки.
– Ах, если бы только я могла, хоть одним глазком! Слушай! – горячо зашептала она. – А что, если пойти вместе с мертвецами туда, ну, за границу?
– Нельзя, – отрезала я.
– Как ты не понимаешь! – завела старую пластинку Ольга. – Вдруг я бы смогла что-нибудь узнать о Ване? – она опустила голову и чуть слышно добавила: – Если, конечно, они там помнят о нас.
– Там не забывают... Уж я-то знаю. Они теснятся в моих снах, являются уже не поодиночке, а толпами. И требуют, требуют, требуют!
– Мне так хочется тебе помочь! – умоляла подруга. – Я часто думаю, почему ты? Почему не я?
– Ты же сама говорила – так вышло. Я не просила...
– Знаешь, – ее глаза заблестели, как в лихорадке, – если бы ты попросила, я бы тебя взяла!
– Оль, я не уверена, что смогу, – призналась я. – Ведь я еще толком не знаю, на что способна, даже не знаю, смогу ли тебя защитить. И еще, мне кажется, Ваня очень далеко, понимаешь? Мне туда путь заказан, во всяком случае пока. Я брожу где-то на границе, возможно, я и есть пограничник, ну, или что-то вроде того.
– Хорошо, возьми меня на границу, может, я хоть что-то смогу узнать. Я тебе обещаю, что буду слушаться, беспрекословно подчиняться, не стану мешать, капризничать, только возьми!
Я сдалась.
– Хорошо, возьму...
Мы договорились о времени выхода. Это была ночь на новолуние.
Глава 10
Дом
По ночам я возвращалась к старому дому бабушки и деда. Он возвышался посреди двора неприступной громадой и не пускал внутрь. Гроб с дорожки исчез, путь во двор свободен. Я бродила по двору, среди высохших вишневых деревьев, ветви похожи на колючую проволоку. Ничего живого не осталось: полуразрушенный сарай, разбитые дорожки, поваленный штакетник.
Я садилась на деревянный чурбан для рубки дров и ждала. Сама не знаю чего.
Однажды увидела деда. Пошла за ним, поднялась по ступенькам крыльца, заглянула на веранду. Он рубил мясные туши, крякая с остервенением. Я испугалась: мне показалось, что он рубит человеческие трупы.
Я хотела остановить его, но он не слушал. Сказал, что здесь очень много работы – мусор скопился.
И я поняла, что теперь он окончательно поселился здесь.
– Я хочу войти, – попросила деда.
– Это твой дом, входи...
Дом впустил.
Сумрак и запустение встретили меня.
Надо открыть ставни! И вообще сделать здесь генеральную уборку.
Меня как будто услышали: распахнулись ставни, стало светлее. Я сбросила с кроватей несвежее белье, долго выгребала залежалый мусор. Сначала одна, потом ко мне присоединился дед.
«Вот если бы впустить сюда немного солнца, и чтоб ветка вишни шелестела у окна», – подумала я. Светлая полоска легла на половицы, за окном ожила старая вишня. От печки потянуло теплом, на круглом столе появилась скатерть с бахромой, та самая, на которой я в детстве заплетала косички.
На дедовой кровати подушки горкой, под кружевным покрывалом, зеленые дорожки на полу, фотографии на стенах, крахмальная салфетка на телевизоре...
– Как хорошо! – восхитилась я.
А дед ничего не сказал, как будто так и должно быть. Прав, наверное.
Я засыпала у себя в комнате, а просыпалась в старом доме.
Однажды дед разбудил меня. Я подняла голову. Оказалось, что сижу за столом в большой комнате, уснула, положив голову на руки.
– Так нельзя, – сказал дед.
– Почему?
– Ты очень устаешь. А тебе нужны силы для жизни.
– Но я не могу иначе.
– Можешь, – дед у меня суровый, и в жизни таким был. – Это твой сон. И дом твой.
– Он и твой тоже.
– Да, потому что ты так захотела.
Я не совсем понимала, о чем он. Мне просто хотелось, чтоб мои сны были, как в детстве, цветными, теплыми и радостными. Конечно, когда тебе приходится провожать умерших, это не слишком радостно, но... гораздо приятнее, заснув, оказаться в мире своего детства, чем в пустыне, усыпанной пеплом.
– Мне бы воды, – попросила я. Ужасно хотелось пить. Дед повел меня на веранду, там стоял старый умывальник, он сам его сделал когда-то. Я нажала на сосок, но вода не полилась. Ее не было ни капли. Я взяла ведро и пошла к колонке. Там должна быть вода, я знала.
Это прямо через дорогу.
Все было, как раньше: улица, заборы, деревья. Колонка дала много холодной воды, а когда я возвращалась с полным ведром, то увидела цветущие ирисы возле нашего забора.
Осколок моего мира постепенно оживал, питаясь моей памятью.
Стали приходить незваные гости. Не знаю, как они находили меня. Я вообще не представляю себе, что чувствует душа после смерти. Может быть, мой маленький мирок совсем рядом с границей? Может, пространство моих снов как-то соприкасается с иными пространствами? И с пространством смерти? Может быть, очутившись в пустыне из пепла, умершие видели крохотный островок, так похожий на жизнь, и их влекло к нему, как к последней надежде?
Они возникали, испуганные, изможденные, стояли у ворот или подкрадывались со стороны огорода и прятались во дворе или в сарае.
Я находила их в самых неожиданных местах: среди кустов смородины, на чердаке, в курятнике, в летней кухне. Вытаскивала из укрытий, сбивала в группы и водила к границе.
Я и сама не поняла, как так получилось, что дом моего детства стал отправной точкой для умерших. Или перевалочным пунктом, даже не знаю, как лучше сказать. Уходили не все. Кто-то оставался, я расселяла их по другим домам, благо их целая улица, а не хватит, так можно и еще создать. Я перестала задумываться над тем, почему умерших надо провожать. Надо – и все. Поначалу я еще слушала их жалобы, невнятные рассказы, просьбы. Выполнить их все у меня просто не хватило бы ни сил, ни времени. «Неприкаянные души» – так я называла их. Почему? Сама не знаю. Скорее всего, многие из них были очень одиноки при жизни, за них просто некому было помолиться.
Но появлялись и другие...
Как-то я обнаружила у стены сарая целый склад гробов, стоявших штабелями. Явно использованные, не новые, почти одинаковые дешевые гробы. Неровно стояли, того и гляди рухнут. Все пустые, кроме одного. В нем лежала женщина, обложенная пузырями со льдом и ватой, пропитанной какой-то химической дрянью, очевидно, чтоб предотвратить разложение. Ухищрения помогали плохо. Тело разлагалось, лицо и руки покрывались синюшными пятнами. Покойница открыла глаза, села и стала жаловаться на неудобство:
– Ну кто же это выдержит! Сама попробуй полежи тут! – Она хотела выбраться из гроба.
Я покосилась на испачканную вату и пятна на подушке:
– Нет, спасибо, предложение, конечно, заманчивое, но я как-нибудь обойдусь. А вам верю на слово.
– И что же мне делать? – спросила умершая.
– Умыться, – посоветовала я, – а это все – сжечь!
– Сжечь! – обрадовалась она. – Конечно, сжечь!
– Погодите-ка, – я склонилась над гробом, разглядывая довольно странный предмет. – Что это? – Я осторожно, двумя пальцами взяла черный камешек, по форме напоминающий яйцо. – Откуда это у вас?
Женщина удивилась не меньше моего: